Вместо пролога
В чем-то мы похожи на оборотней. Нет, не на клыкастых вампиров с румынским акцентом, которыми сейчас полнятся экраны телевизоров и страницы дешевых бульварных романов, а именно на оборотней — людей, превращающихся при свете полной луны в волков или других диких зверей. Конечно, это сходство весьма условно, не нужно искать прямых аналогий. Мы тоже превращаемся в другие существа, но наше преображение происходит скорее в уме, хотя это находит и определенное внешнее выражение. Так же, как и вышеуказанные монстры, мы скрываем от окружающих нашу особенность, боясь разоблачения, которое грозит большинству из нас потерей многого в жизни — любви и понимания родных и близких, положения в обществе. Так же, как и о них, о нас никто не знает — сколько же нас на самом деле… Итак, вы догадались, о чем я говорю?
* * *
На дворе стемнело. На августовском небе появляются первые звезды и оранжевый диск полной луны. Говорят, в полнолуние все безумцы приходят в неописуемое возбуждение. Честно говоря, у меня в полнолуние тоже бессонница — то ли просто яркий свет луны за окном мешает уснуть, то ли действительно в этих блеклых лучах таится какая-то сила, заставляющая сердце биться чаще, и тогда в голову приходят вкрадчивые мысли — словно шепот опытного искусителя, они уверенно делают свое дело… Во мне еще нет ничего необычного — парень двадцати с лишним лет, невзрачной внешности, невысокий, худой, сутулый, с угловатыми движениями… Я просто сижу дома и слушаю магнитофон… Хриплым голосом симпатяжка Элис Купер сообщает мне: ты — яд, бегущий по мои венам… Ты — яд, но я не хочу разбивать этих цепей… В этом рефрене заключена магическая сила, которой демонический актер хорошо умеет пользоваться… Но уже поздно, нужно сделать звук тише, ибо мои соседи не разделяют моих музыкальных вкусов. Я провожу рукой по подбородку — щетина царапает кожу на тыльной стороне ладони, побуждая меня к действию. Я иду в ванную и принимаю душ. Родители в гостинной смотрят телевизор, там сейчас идет какой-то детектив. Скоро он закончится, и они, пожелав мне спокойной ночи, отправятся спать… Пока я сам еще ни в чем не уверен, в голове только зудят назойливые мысли:"…сделай это сегодня, ты ведь так давно этого хотел… Девчонка хочет гулять, уважай ее желания… Не будь сопляком, покажи себя…" и так далее… Вытеревшись насухо махровым полотенцем, я вылезаю из ванны и подхожу к зеркалу с бритвенным станком. Нужно тщательно выбриться, что я и делаю. Царапин и порезов быть не должно, они могут испортить картину. Обычно-то я бреюсь электробритвой, которая не раздражает кожу лица, но сейчас мне нужно особенно чистое бритье… И пока из гостиной доносятся звуки пальбы и матерная ругань с экрана телевизора, а из моей комнаты Купер пытается втолковать кому-то, что тот дурак, потому что употребляет наркотики, я снимаю со своего лица вместе с мылом всю мужскую растительность — благо, что у меня плохо растут волосы на лице, меньше хлопот. Умывшись, я пару минут смотрю в зеркало, гримасничаю, пробуя несколько характерных выражений и отрабатывая их естественность. Сейчас еще можно сказать себе "нет" и пойти спать, как все нормальные люди. Хотя сегодня суббота — молодежь тусуется по клубам и парти, убивая мозги водкой, легкими наркотиками и музыкой в стиле транс… Для меня слово транс имеет и другое значение… Но я забегаю вперед… Итак, пока я взвешиваю все за и против, в гостиной становится тихо, щелкает выключатель — родители отправились спать… Я слышу их "спокойной ночи" и отвечаю тем же… Здравый смысл наконец пасует перед моими желаниями… Будь что будет, но эта ночь будет не моей, а ее… Я выбриваю подмышечные впадины — за пару дней там отросла щетина и колется. В этом вобщем-то нет ничего необычного — многие мужчины бреются там, это ведь еще и удобно (меньше проблем с запахом пота). Теперь я снова залажу в ванну и намыливаю ноги. Зачем, спросите вы? Чтобы побрить. Я хорошо знаю, как нужно брить ноги, чтобы не оставалось раздражения, хотя я давно этого не делал — летом на пляж с бритыми ногами не очень-то выйдешь… Через некоторое время мои ножки девственно чисты, на них и следа нет от той поросли, которая отличает