Черноголовый, с легкой проседью, высокий парень в обычной деревенской одежонке (скрывавшей немецкий автомат) почуял неладное ещё на подходе к деревне. Чувство какого то внезапного ужаса заставило его достать автомат, и в таком боевом виде зайти в деревню прямо среди белого дня. Крылатов не зашел в дом связной, Светланы Николаевны, с раскрытыми дверями и выбитыми окнами, просто чувствуя что там никого нет. Не заходил он и в остальные дома, прочесывая улицы деревни. Так он и вышел к зданию (если его так можно было назвать) бывшего сельсовета, а ныне управы, где была немного нетипичная для того времени картина. Крылатову и его бойцам уже доводилось видеть сгоревшие деревни, расстрелянных жителей, но тут было что-то не то. Под стеной какого-то строения похожего на амбар лежали убитые женщины, старики и дети, в 50 метрах от них лежали человек 20 убитых мужчин в форме шуцманмафт батальона, прозванных попросту-каратели, и стоял на коленях возле немецкого грузовика один единственный живой человек. Человек был в такой же форме как и убитые каратели, рядом с ним валялся МГ и большое количество стрелянных гильз. Крылатов, каким то чудом сохранивший спокойствие после увиденной картины, немому ужасу которой позавидовали бы лучшие художники эпохи Брейгеля, подошел к человеку, держа на изготовке автомат. Это был мужчина лет 35 на вид, с взьерошенной и взмокшей головой, опухшим от слез лицом и опустевшими глазами. Подняв взгляд на появившегося из ниоткуда человека-он сказал пришельцу:
— И тех, и тех-все на моей совести, малец в кабине-зачтется, небось.
После этого, с непонятной ухмылкой встал и подошел к кабине грузовика, где на сиденье водителя лежал какой-то сверток, и пистолет. Крылатов даже не подумал стрелять, глядя оцепеневшим взглядом на странного полицая, понимая что человек доживает последние секунды жизни, и ничего уже не изменить. Человек в форме между тем, деловито передернул затвор пистолета, и выстрелил себе в сонную артерию, прервав гробовую тишину окутавшую округу мертвой деревни. Выстрел разбудил мирно спавшего на сиденьи водителя младенца. Как Крылатов оказался в отряде-он уже не помнил…
Почему командир пришел с ребенком, почему отдав несколько дежурных распоряжений, и отдав младенца доктору отряда-немолодому военврачу третьего ранга, ушел в землянку, где вопил от боли и вливал в себя вонючий самогон, отданный все понявшим по его пустому взгляду доктором.
В течении недели Алексей попросту пил все что имело градус, опустошая весьма скудные запасы отряда, хотя никто его не останавливал, все, и особенно командир-немолодой, бывший второй секретарь райкома партии.
Алексей, закаливший ужасами войны свою душу, мог бы успокоится через неделю, максимум две, война заставила бы его вспомнить про командирские обязанности, и снова громить немцев. Ребенком занимались женщины находившиеся в отряде-поварихи, беженки, жены партизан, у которых немцы пожгли дома.
Спустя долгие месяцы, все таки выделило высшее начальство отряду квалифицированного связиста, с новой рацией. Им оказалась, десантировавшаяся в условленном месте девушка, с раскосыми татарскими глазами, русыми волосами, и обтягиваемыми гимнастеркой и армейскими штанами формами. Девушке на вид было не более 19 лет, она только что закончила разведшколу, куда попала по комсомольскому набору, после битвы под Москвой. Первая боевая операция для неё началась с шороха подошедшего к ней в лесу человека, издалека крикнувшего пароль из лесной чащи. Разглядела она этого человека только в землянке командира партизанского отряда, куда её сопроводили подошедшие по свисту своего комвзвода партизаны. Им оказался высокий, черноволосый парнишка с мутноватым пропитым взглядом, в ватной куртке и гимнастерке, немецких галифе, и немецкой же офицерской фуражке без кокарды. Из под куртки поблескивали ордена, что видимо вызывало к этому явному алкоголику уважение окружающих. Крылатов, доложивший прообстоятельства встречи новой связистки, получил приказ-сопроводить сержанта Лютаеву до землянки со старой рацией, и оказать всю посильную помощь в установлении новой рации. В одиночку пытаясь помочь с неба свалившейся девке (почти его же роста) , Крылатов бесцеремонно разглядывал гостью с похабной улыбкой, хоть на время забывая про свои заботы. Леру это ужасно бесило, она уже обдумывала что доложит командиру или комиссару отряда про этого наглеца, и вспоминала как обещала любить вечно своего одноклассника, не удосужившегося довести их отношения до близости, перед самым уходом на фронт. Возлюбленный погиб, она теперь воюет, и точно за него отомстит. Но как она отомстит будучи на такой должности?
Ответ последовал через несколько дней. Сеанс связи проводился в лесах, в десятке километров от отряда, чтобы в случае чего, не обложили после пеленгации. В сопровождение ей дали все того же алкоголика, за эти дни весьма преобразившегося в человека. Назначенный накануне на должность командира разведвзвода, теперь уже лейтенант Крылатов, бросил пить, и пропадая в вечных разведрейдах начал снова обретать вид нормального человека. После недельного запоя, у него был весьма потрепанный вид, но входя в должность вместо погибшего разведчика по кличке Казбек, готовность снова действовать возвращалась. От Казбека ему досталось 9 человек, среди которых не было ни одного человека старше его, два пулемета, и головная боль, в виде новых забот.
Раньше уже доводилось сопровождать связиста, бывшего армейского телефониста, попавшего в отряд из Ада окружений 41-го года. Но связист, как и командир разведки, были раненные доставлены разведчиками с очередного сеанса связи, и скончались от ран через несколько часов. На сей раз, на задание уходили по настоянию Крылатова только он и связистка, мотивируя это тем что: да хер они нас найдут, Казбек риск любил, и с целым войском ходил, а мы аккуратно, и снова дома.
Леру это обстоятельство не вдохновило, но в целом не особо огорчало. Ей хотелось одного-боя. Крылатов же, наоборот, рассчитывал провести операцию скрытно, и по возможности сблизится с этой девушкой. Не то чтобы он уже забыл все что с ним происходило, в подобной обстановке, постоянно старые переживания вытесняются новыми и новыми проблемами, и поневоле начинаешь жить сегодняшним днем, забывая прошлое, и имея весьма туманное будущее.