Глава четвёртая.
Я присела, то ли поднять обронённый сапог, то ли поставить второй. Растерялась.
Гость сидел у кухонного стола. Закипал электрический чайник, на большой тарелке лежали неумело, ломтями, сооруженные бутерброды, с сыром и колбасой. Скользнув взглядом по натюрморту к ужину, определившись с обувью, задвинув её в угол, я подняла глаза, собственно, на Лёшу.
Ничего, о чём мне мечталось, снилось, несколько дней ласкало моё разыгравшееся воображение, в приехавшем госте не было. С кухни застенчиво улыбался мне мальчик — долговязый, нескладный, с подбородком густо-усыпанным угрями. Лоснившимися, просящимися под ноготь или на ватку с перекисью.
При полном параде, в школьном костюме старших классов, он сидел и не знал, куда деть длинные руки, с большими от физического труда кулаками. Положил на крупные, по-девичьи сомкнутые колени. Отутюженные брюки прикрывали поджатые под стул пятки, в тёмно-синих носках.
А ведь я ему оставила в ванной тапочки, банный халат повесила. Распечатала неприкосновенный "на случай" запас.
Он молчал и наблюдал как, занимаясь поисками оброненного сапога, я приседаю в толстой зимней куртке с капюшоном и джинсах, словно на мне была юбка мини и декольтированная кофточка. Хоть что-нибудь бы брякнул!
Я ему "привет!" , "приехал?". Нет, молчит полагая, что ответ на мой вопрос и так очевиден. Ну и, брякнул бы: "Приехал, тёть Тань…".
Я аккуратно скинула двойной оборот шарфа, расстегнула куртку, повесила рядом с его пуховиком, — взглядом отметила под вешалкой массивные мужские ботинки, минимум, сорок третьего размера. Шапочку снимать не стала. После ношения целый день колпака, на голове лоснились жирные, сдавленные резинкой волосы. Причёска погибла!
Предстать перед Лёшей в замученном работой виде? Нетушки! Я юркнула в маленький коридорчик, ведущий в спальню. Минуя двери туалета и ванной комнаты, я крикнула:
— Сейчас я быстренько переоденусь, и будем ужинать…
— Да, тёть Тань… — послышалось из кухни.
Прикрыв за собой обзор спальни, я скинула с себя всё до нитки. Одежда показалась такой колючей, чужой, прикипевшей, почти инородной. Тело интенсивно зачесалось, требуя отдыха на свободе.
Я и не думала, что сосуществование под одной крышей с мальчиком принесет столь большие неудобства. У меня нет детей, ни мужского, ни женского пола, а сожители, что появлялись в моей жизни, обычно, меня раздевали, а уж потом осваивались на моей кухне, рядом с бутербродами.
Накинув халат, я вынырнула из одной норки в другую, изогнувшись и бросив в прыжке:
— Приму душ… Ты подождешь?
— Конечно, тёть Тань… — снова, словно ритмичный бой старинных часов, раздалось из кухни.
Отлично! Наша беседа так и будет состоять, из вопрос -ответа?"Да, тёть Тань…" , Конечно, тёть Тань…" , "Нет, тёть Тань…".
Признаться, я и сама не знала с чего начать общение с Лёшей, а его у нас предстояло полмесяца. Так уж получилось, мои мужчины имели много недостатков, но в молчаливости, я не могла обвинить ни одного из них.
Правда, муж болтал о футболе — взахлёб, пересказывал мне чемпионаты Мира, Европы. Сетовал, негодовал о пропущенных голах. Второй — гражданский, философствовал, искал смысл жизни. А с третьим, дальнобойщиком, я узнала: сколько марок автомобилей выпущено за последних полста лет, навскидку, могла назвать десяток коллекционных моделей. Тоскливо! Но, они же не молчали?! Я кивала, поддакивала, успокаивала. Изредка, для разнообразия, предлагала повесить шторы, сходить в магазин или вынести мусорное ведро.
Ванная комната была наполнена паром, словно для меня согрета. Пощупала полотенце — мокрое. Понюхала. Значит, Лёша последовал моему совету, ополоснуться с дороги. Бедный мальчик! Он вымылся, судя по ещё неостывшей ванной, недавно, и, на мокрое, не отдохнувшее тело, надел костюм.
С этими мыслями я встала под душ, сунула под горячую воду голову. Струйки живительной влаги, освежая и снимая усталость, побежали по груди, животу, закапали с укромного места. Быстро нанося на волосы шампунь, я представила, как, только что, в моей ванне стоял Лёша.
Наверняка, он думал обо мне. Конечно, думал! Полочки уставлены кремами, лосьонами, гелями — всё здесь напоминало ему о женщине. И не просто, а об обнаженной женщине!
Думал! В его возрасте по-другому, и быть не может!
Воображение разыгралось, я почувствовала: хочу, хотя бы мысленно, увидеть то, что здесь было до моего прихода. Или просто хочу…
Я шагнула из ванной, переключила душ на краны и, под сильной струёй, стала промывать волосы. Ладонями, я откинула их назад, посмотрелась во встроенное над умывальником зеркало и увидела на своем отражении, чуть ниже пупка, мутную капельку. Потянула с вешалки полотенце, что ещё хранила запах Лёши, и догадалась — это брызг!
Соски на груди потемнели, приобрели остренькую форму. Я задрожала всем телом и, аккуратно, пальчиком сняла его с зеркала, понюхала. Сомнений, что это сперма, — Лёшина сперма, а чия же ещё-то! — у меня больше не было.
Мальчик мастурбировал. Мастурбировал на меня. Господи, как же это меня завело! Я представила, как он стоит и быстро работает рукой, скрывая и оголяя головку своего члена. Его ягодицы напрягаются, и желание трахнуть тётю Таню в ванной, стреляет в умывальник. Одна из капелек летит на зеркало.
Представила так ярко, словно он кончил мне на живот, на котором осталась лишь одна маленькая свидетельница его тайного деяния. Брызг! Я втянула воздух ноздрями.
Девчонки! Полагаю не надо объяснять, какое незабываемое наслаждение я испытала, как только дотронулась до клитора. Я прожила несколько прекрасных секунд, до скрипа сжимая зубы. Боясь одного — громко вскрикнуть.