мужскую ногу от женской. Я любовно провожу ладонями обеих рук по правому бедру. Насколько приятно ощущть упругость форм и бархатную гладкость кожи… Вытеревшись насухо, я иду в свою комнату, выключаю магнитофон и достаю все необходимое для исполнения моего плана… Часы унизительного блуждания по магазинам и рынкам, стыдливые вопросы, ухмылки продавцов, догадывающихся о моих намерениях и, наконец, куча растраченных денег — все это тут, аккуратно собрано в черную дорожную сумку, которая является единственной по-настоящему суверенной территорией в моем мире, словно Ватикан в Риме. Эта сумка содержит мою тайну, она — словно смерть кащеева, и я берегу ее от посторонних глаз и рук, как зеницу ока. Я расстегиваю молнию и бережно достаю оттуда по очереди все вещи. Начинают обычно с подбора гардероба. Скептически окинув взглядом одну вещицу, любовно отложив в сторону другую (прекрасно, но не для этого случая), я наконец останавливаю свой выбор на длинном черном с переливами вечернем платье с высоким разрезом сзади… Оно не слишком раскошно и претенциозно, чтобы девчонка не могла показаться в нем на улице, но между тем как раз подходит для субботней ночи… Она будет довольна моим выбором, я знаю это наперед. Я сам подгонял платье по ее фигуре, поэтому не сомневаюсь, что она будет смотреться великолепно… Рядом на моем столе лежит ее фотография, извлеченная из той же сумки — я снял ее пару недель назад — на ней моя девчонка мечтательна и выглядит очень романтично. я люблю разглядывать ее, прикасаться к ней — это очень возбуждает… Потом я подбираю для нее нижнее белье. Она любит носить чулки и черный кружевной поясок к ним, причем среди чулок предпочитает прозрачные темно-коричневого цвета. Бюстгалтер и трусики под цвет дополняют картину. Из обуви девчонка предпочтет на сегодня пару лаковых туфель на шпильках — у нее старомодные вкусы и она не любит платформ или сложнопрофильных каблуков… далее следуют рутинные действия по одеванию девчонки — я отрабатывал это столько раз, что выполняю все автоматически, словно солдат по команде "боевая тревога"… Когда с этим покончено, я сажусь перед зеркалом. В груди происходит такой перестук, что его, кажется, должны слышать соседи. Я насильно заставляю себя успокоиться, и начинаю преображение… Я специально отрастил достаточно длинные ногти и теперь всего лишь надо покрыть их серебристо-пунцовым лаком… Потом, пока они сохнут — тональный крем, пудра (на подбородок и над верхней губой побольше и посветлее, по бокам лица — потемнее, есть еще много тонкостей, но о них не хочу сейчас рапространяться)… Формирую симпатичные брови (вообще-то я их выщипываю — в рамках приличий — но окончательный штрих наносится при помощи того же тонального крема, пудры и черного косметического карандаша… Затем карандашом обвожу глаза, тушь ложится на ресницы, делая их ярче, гуще и пышнее… Теперь — тени… Легкий серо-голубой тон на верхнее веко с наружной стороны, немного серебра посередине и розоватый оттенок у переносицы. Над веком — ненасыщенный сиреневый тон в смеси с серым, причем под самой бровью ближе к виску — участок посветлее, так полагается… Теперь дело за помадой. Обвожу контур губ помадой потемнее, сами же губы покрываю светло-бардовым лоском. Пару специфических трущих движений губами — готово. Надеваю пару серебристых клипсов, ожерелье, браслетик-часики… Теперь — парик. Брюнетка, карэ — прямые волосы до плеч… Ухаживать за париком — большая морока, но результат того стоит… Поправляю его на голове, пару движений расческой — и меня больше не существует. Я исчез, испарился, оставаясь лишь заинтересованным наблюдателем, бесплотным духом, витающим в этой комнате… А вместо меня появилась девушка, сидящая сейчас перед зеркалом и добавляющая последние штрихи к макияжу… Она дует на ногти, пробует осторожно, просох ли лак… Элегантным женственным движением откидывает прядь волос со лба… Она любуется собою в зеркале, как и всякая другая женщина "при полном параде"… А я любуюсь ею. Конечно, в ней нет той классической красоты, которой бог одаривает наикрасивейших из женщин… Однако в ней есть определенный шарм, она по-своему очаровательна (поболее, чем многие