Удивительная штука — жизнь. Мы познакомились в стройотряде. Тот, кто проходил, тот знает. На мой взгляд, он здорово выделялся на фоне остальных. Точнее на фоне сексуально озабоченных первокурсников. Это был парень без своей девушки. Ну и что такого, таких как он на первом курсе — пруд пруди. Он ни к одной не клеился! И это чепуха, вещь заурядная, если бы не его удивительная способность находить общий язык с любой особью женского пола. Девчонки и не только, могли болтать с ним часами. Если бы я не был в то время так решительно настроен атеистически, я бы не нашел лучшего сравнения — исповедовались.
Стройотряд в то время — хорошая возможность подзаработать а нам, как "молодым", само собой досталась совсем не денежная обязанность сторожей. Участок был километров за десять. Мы с Олегом торчали там по неделям. Вот тогда то и узнал я некоторые удивительные подробности его школьной жизни.
Лет через пятнадцать я встретил уже бывшего дипломата, человека весьма образованного (два верхних образования и четыре языка) в качестве мастера производственного обучения. По совместительству он читал лекции в нашем министерстве. Мы долго сидели на кухне его "хрущевки" запивая воспоминания чешским пивом, антиалкогольная компания только набирала обороты, и беседовали "за жизнь". Беседа была далека от женщин и религии, а посему бессмысленна.
И вот теперь, узнаю в одном из "серых кардиналов" нашей политики:
А что, в то время мы были молоды, и с поправкой на эпоху, это было довольно круто. Тем более в то время Олежка никогда не врал, дай ему бог здоровья:
О потере невинности и прочих глупостях…
Она называла его Олежек. Высокая, вровень с ним, стройная до невозможности. Она говорила — Олежек и прижималась к нему вся. Так уменьшительно ласково его называла мама еще во времена детсада.
Гад Валерка! Студент чертов. Он устроил это так, как учат плавать. С размаха туда, где поглубже и валяй, греби. Или пускай пузыри. Гад Валерка, наперед знал, чем кончится этот вечер. И молчал. Любитель сюрпризов.
В комнате полумрак и не видно как пылают уши Олежки. Они танцуют уже полчаса, и Ника все жмется к нему всем телом. Наверное, после "сухарика".
Вино совершенно не сладкое, но после него Олежке стало тепло и весело. От этой пай девочки пахнет вином и сигаретами. Когда они с Валеркой нырнули из коридора в этот полумрак, их встретила тихая музыка и две девицы, поджидающие их на диване. Насколько Олег их разглядел, обе были Валеркиными ровесницами. Длинноногими и без комплексов. Теперь и не вспомнишь, о чем болтали в тот вечер. Олежка до этого спиртного не пробовал, разве что дома из бара, украдкой. Вино было не сладким, но стало весело и тепло. Танцевать Олежка умел. Можно сказать на профессиональном уровне. Только Ника не столько танцевала, сколько прижималась к нему, так что настоящий класс показать было невозможно. Он чувствовал, как пламенеют его уши, как прижимается ее нога к его бедру как сладко ее дыхание. Она и танцевать толком, пожалуй, не умела. Даже пыталась пару раз "вести" его. Ну, нет, в танце Олежка был мужчиной на все сто, и она с видимым удовольствием покорилась его умению вальсировать. Только скоро выяснилось, что, умея прекрасно танцевать, Олег совершенно не умеет целоваться. И тогда Ника решила немедля ликвидировать этот серьезный недостаток пятнадцатилетнего пацана и провести соответствующее занятие прямо во время танцев. Ника оказалась самозабвенной учительницей, и Олежка задыхался и млел от ее коварных и умелых губ. Вдруг до него дошло, что он один в комнате с классной и доступной девушкой! Шустряк Валерка "затанцевал" Сонечку в соседнюю комнату и, похоже, времени зря не теряет. Ну и черт с ними.
— Олежек, налей мне еще сухарика, — попросила Ника.
