— Саня! — призывно и громко прокричал рядовой Архипов, не выпуская из кулака напряженный член рядового Зайца. — Санёк! Иди сюда!
Заяц, словно очнувшись — реагируя на зычный голос Архипа, тут же судорожно дёрнулся, инстинктивно предпринимая еще одну попытку освободиться, вырваться из цепких рук Архипа, но Архип в ответ с такой силой сдавил Зайцу член и шею, что лицо Зайца мгновенно исказилось от боли… прокричав младшему сержанту Бакланову "иди сюда", Архип тем самым из просто парня, каким он себя на какой-то миг невольно ощутил-почувствовал, опять превратился в парня-старослужащего, что было для него, для Архипа, более понятно, а потому и как бы более естественно… во всяком случае, парень, один на один держащий в своей руке напряженный член другого парня, и солдат-старослужащий, застукавший малоопытного салабона мастурбирующим и тут же схвативший его за хуй как за зримую, наглядно неопровержимую улику сексуальной озабоченности — это были совершенно разные ситуации, и из этих двух ситуаций вторая ситуация Архипу была понятней, — зазывая в туалет Баклана, Архип таким образом возвращал себе статус "старика" — статус, невольно утраченный им на какие-то считанные секунды под влиянием странного чувства растущей приятности.
— Саня! — продолжая сжимать Зайцу одной рукой шею, а другой рукой — напряженно торчащий член, нетерпеливо и требовательно прокричал Архип ещё раз.
Двери были везде открыты, так что младший сержант Бакланов, сидящий в канцелярии, не мог не услышать зовущие крики рядового Архипова, — крики эти были громкими, уверенными, требовательными, и младший сержант Бакланов, услышав эти крики, невольно поморщился — ему показалось, что в криках этих прозвучало явное неуважение к его более высокому статусу. "Ишак, бля, ёбаный! — с досадой подумал самолюбивый Бакланов в адрес звавшего его Архипа. — Уже, бля, почувствовал… вообразил себя королем жизни в отдельно взятой казарме — орёт как какому-то салабону… словно я ему, задроту вчерашнему, уже никакой не авторитет… "
Впрочем, истинная причина столь болезненной реакции младшего сержанта Бакланова на призывный крик рядового Архипова заключалась не столько в нарушении казарменной иерархии, как это почудилось самолюбивому "квартиранту", сколько в другом, более важном и существенном: в тот самый момент, когда раздался голос Архипа, младший сержант Бакланов думал как раз об истории, которую рядовой Архипов ему бесхитростно рассказал-поведал, и даже не столько думал, сколько историю эту воочию видел, — сидя перед компьютером — глядя невидящим взглядом на монитор, Баклан, с подростковых лет любивший тщательно прорисовывать в своём воображении даже самые незначительные детали, когда дело касалось воображаемого секса, теперь словно в реале видел лежащее на тахте обтекаемо стройное, совершенно доступное, сладким соблазном манящее тело пьяной, но от этого не менее привлекательной тридцатилетней т ё л о ч к и… итак, с этой тёлки уже были стянуты ажурные трусики, её ноги были призывно расставлены, широко разведены в стороны, так что "ракушка", выпукло сочная, покрытая шелковистыми волосками, была маняще раздвоена-приоткрыта короткой щелочкой, по центру которой… в подростковые годы Баклан прочитал несколько порнографических рассказов, где всё было глянцево и гламурно, и с тех пор в его воображении возникали картины такие же глянцевые и гламурные; живой пизды младший сержант Бакланов никогда не видел, не щупал и не нюхал, а потому… прямо по центру короткой, шелковисто-мягкой щелочки ало пульсировал чуть приоткрытый, нежный, влажно мерцающий вход, — глядя на монитор компьютера — мысленно всматриваясь в этот самый "мерцающий вход", младший сержант Бакланов ладонью правой руки медленно, с лёгким нажимом тёр у себя между ног — не без привычного удовольствия скользил ладонью по чуть затвердевшей ширинке, через материю брюк и трусов смещая на полувставшем члене крайнюю плоть… такое неспешное, томительно сладкое скольжение ладони по чуть взбугрившейся ширинке доставляло Баклану удовольствия даже больше, чем отбойная работа кулаком, и он, вдоволь полюбовавшись глянцево "влажным", гламурно "мерцающим входом", уже собирался плавно переходить к следующей картинке, как вдруг… именно в этот момент и раздался бесцеремонный голос Архипа — голос, вмиг прервавший естественный ход событий… ну, и что про Архипа должен был младший сержант подумать? Только одно: "Ишак, бля, ебаный!" — что, собственно, он и подумал.