обычные женщины)… И потом, она полностью соответствует моим вкусам и хорошо знает это. Она мягка и нежна, даже наивна, если хотите, тогда как я груб и циничен, и мои взгляды на окружающий меня мир окрашены в черные тона. Она никогда не пытается меня обмануть, так как я знаю все ее мысли, она любит меня так же, как я — ее. Если бы мы могли существовать в этом мире одновременно, мы, несомненно, были бы идеальной парой… И она несчастна. Несчастнее меня, поскольку ей приходится большую часть своей жизни проводить, довольствуясь пространством внутри моей головы. У нее есть свои девичьи комплексы — она считает себя некрасивой, ее беспокоят недостаточно женственные формы ее — моего — тела… Я все это прекрасно понимаю и, чем могу, помогаю ей, хотя мои возможности и не безграничны…
* * *
…беру со стола сумочку с косметичкой и небольшим количеством денег(не знаю почему, но наличие даже мелких денег всегда прибавляло мне уверенности в себе). Аккуратно приоткрыв дверь комнаты, я выхожу в темный корридор. Направо — спальня его родителей, налево — входная дверь. Я прохожу по коридору к спальне. Каблучки тихонько шуршат по ковролину… Прислушиваюсь — спят. Хорошо. Значит, можно действовать… Они ведь ничего не знают о наклонностях своего сына, не знают обо мне… А ведь я росла вместе с ним, вместе с ним училась в школе, в институте, его жизнь — это и моя жизнь тоже. Но у меня нет родителей. Он — мой единственный близкий человек на этой планете. Ему я обязана всем. Он выпускает меня, словно джина из бутылки, давая мне таким образом почувствовать себя живой девушкой, а не бестелесным духом… По дороге к двери, ведущей на волю, я останавливаюсь у большого зеркала… Из полумрака, освещаемого только светом полной луны за окнами, проступают мои черты. Я сегодня вполне женственна, даже придирчивый взгляд не выявляет каких-либо несоответствий… Это прекрасно — сознание этого придаст мне спокойствия и уверенности для моей первой прогулки по городу… Все-таки я очень волнуюсь — ведь мне впервые предстоит показаться в таком виде кому-нибудь кроме себя… И если во мне узнают его… Мягко говоря, это было бы нежелательно. Тихонько взяв с телефонного столика связку ключей, я подхожу к двери. Я боюсь, что лязганье замка в ночной тишине может разбудить спящих… Где-то громко залаяла собака. Липкие волны ужаса захлестывают меня — мне кажется, что сейчас проснется весь дом… Но нет, ничего. Я по возможности тихо открываю дверь (скрежет замка и скрип открываемой двери режут мне слух, заставляя жмуриться от страха. Ничего, я смелая девчонка, перенесу как-нибудь). Бросив прощальный теплый взгляд на дверь родительской спальни ( в этот момент мне почему-то вспоминается отрывок из "Гусарской баллады", где переодетая корнетом девушка прощается со своим домом, покидая его и отправляясь на войну… Забавно, но сейчас все наоборот), я закрываю за собой дверь. Ночь — в моем распоряжении. Когда-нибудь, возможно, я буду жить своей жизнью, непринужденно посещая магазины, салоны красоты, вечеринки… Пока мне довольно простой прогулки по ночному городу, чтобы ощутить себя наконец свободной. Я иду к лифту, и, прислушиваясь к тихому цоканью своих каблучков по бетону, понимаю, как трудно мне придется: ходить на 5-дюймовых шпильках — задача нелегкая даже для обычных женщин… Ведь до сих пор весь мой опыт состоял лишь в непродолжительном ношении их дома, в моменты, когда я могла побыть самой собой… Для того, чтобы хоть немного попрактиковаться, я решила отказаться от удобного лифта и воспользоваться лестницей. Это довольно трудно, но это доставляет мне удовольствие — длинный подол платья ласково касается ножек в чулочках, ощущение высоких каблуков на ногах просто непередаваемо. Я счастлива и взволнована. Счастлива так, словно я — Золушка в предвкушении бала. Взволнована потому, что до сих пор не окончательно уверена в своей женственности. Но есть только одно средство, способное развеять или подтвердить мои опасения… Оно поджидает меня внизу — это консьерж в осещенном подъезде. Ночью на улице я буду в определенной безопасности — темнота может скрыть все мои недостатки… Но тут при ярком свете я буду видна вся, как на ладони. Если меня о чем -нибудь спросят, я буду не в состоянии ответить — его голос наверняка выдаст меня… Вот он, момент истины. Я спускаюсь вниз по ступеням парадного, стараясь не смотреть на мужика лет пятидесяти, который сидит в будке дежурного и с вялым интересом разглядывает меня, направляющуюся куда-то среди ночи в интригующем наряде. Удаляясь от подъезда, я просто чувствую его внимание на себе, на своей попке и ножках…. Вроде обошлось… Сердце готово выскочить из груди. Я наконец свободна…
