Парная встретила меня жаром и запахами трав. Тетя развешивала их пучками, от пара они размягчались, источая ароматы леса. Полог был трехступенчатый, и забраться на его вершину я не решился — выбрал золотую середину. Тетка исхлестала меня веником, намылила спину, окотила водой. Спереди я намылился сам.
Все было как обычно, пар стоял клубами, рубаха на тете взмокла… Вообще-то, я все думал о своем. О том, что же это было со мной? Но, неожиданно, мне на глаза попался её сосок. Как я уже написал: у тети груди были маленькие, зато соски крупные продолговатые и при мокром состоянии рубахи они выперли из ткани. Один из них я и увидел.
Глаза словно прилипли. Тетя была влажная, румяная, но видел я только его, будто ничего больше не было. Она что-то говорила, шутила, а я смотрел и смотрел. Со стороны, наверное, было забавно, поскольку, головой вертеть я и не думал, а тетя на месте не стояла. Мои зрачки ходили по орбите век, вызывая косоглазие. Но это было полбеды, вторая половина начала меня беспокоить ниже.
Здесь, пожалуй, надо сделать небольшое отступление. На самом деле, что такое эрекция в тринадцать лет, — почти в четырнадцать, я тоже еще не знал. Нежданно-негаданно, мое отличие от девочки иногда начинало твердеть и зудиться, требуя к себе внимания. Вызывало желание потрогать. Но призывы созревающего организма возникали спонтанно, в разное время и в различных местах, — в общем, с девочками, женщинами связи никакой, — то я полагал: что-то вроде чесотки от укуса комара — расчешешь волдырь, он увеличится, и еще больше будет чесаться, пока в кровь не раздерешь.
Так как чувство самосохранения, пока еще сдерживало во мне призывы природы, потеревшись о тесные плавки мое отличие от девочки пускало мутную слезу или две и сникало, затаившись в ожидании своего часа. Но этим утром, от ухабов проселочных дорог, оно восстало и излилось уже не одинокой слезой, а терпким и пряным потоком, орошая крайнюю плоть.
Обычно, баня снимала это приятный и зовущий зуд. Становилось легче. Обычно, но не в тот день. Сосок, выпирающий из-за мокрой рубахи тетки, вызвал в моем юном организме новый мощный прилив. Мое отличие от девочек совсем взбунтовалось. Оно выросло. Требовало, чтобы я сломал его стойкость. Зажал в ладони и переломил. "Ты только зажми!" , — посылая приказы в голову, зудилось оно.
— Хорошо промой, — проговорила тетя, смотря на место, которое нужно промыть, намыливая мне вихотку до такой пены, чтоб мое "отличие" потонуло в ней словно Эверест в облаках.
С величайшей вершиной мира, конечно, я погорячился, но тогда мне действительно казалась, что мое отличие от девочек выперло Джомолунгмой и никак не ниже. Но, нет, оно вполне поместилось в мочалке.
— Три, три, — не стесняйся, — улыбнулась тетя, приподнимая подол рубахи и отжимая край. — Ладно, сам домоешься. Пойду, а то ты меня сегодня запарил. За два года-то вырос:
При движениях она немного ко мне наклонилась. Я умудрился одновременно увидеть ее ноги выше колена и заглянуть в разрез рубахи, где об материю терлись две маленьких груди.
Как это у меня вышло, ведь она стояла почти вплотную к пологу, я не знаю. Сделала ли она это специально? Тоже не известно. Но, я почувствовал, как мое отличие от девочки под вихоткой забилось в сладкой агонии. И чем больше я его сжимал, тем сильней были толчки. Спасительную, словно фиговый лист, мочалку, я невольно схватил обеими руками. Тетя поспешила выйти.
Уже из предбанника, я услышал:
— Не торопись, понежься, отдохни с дороги. Дед хозяйству обход делает. Так что ужинать не скоро…
Итак: свершилось. А что свершилось? Лежал на пологе и думал: не заболел ли я? Правда, симптомы неведомого мне недуга были очень даже приятны. Но, после того как я "лишился девственности" , мое отличие от девочки действительно заболело.
Оно слегка поламывало и наводило на меня какие-то ужасные мысли. Я уже не помню какие, но ужасные, очень схожие с преддверием кастрации. Успокаивало одно, находился я в глуши, до ближайшей больницы километров двести, и если суждено мне сравнятся с девочкой, то еще не скоро.
Прошло с полчаса, может меньше. Мое отличие от девочки перестало болеть и снова заявило о себе. Расставаться оно со мной явно не собиралось. Просило поддержать. Не распускать нюни и взять его в руки. Честно, я боролся с этим. Минут пять. Потом решил: должен же я проверить — оно при мне или рядом, на пологе, вроде, размягченных паром, пучков трав по стенам бани.
Запустил в разведку левую руку. Глаза поднял к потолку, сам себе не решаясь сказать: боюсь. Мой "пучок" из двух основных отличий от девочки не оказался вялым и висячим, он снова зудился и требовал к себе особого внимания.
Это я сейчас понимаю, насколько различны мужчина и женщина, как в физиологическом плане, так и в психологическом, а тогда я искренне обрадовался, что пубертатный период не сотворил из меня девочку.
Кстати, с возрастом, изучая психологию и сексологию, я понял: первый раз важен не только у девочек, но и у мальчиков. Я не говорю о первом половом акте, — сам по себе это уже следствие, но не сам факт сексуального влечения. Совсем не из каких-то предубеждений, — по банальному незнанию, я довел свой растущий организм до бунта, стихийного и, в прямом смысле, спонтанного.