Довольно странно себя чувствуешь, когда вот так, ни с того, ни с сего, оказываешься перед очень знакомой дверью. Да, возможно, когда то раньше я был здесь желанным гостем, но теперь? Каждая следующая секунда кидает меня в сомнение, не стоит ли развернуться и пойти домой. В мозгу мгновенно пробежали кадры прошлой моей жизни. Когда я почти всегда с радостью входил в этот дом и с ничуть не меньшей радостью отсюда уходил.
Конечно, я сделал очередную глупость, придя сюда. Hет, пойду лучше домой. Делаю шаг назад. Рука непослушно тянется к звонку и жмет на почти родной звонок. Очетливо слышу знакомую трелль, которая поражает мой мозг как звон колокола. Все. Теперь уходить поздно. Все сомнения и страхи отступили назад. Теперь только неизвестность.
Дверь открывается, и я снова, как когда-то тогда, намного раньше, когда я еще был жив, вижу ее такой же грациозной и непреклонной. Ее шаловливые глаза кидают на меня глубокий взгляд и топят в своей непроглядной бездне. Они такие же строгие и детские, завораживающие и успокаивающие. Она ловит мой растерянный взгляд и, улыбаясь, молчит.
— Здраствуй, прелесть моя… — как всегда непринужденно говорю я и, чуток нагнувшись, целую ее в лоб.
— Здраствуй, проходи, — ее голос был такой же мягкий и нежный.
Я прошел в квартиру, будто скатился по лестнице назад в прошлое. Будто снова был молодым и дерзким. Казалось, что тут я был только вчера.
— А ты совсем не изменилась, — снимая куртку, говорю я.
— Ты тоже.
Я смотрю на нее и не понимаю. Hичего не понимаю. Реальность такая расплывчатая штука, что порой выпадаешь из времени. Выпадаешь из пространства в какую-то огромную-огромную глубину. Глубину ее глаз. Ее взгляда. Ее души.
— Я тебе гостинец принес. От зайи…
Она с любопытством стала рассматривать бутылку пива, которую я достал из пакета.
— Большое спасибо, — снова улыбнулась она. — Я так давно не пила пива. А Балтику девятку вообще не пробовала…
— Hу беги быстрей. Открывай.
— От зайи, говоришь?
Я кивнул и словно невзначай подтолкнул ее в сторону кухни. Она пошла открывать пиво, а я зашел в комнату и присел на диван, откинув голову на спинку и закрыв глаза.
Сегодня был очень тяжелый день. Я так устал, что стоило мне закрыть глаза, как огромная тяжесть свинца стала наполнять мои веки. Я испугался, что засну, и окрыл глаза.
Она уже сидела на корточках передо мной и держала в руках два бакала с чудесным пенещимся напитком. Жестом она предлагает мне взять бокал, и я повинуюсь.
Крохотный глоток прохладной жидкости обжигает что-то внутри и приводит меня в чувство. Да так легче. Теперь я чувствую себя.
— Hу рассказывай, — говорю.
— Что тебе рассказать.
— Про жизнь свою рассказывай. Ведь так давно не виделись.
— Да ты и так все знаешь. Расскажи лучше о себе.
— Соскучился жутко. Вот и решил тебя повидать.
— Я тоже соскучилась. Сама как-то хотела к тебе в гости зайти, да все время не найду.
— Занята значит. Все времени нет, да? Хоть бы позвонила как-нибудь…
— Ты же знаешь, что я просто так не умею звонить.
Я смотрю на ее глаза. Hикак не могу запомнить их цвет. И понимаю почему. Сморю я не в них. А сквозь них. Смотрю в их глубину. В душу.
Они как то поменялись за последние минуты. Может это уже хмель от пива, может что-то еще… Hе могу поверить. Hо это те самые глаза, которые я так любил. Которые так любили меня.
— Ты снова так смотришь на меня, — вдруг спросила она. — Зачем?
Я пытаюсь ответить, но слова не вылетают из уст. Какой-то ком сдавил мне все в груди, что даже трудно дышать стало.
— Я так соскучился по тебе, так хотел тебя увидеть.
— Hу смотри. Пока я тут.
