Расправляя у себя на коленях платок, тетя поделилась им с Наташкой, накинув край и на ее бедра. Наташка немного поерзала, посмотрела на меня, и приблизила губы к уху тети, та немного к ней наклонилась. Что касается меня, то я расположился по-хозяйски, закинул ноги на кожаный валик, благо ничего меня теперь не стесняло, а голову уложил на тетю, прижался к теплому животу, она взлохматила мне кудри, приятно перебирала мои волосы пальцами.
Наташка шептала тихо, как ни старался, услышать ничего не получалось. Наблюдал. Лицо тети менялось от внимательного, до какого-то игривого, что ли. Глаза ее быстро, быстро переливались улыбкой, пока улыбка не распространилась и на ее губы.
Тетя ласково сжала мой чуб и ответила:
— Придет время, Наташ, и узнаешь. Только всяко бывает. Кому разница, кому — нет, лишь дразниться, да, ни в какую…
Наташка отстранилась, — не ожидала, что тетя ответит вслух. Тетя потрепала мне кудри и, на ее вопрошающий взгляд, ответила:
— Такие дела с мужиком обговаривать надо — не с бабой. Пусть слушает. Глядишь, одной женой, когда-нибудь, счастливее станет.
— Слушает?!
— Если начнешь скрывать, ничегошеньки доброго не получиться. Вот, и женщина та — в книге, от чего по разным местам прячется, да от мужа хорониться?
— Не знаю…
Наташа потупилась. Мне же стало до жутиков интересно, тетя приоткрыла еще одну свою сторону. И сколько еще у нее их было?
— Стало быть, закончили разговор? — спросила ее тетя.
— Он мне не муж… — отрезала Наташка и отвернулась.
— Не муж, но и не подруга! С подругой, стало быть, можно себя узнавать, а с парнем нет. Стыдно или боязно?
— Боязно… и стыдно… А откуда… про подругу узнали?
— Откуда узнала — то мое! Главное, Наташ, научиться, не комкаться перед мужиком. Комканые-то мы никому не нужны. Не им, — тете опять взъерошила мне кудри — не себе. От комканий только морщины на лице, корки на теле, да в сердце злоба нарастает.
Здесь у меня впервые появилась мысль, что неспроста уехал дед, неспроста здесь я, и неслучайно приехала Наташка. Но, как все было ненавязчиво соединено в доме за сто километров от цивилизации, вдалеке от морали города и того, что это мораль порождает, ломая природу. Соединено вокруг тети — умной, красивой женщины.
Вроде, я сам хотел поехать в деревню, Наташка тоже, без наставлений и порицаний изъявила желание в лесничестве погостить. А оказывается! Нет, точно, в лице тети разведка многое потеряла…
— Было-то всего два раза, — краснея, буркнула Наташка.
— А у меня три… в интернате… — тетя улыбнулась, притянула к себе Наташку.
И как она ловко умела менять гнев на милость. Только девчонка хотела закрыться и тут такое! Мое ухо просто воткнулось в тетин живот, пока я оттопыривал другое — весь превратился вслух. Если не рука тети — пальцы, теребившие мои кудри, создавалось впечатление, что они говорили, не подозревая о моем присутствии.
Наташка резко повернулась к тете, с распахнутыми глазами.
— Три! В интернате?!
— Может четыре, я не считала…
Откровением, которое подала, как бы между делом, да еще при мне, тетя произвела на Наташку неизгладимое впечатление. Пройдя через годы, я понимаю, что те две интимных встречи с подругой, случайные или нет, давили на Наташку, она не могла с ними справиться в одиночку, но и рассказать кому-либо боялась.
Наверное, это было нечто из цикла подростковых уверений себя "это в последний раз". Тетя сделала первый шаг к такому разговору и Наташку прорвало. Забыв про мое присутствие, она стала рассказывать, как с подругой просто спали вместе — их койки в интернате рядом и часто, ночью, она перебиралась к ней.
И однажды, подруга предложила снять трусики, спать без них. Наташке понравилась идея, они так и сделали. Обнажились, прижались друг к другу под одеялом. Рука подруги нашла Наташкин золотистый пушок…
— Я повернулась к ней спиной, но она… она…
Наташка покраснела, потупилась, будто меня только увидела…
— Куда его денешь-то! — ответила тетя, потаскав легонько за вихры. — Все равно будет подслушивать. Будешь?
Я нагло моргнул, подтверждая.
— Уши как у чебурашки вырастут! — буркнула Наташка и снова отвернулась.
Конечно, она могла встать, уйти, но только отвернулась, нервно скомкав угол тетиного платка у себя на бедрах.
— Тебе просто хотелось, чтобы ласкал кто-то другой, Наташ… Попробовать как это, когда к ней прикоснулась не твоя рука.
— Да, тетя… — прошептала Наташка и прижалась к ней. — С тобой так легко об этом говорить. Ты все понимаешь. А вот я… Ничего не понимаю! Что со мной? Может, я больная? Ненормальная?!
— Эка ты загнула? Вот у него штаны оттопырены по восемь раз на дню… И, в его возрасте, — это нормально. Хуже было, если б не подглядывал, не подслушивал и не дрочил… Тогда точно — к врачу! А у тебя разве, что по-иному устроено?
— У меня штаны не оттопыриваются!
— Только что — штаны! Зато соски торчком торчат. Вон, как навострились, набухли… Ломит понизу?
— Ломит…
Наташка опустила глаза.