Ей и самой доводилось некогда грезить о подобном. С поправкой на половые роли, разумеется.
— Значит, — вдруг вспомнила она первопричину последнего вопроса, — тебе бы хотелось заниматься этим при девушке? Чтобы девушка… наблюдала за тобой?
Она сглотнула отчего-то возникший в горле комок.
— Хотелось бы…
Психолог чуть наклонилась вперёд, вглядываясь в сонно прикрытые глаза пациента.
— Это было с тобой когда-нибудь? Хотя бы один раз в жизни? Не спеши, Стас. Подумай…
Последнее предложение было опасным, но интуиция подсказывала ей, что грань ещё не перешагнута.
— Н-нет, — слетело с его уст. — Никогда.
Инессе расслабленно вытянула ноги, дав минуту отдыха коленям. Текущий случай не был упомянут пациентом, случай этот не существовал для его сознания. Он и не подозревал, что фантазия его в некотором роде осуществляется прямо сейчас.
Обидно, не правда ли?
Ну, по крайней мере, теперь ясно, почему удалось так просто отключить его от действительности и склонить к нужным шагам. Обычно люди и под гипнозом не очень-то рвутся совершать действия, противоречащие их морали или скрытым желаниям.
Вдруг ей на ум пришел ещё один потенциально компрометирующий вопрос. Испугавший её саму, ибо уж точно не соответствовал целям психотерапии — хотя разве этим она сейчас занимается?
— Скажи, Стас, — доверительно шепнула она, — а ты когда-нибудь занимался этим публично? Пусть незаметно, тайно от окружающих?
По лицу пациента как будто гуляли тени.
— Да, — выдохнул он, — в школе. Несколько раз…
— Расскажи об этом, Стас, — попросила Инессе. — К примеру, о самом последнем случае. Вернись к нему мыслями и поведай мне о происходящем… размеренно, не спеша… спокойно и неторопливо, красиво и просто, как речной поток играет камушками в заливе…
Некоторое время в кабинете вновь было слышно лишь сиплое дыхание подростка.
— Я сижу за партой, — глухо произнёс он, голова его чуть выпрямилась, словно отображая позу давно ушедших дней. — Идёт урок черчения. Урок ведёт Ирина Артёмовна… ей за сорок, но она милая внешне брюнетка в строгих квадратных очках. Её пушистый серый свитер туго обтягивает… её огромную грудь. — Ещё несколько мгновений подросток помолчал, будто сражаясь с собой. — Я кидаю взгляд в её сторону и тут же отвожу, пытаясь понять, не чувствует ли Ирина Артёмовна мои взгляды. Воображению представляется её грудь на ощупь через свитер… представляется, как преподавательница строго приказывает мне выйти с ней в подсобное помещение… и, безуспешно расспросив о причине моего странного поведения на уроке, ледяным тоном повелевает закрыть глаза и вытянуть ладонь вперёд. — Тишину новой паузы нарушил гулкий звук сглатываемой слюны. — Я… почти чувствую её твёрдые, острые соски сквозь пушистую ткань. Я… я не могу больше терпеть. Моя левая рука опускается под парту и проникает под резинку брюк…
Слушая дальнейший монолог Стаса, Инессе ощущала, как её щёки пунцовеют, в горле пересыхает, а правая ладонь, до того вольготно лежавшая на колене, прижалась отчего-то к ткани колгот чересчур плотно.
Взор её зачем-то метнулся на миг к мигающей лампочке диктофона.
Почему?
Ей всё равно не расколоть кристалл этого льда, не взломать стену ершистого равнодушия, не показать нагловатому подростку эту аудиозапись, насладившись стыдом и смятением в его глазах.
Тогда — зачем?
Тем временем рука Стаса, двигаясь не совсем уверенно, явно повторяя движения, сделанные когда-то, нырнула за резинку брюк.
— Правильно, Стас. Не останавливайся, — мягко велела Инессе. Уже не задаваясь вопросами о смысле того, что совершает, она извлекла из сумочки мобильный телефон и задействовала функции видеокамеры.
Какая разница — зачем?
— Я… дрочу, — выдавил подросток. Всё правильно, с него никто не снимал обязанности описывать происходящее, а переживаемые чувства явно вышибли из его головы все литературные обороты. — Дрочу… прямо в классе, дрочу на учительницу. О… я сейчас кончу! . .
У неё на миг возникло ощущение, что на месте "О" должно было стоять другое слово. Неужели какая-то часть сознания загипнотизированного ещё продолжает играть роль цензора?
Голова Стаса тем временем откинулась назад, из горла его вырвался хриплый стон. Внутреннее состояние брюк на расстоянии было трудно оценить, но Инессе была убеждена, что изнанка промокла насквозь.
Ноготок её коснулся кнопки "Конец записи".
— Всё хорошо, Стас, — шелковистейшим голосом проворковала она. Контакт не следует разрывать, иначе от чрезмерного всплеска чувств пациент может и самостоятельно выйти из транса. — Ты сидишь в мягком, бархатном кресле, ты дышишь размеренно и спокойно. Сейчас я медленно досчитаю до десяти и, когда я назову цифру "десять", ты проснёшься в хорошем настроении, ощущая себя выспавшимся и чувствуя на себе тёплые, сухие брюки. Раз… два… три… четыре… пять…