Однако, вторично услышав своё имя — услышав в голосе Архипа нетерпеливость и даже требовательность, младший сержант Бакланов поневоле почувствовал вмиг возникшее лёгкое беспокойство: Архип сказал, что идёт в туалет проверить, как выполняет поставленную задачу только что прибывший в роту салабон Заяц, и… мало ли что в туалете могло случиться! Зайца в роте еще никто и никак не прессинговал, поскольку он только-только прибыл и в роте было не до него — все готовилась к выезду на полигон… на вид этот Заяц был пацаном вроде нормальным, вполне адекватным… а там — кто его знает! Военкоматы гребут всех подряд, лишь бы план по призыву выполнить — лишь бы, бля, отчитаться да звания-бонусы получить… ни хуя, бля, за призванных не отвечают! А потому — что угодно мог Заяц в туалете сотворить-сделать… всё, что угодно! Вплоть до…
Все эти мысли в одно мгновение пронеслись в голове Баклана вслед за "ебаным ишаком", и он, торопливо встав из-за стола, торопливым шагом направился по коридору в сторону умывальной комнаты, на ходу поправляя спереди брюки, чтоб не бугрилась ширинка под залупившимся, полустоячим, сладкой истомой наполненным членом… Конечно, Баклан был "квартирантом", а потому по всем правилам иерархии это было уже совершенно не царское дело — интересоваться времяпрепровождением какого-то салабона, но именно его, младшего сержанта Бакланова, командир роты оставил в расположении роты за старшего, и случись теперь что — прокурору будет насрать, "квартирант" он здесь или кто… вмиг, бля, назначат-сделают стрелочником! . .
Младший сержант Бакланов из умывальной комнаты шагнул в освещенный неярким голубоватым светом туалет — и… на лице Баклана, обращенном в сторону Зайца и Архипа, застыло выражение изумления и непонимания, так что лицо его на какой-то миг словно одеревенело — превратилось в маску.
— Ты чего, бля… чего хуй его держишь? — прерывая невольно возникшую немую сцену, медленно выдавил из себя Баклан, не сводя своего изумлённого, ничего не понимающего взгляда с кулака Архипа.
— Дык… вот! Самолюба поймал… — отозвался Архип… и тут же, разжимая пальцы правой руки — выпуская член Зайца из кулака, Архип вслед сказанному совершенно непроизвольно рассмеялся.
Впрочем, сам Архип, сказавший про "самолюба" и тут же вслед этому слову с явным облегчением рассмеявшийся, вряд ли смог бы четко и внятно сформулировать, в чём именно заключалась причина такого довольства самим собой. А между тем, это чувство довольства возникло в тот миг, когда он увидел стремительно появившегося в дверном проемё Баклана, и связано это чувство было прямо и непосредственно с вновь обретённой уверенностью в самом себе — той самой уверенностью, которая на какой-то миг в Архипе зыбко заколебалась от наплыва возникшего чувства странной приятности, что он ощутил-почувствовал, держа в кулаке напряженно твёрдый, жаром пульсирующий член другого парня… он схватил за член салабона — а спустя секунду-другую вдруг почувствовал-ощутил, как салабон этот, словно утрачивая свой статус, превращается в просто парня, и вслед за этим неожиданным превращением он сам, Архип, точно так же утрачивая статус свой, перестаёт быть "стариком", — стоя в туалете тэт-а-тэт, он впервые сжимал в кулаке чужой возбуждённый член, и это было ему приятно, но именно это чувство — чувство странной приятности — на какой-то миг и внесло разлад в душу Архипа… и тогда он, не зная, что с этим чувством делать, на помощь позвал Баклана — крик его, обращенный к Баклану, был неосознанным криком о помощи: "Саня! Иди сюда!", и ещё раз: "Саня!" — то, что Баклану показалось наглостью, на самом деле было желанием как можно быстрее вернуть и себя, и Зайца в привычную и потому понятную систему координат… и едва Баклан появился — едва он возник в туалете, как тут же в одно мгновение всё для Архипа встало на свои места: при ком-то третьем Заяц уже не мог быть просто парнем — Димой, Димкой, Димоном, и потому он тут же вновь превратился в бесправного салабона, а сам Архип вслед за этим мгновенно обрёл-почувствовал пошатнувшуюся уверенность в себе самом — в своём зыбко заколебавшемся статусе "старика" и "мужчины", — при появлении Баклана ситуация с Зайцем вмиг обрела для Архипа понятную ему ясность, а чувство приятности, что нарастало и теле Архипа и что на какие-то секунды внесло разлад в его душу, само собой сместилось-перенаправилось в другое русло… "Я тебя никому не отдам… " — это для душ утонченных, натур романтических; это для тех, кто способен презреть повседневность-обыденность… а рядовой Архипов хотя и был по складу характера незлобив, но был он при этом прост и не очень замысловат, а потому и мыслил всегда без особых изысков — мыслил Архип вполне конкретно, и чувство довольства собой как "стариком" и "мужчиной" было тому подтверждением, — он выпустил всё ещё напряженный член Зайца из кулака, но чувство приятности никуда не делось, не испарилось и не исчезло — оно естественным образом переместилось в промежность, превратившись в лёгкий, сладко щемящий зуд, так что член Архипа тут же стал медленно наливаться в штанах приятной тяжестью… то есть, ощущение возбуждённого чужого члена в кулаке даром не прошло.