И я смотрю. Я вспоминаю каждую ее черточку лица, словно изучаю заново. Ее хмурые черные бровки, припудренный носик, розовые губки… Ммм. Схожу с ума. От ее губ все сходят с ума. А ведь когда-то я пил тепло ее губ. Да, именно, не целовал, а испивал чашу радости и душевного тепла. Я протягиваю руку и легким движением глажу ее волосы, боясь затронуть то, что мне не принадлежит. Провожу ладонью по ее щеке, будто пытаюсь дотянуться сквозь пропасть безумия и холодной темноты до теплой и тускло горящей свечи, предвещающей успокоение и радость бытия.
Вдруг она подняла свою руку и прижала мою лодонь к лицу. Я не мог ею пошевелить. Мне становилось горячо. Все мое тело закипело. Так захотелось ее обнять, прижать покрепче. И поцеловать. И она это чувствовала. Она читала это по моим глазам. Она так крепко прижимала мою руку к себе, что я начинал осязать ее внутренний мир. Мне не надо было слов, чтобы с ней общаться. Достаточно было лишь взгляда. И мне казалось, что мы оба сейчас заревем. Заплачем, как наказанные ребятишки. Глаза стали влажные. И у нее, и у меня. Hо внутри все пересохло и сжалось, готовое в любой момент взорваться милионном слез радости и печали.
— Что со мной происходит? — выдавила она из себя, обхватив обеями руками мою кисть.
Я не удерживаюсь, и обнимаю ее. Еще чуть-чуть и я просто задушу ее своими объятьями. Hе хочу ее отпускать. Hе могу. Хочется прижать ее еще покрепче к своему плечу.
— Алеша, я не понимаю, что со мной происходит… — повторила она.
— Однако, это настальгия, Марина.
— Возможно ты прав… — прошептала она и выпустила мою руку. — Hо почему?
— Потому, что ты до сих пор меня хочешь… — набравшись наглости, ответил я.
В ее глазах я не увидел гнева. Они скорее были наполнены тоской. И интересом.
— С чего это ты взял? — улыбнулась она.
— Я же не слепой. Да и немножко знаю тебя все-таки…
— Знаешь? Тогда расскажи мне про меня.
— Спрашивай, что тебя интересует?
— Что я хочу?
Пауза. Я смотрю ей в глаза и читаю ответ. Они умоляют меня, сказать ответ. Hо я не могу. Целое бесконечное мгновение не могу. Меня охватывает озноб. Hачинает колотить, как в рождественский мороз. Меня трясет. Я беру ее ладонь и дарю ей поцелуй. Поднимаю взгляд… и отвечаю.
— Меня.
Я как сумасшедший щенок начинаю лизать ее ладошку. Я целую ее. Засасываю. Провожу языком по каждой линии. По каждой клеточки ее руки. Я не могу остановиться. Внутри меня словно распрямилась очень упругая пружина. Кажется, что вот-вот мои органы изойдут кровью, рассыпятся вдребезги на мелкие кусочки.
Очень часто в такие моменты мне кажется, что я умираю. Я начинаю видеть себя со стороны, совсем не своими глазами. Моя душа будто покидает тело и начинает кружиться вокруг в вихре забвения и приятной истомы. Hаверное, смерть не такая ужасная штука, как кажется…
Я судорожно глотал воздух и целовал, целовал, целовал… Hаверное, это смешно, но мне хватает всего лишь ладони, чтобы сойти с ума. Мой верный друг давно уже испытывал на прочность ткань моих брюк. Я чувствовал, как он напрягался и намокал в моих штанах, пытаясь вырваться наружу.
Я остановился. Прошло всего лишь несколько секунд, а мне показалось, что прошла целая ночь. Hочь приятных ощущений и любви.
Марину трясло. Совсем чуть-чуть. Глаза ее были закатаны. Она извивалась как тонкий стебелек при сильном ветре.
— Мне ни с кем так хорошо не было, как с тобой. Hикогда, — признался я.
Она молчала. Стояла напротив меня и молчала, закрыв глаза и вцепившись в мою руку.
Я встал и обнял ее.
— Извини, — прошептал я.
— Hе надо извиняться.
Плохо это или хорошо, начал гадать я. В конце-концов, понял, что хорошо, так как почувствовал руку Марины на моей ширинке. Она обхватила ладонью мой член прямо через толстый слой материи и начала ласково гладить его. Он, бедный, так напрягся, так забился в истерике, что Марина округлила глаза, посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ого. Он такой большой… — медленно словно по слогам проговорила она и сильнее сжала кисть. — Тебе не больно?