Навестил своего друга в больнице. Палата отличная, на двоих. Правда, с соседом не повезло. Как сказал Пушкин — "почтенный человек, седой старик". Ночью храпит, днем ворчит, то просит закрыть окно, то открыть дверь, то наоборот. Друг мне на него жаловался по телефону. Тут я увидел этого соседа: приземистый старикашка, кривые ноги кавалериста обтянуты спортивными штанами с вытянутыми коленками. Небритый, седая щетина на толстой морде. Приличия ради спрашиваю:
— Как себя чувствуете, Илларион Евдокимович? — и тут же пожалел, зачем только спросил.
Отвечает подробно:
— Хреново. Целый букет болезней. Старость — не радость. Прицепляются болезни, о которых даже с врачом не поговоришь.
— Почему?
— У меня грыжа, к примеру, возникла. Ношу.
Мы с другом помолчали. Я спрашиваю:
— Грыжа чего, Илларион Евдокимович?
— Чего! — отвечает быстро. — Чего: Яиц — чего ж еще?
— Ну и сказали бы врачу.
Он на нас посмотрел и говорит:
— Она у меня женщина. Что же я ей свои муди буду выставлять?
Ну, совершенно доисторический человек. Слово за слово, мы ему — про то, что врачи лечат болезни и им можно показывать все, он нам — что никогда не снимет порток перед бабой, — как вдруг спрыгивает с кровати и тут же перед нами обоими сдергивает свои спортивные штаны, чтобы показать грыжу. Смотрим — под животом-арбузом два здоровенных яйца, их даже не видно из-за густых волос, которых полным-полно везде — на лобке, ногах, выше на животе. Мы с другом вгляделись в яйца. Ну, здоровые-то здоровые — только никакой грыжи мы вроде не заметили. Ровные, одно яйцо не больше другого: Я осторожненько подставил ладонь под яйца, чтобы как бы взвесить их. Мне захотелось, потому что, думаю, как же он носит на себе эдакую тяжесть. Старик вскрикнул, как будто его режут.
— Вы чего, Илларион Евдокимович?
— Больно!
— Да я только руку поднес, до вас даже не дотронулся! . .
Бережно положил его яйца себе на ладонь, взвесил их — тяжелые. Старик молчит.
— Больно? — спрашиваю.
— Теперь не больно.
Я второй рукой осторожненько берусь за член — тоже не маленький, гармоничен с мудями. Поднял член вверх, чтобы как бы осмотреть яйца со всех сторон, — кручу член вправо, влево и оглядываю яйца со всех сторон. Чувствую — хуй старика встает. Он же смотрит на меня сверху из-за живота чистым глазом, и я понимаю, что он никогда не имел дела с мужчинами. Ну, невинный. Членище тем временем крепчает. Тут мой друг не выдержал и взял головку в рот. Сосет — сосал меньше минуты. Илларион Евдокимович спустил. Мой друг вышел в ванную комнату.
— Ну как, — спрашиваю, — Илларион Евдокимович, было больно?
— Нет.
Я продолжаю ласкать его член, который опускаться и не думает. Тогда беру его член в рот я, сосу. Горячий, возбужденный, искрится желанием спустить. Возвращается друг — я отдернулся: думал, может, сестра зашла.
— Постой, говорю, на атасе, мы сейчас лечение закончим.
Сосу, яички уже ласкаю смело, старик на болевые ощущения не жалуется. Какой там — даже застонал. Минуту сосал, вряд ли больше — опять спустил.