Она:
Уже трусы снял. Так просто не можешь полежать?
Он: Резинка давит. А и зачем мы будем просто лежать? Давай наслаждаться.
Она: Отстань. Каждый раз одно и то же. Только и знаешь.
Он: Ладно, ладно, не сердись. Мы просто полежим, как братик с сестричкой.
Она: Только не приставай.
Слышен шорох снимаемого платья.
Он: Давай лифчик снимем, он тебе давит.
Она: У меня титьки мерзнут без лифчика.
Он: Я их погрею. Мы прижмемся, я их и согрею. Ух, какие большие. Прямо зарыться можно, как в стог сена. "Груди твои как два облака, павших на землю". Вроде так говорил царь Соломон дщери Иерусалимской. Создала же природа такое диво. Сколь ни гляжу — все поражаюсь.
Она: Трусики не снимай.
Он: Да зачем они тебе. Только груз ведь один.
Она: Вредина ты.
Он: Смотри как приятно. Тело к телу, кожа к коже как хорошо прижаться. Ужас как приятно. "Попка твоя как два полушарья земных".
Она: Больно. Задавишь ведь.
Он: Интересно, мне сосед Эрик-армянин как-то признался, что никогда в жизни не видел голого тела своей жены… Да не тащи ты простынь. Дай я полюбуюсь. Что может быть прекрасней голых сплетенных тел мужчины и женщины: В Эрмитаже я всегда захожу на третий этаж к Родену. Вот кто умел придавать красоту человеческих сплетений и объятий. А этим летом я как-то зашел на современную выставку. Прошел всю, все два этажа да с балконом — и представь, ни одной голой бабы или мужика. До чего дошло, даже на картине "В бане" мальчишку лет десяти одели в трусики. Цинизм какой-то. Что за живопись без голой натуры? Никогда такого не было.
Она: А помнишь, как ты меня все фотографировал в Ленинграде с голыми мужиками. А я ужасно стеснялась. Тогда я еще первый раз была в Ленинграде, и для меня голая натура с письками прямо чудовищной казалась. Мне так и казалось, что все видят, что я только на эти письки и смотрю. Стараюсь не смотреть, а так и тянет глаз. Они у всех такие маленькие, гладенькие, не то что у тебя, торчит как палка.
Он: Да где торчит? Смотри, птенчик, совсем птенчик.
Она: Ну да, знаю я. Лежит, пока не трогаешь. А как тронешь, он как тигр разъяренный вскакивает.
Он: Да не бойся, Совсем он не тигр. Это раньше было. А сейчас он у меня импотентик. На спор, что не поднимешь.
Она: На спор. Через две минуты будет стоять как оглобля.
Он: На спор.
Она: Что буду иметь?
Он: Что хочешь.
Она: Пятьдесят рублей на австрийские туфли.
Он: Да хоть сто. Я же знаю, что выиграю. Ничего ты с этой мышкой не сделаешь. Это что? Это писька, что ли? Так, что-то безобидное.
Она: Знаю я это, безобидное. Чего ты споришь. Сколько раз уже проигрывал?
Он: Так это было в раньшие разы. А теперь ни за что тебе его не поднять.
Она: Хорошо. Спорим. Только писаться не будем. Договорились?
Он: Да как так?
Она: Да не хочу я! Тебе только подавай. Готов целыми днями писаться. В горле у меня уже стоит.
Он: Не преувеличивай. Да и на этой неделе мы совсем не писались.
Она: Чего сочиняешь?! А в понедельник? А вчера?
Он: В понедельник мы за воскресенье долг восполняли. А вчера разве писались? Я что-то не помню.
Она: Ну, ты даешь. Уже забыл. Утром меня изнасиловал сонную и еще спрашиваешь.
Он: Утром не считается. Это случайная писька.
Она: Все, ты на эту неделю уже выбрал лимит. Говорят сама Белянчикова по ящику сказала, что надо один раз в неделю. А тебе каждый день подавай. Да не люблю я этого.
Он: Да что ж, мне бабу, что ли искать?
Она: Иди и ищи. Только отстань от меня.
Он: А чем я виноват, что мне всегда хочется.
Она: Ты какой-то ненормальный. Тебе к врачу сходить надо. Может он таблеток тебе выпишет. Или к Белянчиколвой обратись за помощью.
Он: Да не права ты. Знаешь ли ты, чем страдает современный человек? Гиподинамией. А одна писька равнозначна по усилиям пяти километрам бега трусцой или подъему на десятый этаж. С тобой мы бегаем трусцой? Нет. Будем зато любить друг друга. Давай вот пробежим сейчас пять километров. С писькой — от инфаркта.
Она: Что ты пристал. Что вы вообще, мужики, представляете? Вот что? А я отвечу. Мужчина — не человек, а фабрика по производству спермы. Сколько ты ее произвел? Сколько ты в меня ее влил? Подсчитать, так ужаснешься.
Он: Это уж точно. Может пол пуда будет.
Она: Полпуда ты уж загнул.
Он: Давай считать. Пусть пять граммов за раз. Сколько в году мы с тобой отношения имеем? Пусть 100 раз.
Она: Сто не будет.
Он: А вспомни, как летом в Крыму.
Она: Там ты меня вообще заебал. По два раза на день. Я уж не знала, куда бежать.
Он: Это я тебя худил.
Она: Что-то не дает эффекта твой метод. Смотри, какая жирняга стала. Скажи, что я толстая. Скажи, скажи, увидишь, что будет.
Он: Нет, ты совсем не толстая. Ты просто пампушка.
Она: Кто меня полюбит такую толстую? Ты, что ли?
Он: А как же, вот сейчас как раз хочу полюбить.
Она: Не так. Душой, а не писькой.
Он: У мужиков вся душа в письке. Вообще ты верно заметила, что мужчина — это фабрика по производству спермы. А что нужно для здоровья мужчины и его долголетия? Чтоб эта фабрика правильно функционировала. Согласна?
Она: Ну и что?
Он: А что главное для нормальной работы фабрики?
Она: А что главное?
Он: Отдел сбыта и регулярная поставка готовой продукции. Вот что главное, чтоб любой завод хорошо работал, потому что самое вредное, когда готовая продукция переполняет склады и внутренние каналы. Тогда приходится останавливать конвейеры, тормозить производство, оно разлаживается, а если часто, то и вообще может развалиться. Согласна?
Она: К чему клонишь?
Он: К тому самому. Регулярная половая жизнь и есть регулярная отгрузка готового продукта с мужской фермы. Стало быть это и есть залог здоровья мужчин, которых надо беречь. Еще "Литературка" об этом писала. Может и всякий рак у мужчин от неудовлетворенных половых потребностей, а уж преждевременная импотенция — как дважды два. Может ты этого хочешь?
Она: Ужасно хочу. Тогда я могла бы играть твоей писькой без всякого страха. Подняла бы и опустила. Вправо упадет — тебе за кефиром идти. Влево упадет — тоже тебе за хлебом идти. Как приятно было бы.