— Ты чего, Тань? Это же минералка. Может, тебе выжать апельсиновый фреш, или какой-иной?
Я взяла у неё бокал, пригубила.
— Не надо… Сонь, ты только не думай, что я вот такая развязанная пьяньчушка.
— Глупости, Танька! — она села на диван и закинула ногу на ногу, — одну руку локтем на спинку, собрав грудь на одну сторону, в пол оборота ко мне. — Знаешь, о чём я сейчас думаю?
— О чём? — я поставила бокал на столик из стекла.
— Честно?
— Конечно…
— Я думаю, что когда Игорёк отвезет тебя на работу, я завернусь в полотенце, что сейчас на тебе, и, вдыхая твой запах, пару раз кончу на этом диване. Это будет прекрасное завершение нашей незабываемой ночи!
— Оно же уже остынет, Сонь…
— Я его согрею снова. Собой…
— Соня! Так не честно! Мне нужно на работу…
— Иди ко мне… Ещё только начало восьмого, Игорёк домчит тебя до нужного места за десять минут.
— Искушаешь, да?
— Соблазняю и истекаю…
Я поджала нижние губки, чувствуя, как они увлажнились. Это у меня как-то само собой получилось.
Соня раскинула ноги.
— Ну, иди скорее ко мне, Тань.
— Нет, Соня, нет, у нас мало времени — шептала я, когда она сбрасывала с меня полотенце. Как оказалась на диване, рядом с ней, в обнимку, я не помню.
— Да, Таня, у меня времени ещё меньше…
— Не говори так…
Мы обнялись. Соня стала жарко меня целовать, рука подруги проникла в моё женское естество, а мои пальцы нашли её влажный, возбужденный клитор…
Мы как безумные терлись грудями, обдавали друг друга горячим дыханием, чувствуя, как оно приближалось…
Соня вскрикнула, застонала, прижалась ко мне
— Ещё, Танечка, ещё… — шептала она.
Моё тело плохо меня слушалось, я вся дрожала в истоме от преддверия разрядки, Соня сама прижала мою ладонь к своему клитору, и уже утопая сама в оргазме, я чувствовала, как он вибрирует толчками, пробиваясь через мои влажные пальцы, словно прорастая. Такой тверденький, мокренький и желанный.
Мир перед моими глазами колыхнулся, принимая истекающей промежностью ласки Сони, я дернулась всем телом, душой в таком оргазме, что казалось, никогда из него не вернусь, плыла и плыла толчками, надеваясь на её пальцы всё глубже и глубже…
Мы с ней кричали, рычали, стонали, пока в наших легких не истек воздух, без остатка. Откинулись на спинку дивана, булькали пересохшими губами, не в силах что-то сказать и в то же время, говоря, но из наших уст какое-то время вырывались только ахи…
Затихли. Полнейшую тишину первая прервала Соня.
— Как хорошо, Тань! — проговорила она.
Я открыла глаза. Сонина голова была закинута на спинку дивана, она смотрела в потолок, с уголка янтарного глаза текла маленькая слезинка. Я её слизнула, поддев самым кончиком языка. Сладкая…
— Хорошо, Сонь…
— Может, все же позвоню насчет больничного?
— Не надо! Вечером встретимся, после восьми, у меня дома. Там ёлка уже наряжена. Жуть как хочется посмотреть.
— Я заеду к тебе после обеда. Только с кое-какими делами управлюсь и заеду. Лёшу проведаю, покормлю. Не возражаешь?
— Ты чего, Сонь! — я прижалась к ней.
— Там, тебя и дождусь…
— Ага…
— Тогда одеваться, красоту наводить. Уже полвосьмого.