Он был теперь совершенно один, и не было рядом с ним льва. Он пришел тоже к ней в ее ночную спящую лунной ночью квартиру. В ее спальню.
Которая стала уже и не спальней. А, чем-то похожим на низкий каменный мрачный зал, среди ползающих всюду шипящих вокруг себя черных извивающихся змей с тонкими, но высокими колоннами.
Ее Вероники спальня превратилась в это подобие холодного некоего подземного каменного могильного склепа.
Вероника, снова подскочив, уже сидела на своей кровати посреди этого круглого большого, но низкого зала в кругу горящих длинных в золотых подсвечниках свечей. Был полумрак и света тысячи свечей в тех подсвечниках не хватало. Всюду метались какие-то жуткие сгорбленные тени и издавали шипящие громкие звуки. Это было жуткое и незнакомое совершенно ей Климовой Веронике место.
Вдруг с одной из каменных стен из самого мрака из беспросветной черной мглы ее скользнула извивающаяся гибкая быстрая тень. Тень скользнула и мгновенно поднялась за спиной Вероники. Вероники сидящей в своей постели. В кружевных белых плавках и одетой на голое тело женщины ночьнушке.
Вероника вздрогнула. Она испугалась и чуть не закричала. Но тень, превратившись в черного как негр человека, человека похожего на Сурганова Андрея. Нагого, как и тот призрак, приходивший к ней прошлой той ночью из самого лунного света. Молодого и красивого. Но почему-то черного как негр. Переливающегося черной кожей. Как лакированный манекен в мерцающем падающем непонятно, откуда-то с потолка странном свете.
Теперь, тот час по стенам заползали огромные пауки и сороконожки, издавая громкий шум от своих мельтешащих многочисленных ног.
Все произошло молча.
Внезапная любовная нахлынувшая новая безудержная страсть заполнила рассудок Вероники Климовой, делая ее практически сексуально безумной.
Черный голый Сурганов Андрей взгромоздился на распростертую под ним и раскинувшуюся Веронику Климову и вошел в нее своим таким же черным торчащим возбужденным членом. Прямо между ее раскинувшимися полными голыми под задранной вверх до трепещущего в судороге любви живота ночнушке. В ее тридцатилетней женщины раскрывшуюся настежь промежность. Наполненную половыми выделениями.
— Я пришел к тебе из мира мрака и холода, пока мой первый повелитель спит — произнес черный, как сама темнота голым телом ангел Вуаленфур — Пришел любить тебя моя любимая.
— Искуситель мой! Мой, змей искуситель! — простонала радостно и страстно Вероника ему — Возьми меня! Возьми! Я вся твоя!
Заскрипела ее в спальне кровать, и она провалилась куда-то, отключившись из своего снова сознания. В состоянии безудержной сексуальной эйфории она даже не поняла, как случилось это. Только почувствовав, как исчезло все, и исчез он, ее полуночный загадочный ангел любовник и ее превращенная в некое каменное подземелье спальня. И она полетела куда-то вниз, все, падая и падая в черном пространстве хватаясь руками за пустоту.
Из Рая и самих низов Ада
Вероника Климова еле вырвалась из того сна. Ей еле удалось вырваться из рук калек и уродов, окруживших Веронику у разбросанной неведомой, громадной чьей то, силой железнодорожной насыпи и двух развороченных и сплющенных в лепешку вагонов цистерн.
Тот ее любовный страстный сон сменился чем-то иным. Совершенно другим. И она, совершенно голая уже стояла на какой-то серой, словно выжженной земле или даже песке. И воздух был здесь весь как-то спрессован и сдавлен.
Она вдруг оказалась возле них и какого-то ей неизвестного с высокими бетонными заборами и трубами завода у большого с камышами и вертящейся детской каруселью озера. Озера с черной, словно застывшей недвижимой водой.
Вероника никогда в снах своих такого не видела. Никогда. Никогда она не видела такого. Даже такого на отдалении отсюда в стороне от уходящей вдаль ветки железной дороги странного, почти черного леса. Леса, словно тоже застывшего в пространстве. Как некая жуткая странная картинка. И небо было каким-то красноватым от садящегося солнца. Солнца, которого не было вообще видно.
— "А, было оно здесь, вообще" — подумала вдруг она и сама удивилась сказанному.
Вероника Климова пришла в себя и осмотрелась вокруг. Она была совершенно голой.
— Боже как стыдно! Если меня такой кто-нибудь сейчас увидит! — Вероника произнесла вслух и услышала свой голос.
Все было как настоящее. Все, даже эта насыпь из гравия и рельсы и шпалы и вагоны и она даже прикоснулась к колесной оторванной от измочаленной расплющенной цистерны паре.
— Реально! — она произнесла, и ее голос прозвучал как в трубе гулким уносящимся вдаль эхом. И в ответ ее донесся звериный рев.
Напугавшись, она сама выскочила вперед разрушенного какой-то неведомой силой вагона и в сторону от разрушенной насыпи, чтобы увидеть то, что только что проревело на всю округу. И увидела это.