*****
Прохладный воздух улицы окутывает меня, сгоняет краску волнения с лица, покрывает оголенные плечи и руки, шаловливо забирается снизу под платье, и, подымаясь вверх по гладким ножкам, создает целую гамму непередаваемых ощущений… Я иду, и мои каблучки призывно стучат по асфальту. Сперва я страшусь этих громких звуков, разрывающих полночную тишину, но затем мне придает уверенности мысль, что именно этот звук и есть наиболее естественный, и незачем стесняться себя на улице. Пока что лишь тусклая оранжевая луна наблюдает за мною. Девчонка и луна хорошо понимают друг друга, им обеим есть что скрывать, и ночное светило из женской солидарности делает все, чтобы оборотная сторона девчонки, так же как и ее собственная, осталась невидимой для окружающих. Я иду, контролируя каждое свое движение — теперь я, а не он — хозяйка этого не слишком гибкого и податливого тела, и я хочу выжать из него тот максимум женственности и очарования, на которое оно только способно. Естественность походки, движений рук, осанка (я ненавижу его за эту сутулость, мне приходится прилагать особые усилия, чтобы скрыть ее)… Хотя во всем этом пока нет надобности — вокруг не души… Но приключения всегда приходят неожиданно. Сзади скрипнула дверь в одном из домов, которые я уже успела оставить позади, и за моей спиной зазвучали торопливые мужские шаги… Кто бы это ни был, он идет со мной в одном направлении, приближаясь с каждым шагом. Вероятность того, что я — его цель, ничтожна, но в душе на какое-то время поселяется липкий страх… Страх перед его намерениями, перед возможным разоблачением… Я неосознанно немного ускоряю шаг, но оглянуться не решаюсь — это будет выглядеть несколько глупо. Так мы и идем, пока он не догоняет меня… Он проходит слева от меня в каких-нибудь трех метрах, и чисто по-мужски, рефлекторно, бросает в мою сторону взгляд, чтобы засвидетельствовать, что он меня заметил. Я отвечаю ему безразлично-холодным взглядом из-под полуопущенных век — не хочу рисковать, привлекая к себе более пристальное внимание демонстративным пренебрежением его присутсвием рядом со мной. С другой стороны, мой взгляд ничего и не обещает. Вероятно, мои действия верны — мужчина среднего возраста в джинсах и спортивной куртке уходит вперед, далеко обогнав меня… Тем временем я выхожу на широкую улицу — дорога пустынна, свет редких уличных фонарей освещает тротуар, по которому я теперь иду. В спину мне ударяет свет автомобильных фар, я слышу приближающийся гул двигателя… Еще мгновение, и темно-красный жигуль проносится слева мимо меня, заглушая звук моих шагов. Мне становится весело. Я снова ускоряю шаг, наслаждаясь своими ощущениями. Ходьба по ночной улице на высоких каблуках — дело нелегкое, но я ничуть не сожалею, что выбрала шпильки. Плата за эти неудобства — особое чувство стройности, женственности, грации. Каблуки для женщины — это ее пьедестал, и сейчас я это очень хорошо понимаю… Скроенное по фигуре платье мягко, но уверенно облегает талию, подчеркивая для меня ее гибкость. Наконец моя поступь приобретает необходимую уверенность, и я уже могу не заботиться ежесекундно о правильности своих движений, которые становятся более плавными и автоматическими. Наконец-то я могу расслабиться и получить полное удовольствие от прогулки… Я иду в свете уличных фонарей, плавно и аккуратно покачивая бедрами, ступни становятся в одну невидимую линию, словно у канатоходца, вес молодого тела мягко и расслабленно переносится с бедра на бедро, спинка гордо выгнута, голова высоко поднята — мне сегодня действительно есть чем гордиться (возможно, позже я осознаю глупость и необратимость поступка, который сейчас совершаю… Но