Я проснулась под мягкий перестук теплого летнего дождика, который так любит приходить по ночам и просачиваться через открытые ставни. Свет от полной луны с трудом прокладывал путь в мою спальню.
Я прислушиваюсь к ритму капель, машинально перевожу сонные глаза на окно. Но, к своему удивлению, вижу там не только дождь. Фигура девушки, похожая на тень, положила руку на стекло. Я медленно выскальзываю из-под одеяла, подхожу к окну и распахиваю его.
Это она — моя Серена.
— Почему ты снова подходишь к моему окну?
Не дожидаясь ответа, я помогаю ей попасть на подоконник, а потом и на ковер. Она дрожит от дождя и холода. Дождь — это ее единственное пальто. Она обнажена. Она вся мокрая.
Я открываю свой ротик, что бы спросить ее: "Что случилось?", но она своей ладошкой накрывает мои губы.
— Я не люблю его, — шепчет она.
Я прищурилась. Правда ли? Еще вчера она бросила меня из-за него.
— Я не люблю его…Я:Часть меня, ненужная часть, которая могла любить его:Я изжила эту
часть:Она старая, ненужная:Все остальное не любит его:Этого не достаточно:Я должна вся любить его, но я не могу так:Эта часть — сердце. Оно не может. Я тоже так не могу, — Серена разрыдалась.
Ее плечи затряслись, и я разглядела слезы на розовых щечках подружки. Это не были слезы
мелкой печали. И как она не пыталась их скрыть, они все капали и капали, смешиваясь со святой водой такого важного в моей жизни дождя.
Я знала, что надо делать. Обняв ее за плечи, я подождала, пока Серена не перестала всхлипывать. Очень скоро ей стало намного лучше. Она успокаивалась.
— И еще я уверена, что он тоже не любит меня.
— Нет, подожди: — я не успела договорить.
— Я только нравлюсь ему, вот и все.
— Постой — ору я на нее и поднимаю ее подбородок, что бы взглянуть ей в глаза. — Как это
не любит?
Мы пристально смотрим друг другу в глаза. И я начинаю чувствовать — она знает, что
говорит. Какой-то огонек блеснул вдруг в ее глазах. Она сглотнула, волнуясь.
— Люби меня, Рей — просит она. — Люби меня! Ты:Ты должна:Люби.
Я хочу убежать. Хочу спрятаться, раствориться. Черт. Неужели — снова. Ее руки делают
рывок, губы впиваются в мои. Я, как всегда, опаздываю с реакцией. Сил сопротивляться нет. Впрочем, их не было никогда. У нее холодные губы. Но это не отталкивает. Язык у нее горячий, и он уже проник в мой ротик, обжег меня. Как и в детстве, язык Серены намочил мои трусики за одну секунду. А ведь он еще даже не опускался ниже моего рта.
Она отрывается от моих губ. Толкает меня на кровать, падает на колени рядом и тут же впивается снова. Она всегда любила и умела целовать взасос. Она и меня-то этому научила. Только было это почти два года назад. От этих ласк я и не замечаю, что мой левый сосок уже у нее в руке, незаметно юркнувшей под комбинацию. А язык кажется уже в пищеводе. Серена не прекращая магию своих губ, срывает с меня всю одежду. Даже не дожидаясь моего согласия. Она никогда его не дожидалась.
И все же мои губы получают на миг свободу. Чтобы стянуть с меня трусы, Серене приходится чуть наклониться, и я, еле осознавая — что происходит — успеваю предпринять слабую попытку спасти себя от очередной оргии:
— Мы не можем опять:Мы не должны.
— Мы можем. Еще как можем! — в состоянии такого необузданного возбуждения, она не
тратит много времени на слова. Проорала — и тут же — снова взасос. Розовые трусики уже валяются на подушке.
Ее обнаженное тело просто извивается вокруг меня. Она начинает целовать меня все ниже и ниже. Шея, плечи, сосочки, живот. О, Боже:Ты целуешь меня туда.
Ты никогда раньше не целовала меня там. Никогда.