Нигде.
Черные и белые квадратики, чередующиеся между собой на легко предугадываемый шахматный манер. Поклонники сложных многоэтапных комбинаций, включающих в себя гамбиты конем и размены ферзей, были бы польщены, увидев своими собственными глазами истинный облик мира По Ту Сторону Вещей.
Никогда.
Безграничная шахматная доска. Бесконечная шахматная доска, простирающаяся во всех направлениях до самого горизонта.
Каждый квадрат имеет четко фиксированную ширину в два с половиной фута.
Небо над Великой Доской — серое.
Так же, впрочем, как серой кажется и сама Великая Доска в приближении к горизонту. У самого края мира черные и белые клеточки словно начинают сливаться.
Рябить.
Теоретики голубых небес и арф были бы весьма удивлены оказаться здесь. Так же, впрочем, как удивлены были бы и теоретики горящей смолы и кипящих котлов.
Небытие?
Впрочем, возможно, где-то существуют и Неземные Небеса, и Последний Порог для преступивших запретную черту недозволенного. Кто знает, возможно, этот мир — лишь промежуточная инстанция, своего рода чистилище для тех, кто не заслуживает ничего иного?
Не потому ли на Великой Доске так мало фигур.
— Струна.
Та, чьи губы только что произнесли это слово, с виду как будто лишена четко определяемого возраста.
Ей бы в принципе вполне могло оказаться как тридцать пять лет, так и сорок пять.
Спутанные темно-каштановые волосы, выбивающиеся из-под серого капюшона, такого же серого, как и весь плащ. Полыхающие диковинным ледяным огнем синевато-сумрачные глаза. Небольшое пятно у чуть кривоватого носа.
Что еще о ней сказать?
Ничего.
— Что вы сказали?
Фраза эта, заставившая женщину резко вздрогнуть и молниеносно обернуться, вылетела из уст невысокого парня в алой майке и синевато-голубых джинсах.
Облик его зауряден.
Чересчур зауряден. Если учесть, что облик в этом мире явно сильно зависит от представлений человека о себе, то можно прийти к выводу, что произнесший последнюю фразу всерьез поработал над своей безликостью.
— Звук. — Помолчав несколько мгновений, женщина вновь с неохотой размыкает губы. — Этот зыбкий звук, словно бы неуловимо висящий в пространстве. Звук, который можно уловить, если несколько минут стараться не говорить ничего.
Действительно.
Что-то, едва ощутимое, — быть может, просто-напросто гул крови в висках?
— Звук, который издает лопнувшая струна в следующие две секунды после разрыва.
Парень чуть удивленно моргает.
— Вы разбираетесь в музыкальных инструментах?
На лице женщины со странным холодно-ледяным взглядом не вздрагивает ни одна жилка.
— Я профессиональная исполнительница, — произносит она без каких бы то ни было интонаций в голосе. Спустя пару мгновений добавив: — Бывшая.
Певица?
— Все мы — бывшие, — нейтральным благожелательным голосом произносит парень. — Здесь.
Взгляд женщины легкой тенью проскальзывает по чертам лица парня.
— Что верно, то верно. Здесь мы имеем в распоряжении лишь прошлое — и никакого будущего.
Парень смущенно сглатывает слюну под ее взглядом.
— Вам не нравится здесь?
Пожалуй, этого вопроса он мог бы не задавать.
Уголки губ певицы чуть дергаются, взгляд ее соскальзывает с черт лица парня на его огненно-алую майку и синие джинсы.
— А вам?
Она театрально приподнимает брови:
— Эти черные клетки. Эти белые клетки. Безграничная, лишенная цветов и оттенков, уходящая до горизонта шахматная доска.
Парень приоткрывает рот, чтобы попытаться что-то сказать, но не успевает.
— Единственный осколок цвета здесь, не считая приятно встречаемых изредка чужих одеяний, — взгляд певицы на мгновение снова касается огненно-алой майки собеседника, — это мои же собственные зрачки и моя кожа. Ирония в том, что никто не в силах видеть цвет своих глаз.
Она на мгновение умолкает.
— Что же до кожи…