это уж потом, как говорится… Когда идешь по дороге в Ад — не оглядывайся с сожалением на пройденный путь, ибо ты знаешь, что по этой дороге движение одностороннее…). Я вижу на асфальт перед собой свою тень в свете уличных фонарей. Глядя на нее, машинально дорабатываю свои движения, чтобы приблизиться к собственному понятию об идеале. Мне нестерпимо хочется увидеть себя со стороны. Я знаю, это во мне говорит он. Ничего, перебьется… Сейчас — удовольствие для девчонки, парень развлечется как-нибудь в другой раз… В моей голове звучит музыка. Я сливаюсь с этим тяжелым, навязчивым ритмом, растворяюсь в нем, мое тело двигается само собой, словно в абсансе… Я подношу ладонь левой руки к глазам тыльной стороной. В ночном полумраке лак на ногтях выглядит темнее. Ничего, так даже лучше… Навстречу мне идет прохожий. Погружен в свои мысли, но вскоре поднимает голову, услышав впереди себя мои шаги… Я надеюсь, что не похожа на шлюху — по крайней мере, ни одеждой, и жестами я не пытаюсь сообщить ему о своей доступности. У меня есть своя гордость: смотреть — смотри, а руками не трогай. И потом — я не хочу мужика. По крайней мере, не сейчас. Но мне приятно, как он на меня смотрит — сперва безразлично (рефлекс любого мужчины в ответ на стук женских каблуков), затем — с легким удивлением (что она тут делает так поздно, куда направляется?), и наконец — с определенным интересом (а она ничего… Недотрога, но вполне симпатична…). Мимо он проходит, быстро и смущенно опустив голову (видимо, хотел попытаться завязать знакомство, но в последний момент скомплексовал… Тем лучше… Неча к незнакомым девушкам приставать по ночам. Идет куда-то — значит надо, и точка.) Я ловлю себя на том, что открыто улыбаюсь… Я оборачиваюсь ему вслед и успеваю поймать его точно за тем же… Это рискованно, может плохо кончиться, и я отбрасываю всякую сентиментальность. Хватит с него. Да и с меня тоже. Придав своим движениям максимум решительности, я удаляюсь прочь от него, продолжая свою одиссею по улицам ночного города… Длинная дорога, и я иду вдоль нее. Пара попутных машин обдает мою спину рычанием мотора и ветром скорости, дозволенной только в это время суток. Вдруг едущая навстречу машина замедляет ход, и, поровнявшись со мной, разворачивается. У меня внутри все замирает. А водитель меж тем, притормозив у обочины с моего края дороги, открывает дверцу. Он не выходит и ничего не говорит — он ждет. Ждет моего решения — ехать или не ехать. Я иду мимо в каких-нибудь десяти шагах, боясь обернуться и посмотреть на него. Во мне борются здравый смысл, подсказывающий, что побыстрее пройти мимо — лучший выход из ситуации, и сумасшедшая мысль — как было бы неплохо подыграть этому парню, воспользоваться его услужливостью (к парню, в котором я живу, никто и никогда не проявлял такого внимания, тем более среди ночи), попросить его отвезти меня куда-нибудь… Да, это рискованно, но не это меня пугает. Я вспоминаю об одном своем важном недостатке, и с сожалением прохожу мимо… Перекресток. У поворота — пара ночных киосков… Как свет оплывающей воском свечи привлекает мотылька, они манят меня. Да это и так же опасно, как глупому насекомому лететь на открытое пламя. Но я не задумываюсь над возможными последствиями… Подходя к ближайшему из них, я различаю сквозь витрину, уставленную бутылками с пивом, сладостями и прочей дребеденью, голову продавщицы и парня рядом с ней (хахоль, наверное — коротают ночку). Сбавив ход, я медленно обхожу киоск, словно высматривая что-то для себя… Из окошка рядом с собой слышу вопрос женским голосом:"Что вам, девушка?