И она до сих пор чувствовала его в себе. То, что было промеж ее ноги и его ласкающие того черного Сурганова Андрея руки. Руки мужчины. Или ангела или демона. Но руки настоящего живого мужчины. Он исчез, а она Вероника попала в тот кошмарный загробный мир сновидений и ужаса.
Она сбросила с себя рваную и грязную ночнушку и осмотрела себя всю голую перед зеркалом стоя перед ним. Она приняла домашний горячий душ, смыв странную, невесть, откуда взявшуюся настоящую из того принесенного мира кровь и грязь. Смыла пыль с голого тела. И надев новые тельного цвета узкие из тонкого почти прозрачного шелка плавки, она полуголая, тряся голыми с торчащими сосками полными грудями, бродила по своей квартире все, вспоминая, что с ней происходило.
Веронику трясло, и она не могла до сих пор прийти в себя.
Ей было страшно. Но самое страшно, она боялась даже выглянуть в окно. То, что она сейчас переживала, переживали многие пациенты ее клиники Ломоносова. Это была настоящая клаустрофобия. Она боялась даже теперь выйти из своей квартиры за дверь. И боялась прихода новой ночи.
Она боялась нового повторения того ночного кошмара. Она просто боялась даже закрыть свои карие женские красивые глаза и пыталась не думать о нем. О Сурганове Андрее. Она любила его и теперь жутко его боялась. Она не могла теперь быть в больнице и видеться со своим пациентом. Кроме того жутко и не переставая все болела голова. И все таблетки не помогали.
Вероника потерялась сама в себе. И боялась уже саму себя.
Вероника Климова запуталась. Она сейчас даже не знала, что с ней происходит. Все выглядело как-то кругом странно и не так совсем, как обычно. Было сейчас присутствие еще чего-то, или кого-то.
Она Вероника Климова даже не понимала, что все еще спала. Она так и не вышла еще из своего того сна. Шатаясь по своей квартире как лунатик. Даже звонок по телефону, она сделала во сне, думая, что дозвонилась, услышав голос своей коллеги по работе Гальпериной Регины Олеговны.
— Регина Олеговна — произнесла она.
— Слушаю вас, Вероника Георгиевна — произнесла Регина Олеговна.
— Как там наши Матюшенко и Савина? — она вдруг поинтересовалась, находясь в сонном трансе. Но понимая все и слыша все — Как наш Сурганов?
— Пока его не проверяла, Вероника Георгиевна — ответила ей Гальперина — Сейчас посмотрю.
— Не надо — она резко и напугано ответила, оглядываясь кругом со страхом в своей квартире — Я сама им приеду и займусь.
Вероника так и не понимала, где находилась сейчас. Она ничего не понимала. Не понимала, что с ней, и где она сейчас. Не различая день, или ночь. Она потерялась. Потерялась в собственной квартире.
Вероника застряла между мирами. Она так и не проснулась до конца на самом деле. Потусторонний инфернальный мир захватил ее, захватил целиком, и не хотел отпускать. Она теперь была его лакомой конфеткой.
Она застряла на перепутье трех миров.
***
По окончании рабочего дня следователь Дорофеев, сложив все папки по делу Сурганова Андрея Александровича в портфель. Он быстро собрался и вышел. Вышел в коридор, заперев на замок в кабинет дверь. Он захватил с собой портфель с некоторыми следственными документами уже по другому делу по очередному убийству и зонтик. Надо было добежать до служебного гаража, где была его легковая машина. Шел сильный дождь, и надо было добежать до гаража и сесть в машину и ехать домой. Было много работы и надо было спешить домой, чтобы поужинав по-быстрому заняться неотложной на дому следственной работой.
Стоял уже вечер и день рабочий подошел к концу. Кроме того, быстро стемнело. На удивление самого Дорофеева, и надо было быстро добраться до дома.
Он быстро поднял все по самоубийству дух женщин все документы и дело самого Сурганова Андрея и прыгнул торопясь домой. Он хотел это все рассмотреть дома в домашней обстановке.
Дорофеев так удивился таким неожиданным в этом деле новым находкам и обстоятельствам, что увлекся сбором, перетусовкой и сортировкой тех бумаг, и не заметил скользнувшую черную от его окна кабинета тень. Тень похожую, на человеческую. Длинную, и вытянутую, которая захватив даже край потолка, скользя мгновенно по белой крашеной стене полузатемненного с погашенным и выключенным уже светом кабинета Дорофеева, шмыгнула мгновенно в темный один из углов его кабинета.
Там стоял сам ангел смерти Азраил. Раскрыв все свои шесть огромных оперенных как птичьи крылья. Он смотрел на Льва Семеновича Дорофеева.