…" Меня ошпаривает, словно кипятком. С одной стороны, вопрос приятен (во мне признают девушку, и я впервые слышу четкое подтверждение этому), но с другой стороны — вопрос требует ответа. Смолчать? Это будет выглядеть, по меньшей мере, глупо. Я, в конце концов, не русалочка, которую за красоту лишили голоса. Я тысячи раз наедине тренировала свой женский голос, пела им, произносила простые фразы… Но так же, как и в ситуации со своей внешностью, я пребываю в полной неуверенности относительно результатов своих опытов. Я не могу быть объективной. Да, у меня не волжский бас, но и не сопрано, и тембр далеко не типичный для женского голоса… Одним словом, я предпочла бы им не пользоваться, но жизнь сейчас не оставляет мне выбора… Пока я размышляла, что ответить, мне помог тот самый парень справа от киоскерши, который держал в руках несколько засаленных игральных карт (…очень интересное занятие для этой пары ночью… Впрочем, не мне их судить…) "Девушка,"-сказал он, с неприличным любопытством разглядывая меня сквозь витрину и сделав паузу после этого слова, — "наверно хочет взять пивка? Или сигарет? Есть "Хольстен"…" — "Да,"- коротко пискнула я, сопровождая свое согласие кивком головы и уперла указательный пальчик в витрину напротив зеленоватой бутылки… "Два тридцать," — это уже голос девушки-продавщицы… Я слегка трясущимися руками открыла сумочку и достала денежку… Из окошка сильно пахло табачным дымом и спиртным… Через мгновение в моих руках оказалась на удивление прохладная (из холодильника, решила я) бутылка пива и теплая (из кармана девушки) мелочь. Несмотря на быстроту произошедшего я отметила красоту девчонки-продавщицы… Возможно, при других обстоятельствах… Я заставила его замолчать внутри меня — и так хлопот по горло… Парень затянулся, выпустил струю дыма под прилавок, и вынув оттуда полупустую бутылочку джин-тоника, сделал хороший глоток: "…а сигарет?… Девушка, вы не курите?.. Вам не страшно одной?.. А то заходите к нам…" Тут он запнулся (получил от девушки-продавщицы чувствительный толчок кулачком по спине). Лицо девушки было слегка сердито ("ревнует,"-вдруг догадалась я. -"И к кому? Ко мне? Да она в сто раз красивее меня!" Черт, видимо парень уже был хорош, если полез при своей девочке цепляться к какой-то сомнительной незнакомке). Я иронично-успокаивающе улыбнулась девушке и отрицательно покачала головой. Та почему-то слегка печально, как бы извиняясь, улыбнулась мне в ответ… И вот я снова иду по улице, в руке зажата бутылка пива, и что с ней делать, я не знаю. Вообще-то пиво для того, чтоб его пить, говорит мне моя логика. Но ее надо открыть… Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь подходящего для моих целей. Наконец, выбираю дверь ближайшего подъезда, подхожу к ней. Мне не нужно в этот подъезд. Мне не нужна даже сама эта дверь. Только ее ручка. Прислоняю горлышко бутылки к острому выступу на ржавой железной ручке, и парень внутри меня быстрым и уверенным ударом открывает бутылку… В ночной тишине слышно звяканье крышечки об асфальт. Я пробую пиво на вкус. Ничего, пить можно. Пара полновесных глотков оставляют в моем желудке чуть ли не половину бутылки, а на зеленом стекле горлышка — следы моей помады. Привыкай: следы помады на всем, к чему прикасаешься губами — обычное дело. Специальная немаркая помада стоит дорого и сушит губы. Я разворачиваюсь спиной к двери, чтобы двинуться в обратный путь ( в конце концов, на сегодня довольно), и тут позади меня раздается противный скрип и что-то острое и твердое больно бьет меня по пояснице… Я делаю пару шагов вперед, едва сдерживаясь, чтобы парень внутри меня не выругался матом. Я мгновенно представляю себе ту самую ржавую ручку, об которую только что открывала пиво (это, несомненно, она) и ярко-лиловый синяк на пояснице в том месте, где она меня ударила… Но двери сами по себе так не открываются — их открывают. Я оборачиваюсь. И вижу в распахнутой двери покачивающегося расхристанного мужика, застегивающего ширинку и глядящего на меня тусклыми глазами. "Бухой, отливал в подъезде,"- мгновенно сделал за меня заключение парень. И добавил:"Сваливай побыстрее, дорогая, с этим могут быть проблемы"… Я демонстративно сплевываю, выражая свое презрение к этому отбросу общества, и как можно быстрее удаляюсь, пытаясь забыть о боли в спине…Естественно, я ожидаю момента, когда мои уши уловят его шаги за спиной, от волнения несколько раз спотыкаюсь, и ночь разрывают специфические звуки шарканья шпилек по асфальту… Вспоминаю, как нужно действовать каблуками, когда хватают в обнимку сзади… Мысль о том, что можно просто развернуться и садануть его кулаком в челюсть или дать бутылкой по башке, пришла бы в голову парню, но я его сейчас не слушаю… Впрочем, ничего страшного так и не происходит…