И пока он возился с около столика, уютно устроилась на диване вытянув стройные, белеющие в полутьме ноги. Она нетерпеливо похлопала ладонью рядом с собой и он , протянув ей бокал , присел на краешек дивана . Сумерки вползали в комнату мимо раздвинутых штор и вино едва угадывалось за тонким стеклом. Девушка отпила половину и поднесла влажный край бокала к его губам. Она слишком быстро наклоняла его, и Олежка запрокинув голову судорожными глотками проглатывал его содержимое. Струйки вина текли по его подбородку. Наконец он получил возможность посмотреть вниз, скользнул взглядом по мячикам грудей приподымающих кофточку, ниже… Ее бедро прижалось к нему, колени вызывающе раздвинулись, и без того короткая юбочка, задралась, открыв его жадному взору упругие линии бедер. Без колготок ее кожа, казалось, светилась беззащитным завораживающим светом. Это так походило на бессловесное приглашение , что тело юнца с готовностью ответило согласием . Оно уже не повиновалось стыдливому ропоту рассудка. Олежка обхватил ее руками и впился в ее раскрытые губы. Будь что будет, он с готовностью доверился предопределенному ходу событий.
От нее веяло чистотой и свежестью. Ее теплые, атласные губы ответили на поцелуй, руки охватили его шею, а диван вдруг заурчал электрической начинкой и вместе с ними, плавно поехал от стены, раскладываясь в широкое мягкое ложе. Не обращая внимания на робкие протесты, Ника принялась раздевать юнца и первым делом, расстегнув ширинку, высвободила его нетерпеливого дружка… Олежка холодел при мысли, что может вспыхнуть свет и все это действо обнаружится на потеху маленькой кампании. Но свет не вспыхнул, и скоро они лежали на диване уже нагишом. Тут до него дошло, что за стеной занимаются тем же самым! Он полностью покорился своей очаровательной наставнице и только беззастенчиво лапал ее во всех доступных местах. А доступно было все, и Олежка совершенно ошалел от свалившегося на него счастья. Закинув руки за голову, Ника царственно раскинулась по центру этого необычного ложа, и с улыбкой принимала его неуклюжие ласки и страстные поцелуи. Пару раз он схлопотал за попытку засосать ее прекрасную шейку, подобно юному Дракуле, и перешел к более невинным поцелуям, но более дерзким ласкам. Она не препятствовала его любопытным пальцам, заползавшим в ложбинку между бедер, и даже слегка раздвинула их, когда они забрались в шелковистый кустарник на лобке. Затем они ненадолго задержались у набухающего бутона наружных половых губ и, дрожа, легко проникли внутрь! Юный храбрец затаил дыхание.
Ему показалось, что горячая, мягкая как сливочное масло расщелина упруго сжимается, выталкивая и не пуская робкие пальцы. Он еще крепче прижался к ней и метнул быстрый взгляд на запрокинутое лицо девушки. Ника заморгала длинными, кукольными, черными, как испанские веера ресницами, которые резко выделялись на белеющем в сумерках лице. Ресницы поднимались и опускались так медленно и плавно, что казалось сейчас из ее чересчур правильной груди послышится четкое — "ма — ма".
Как у пупса. Но ни одна , ни одна кукла не выглядела так соблазнительно и похотливо! Она ждала, и будь Олежка более опытным в этих делах, он бы понял, что его подружка давно "готова".
Едва он навалился на нее, как ноги прелестницы взметнулись вверх, охватили его бока и скрестились на его напрягшейся спине. От волнения он никак не мог попасть куда надо, а коварная наставница не позволяла пустить ему вход руки и, хихикая, даже старалась увернуться. Олег вконец озверел и таранил своим одеревеневшим пенисом наудачу! Она вдруг ойкнула, спасая свою попочку, и добавила удивленно:
— Ого!
Напор отчаявшегося юнца не пропал даром, и вскоре она сама заюлила задом, подводя его к желанной цели.
Наконец свершилось!
Было немножко больно и кончилось, вернее он кончил невероятно быстро и замер в испуге. Все?!
Чуть не сбежал от стыда, но Вероника не выпустила его из объятий и продолжала ласкать, как не в чем не бывало. И обнаружилось, что можно продолжать, да еще как! И юнец продолжил. Он в диком темпе двигал крепким задом, словно пытаясь вколотить ее в постель. Кончал, постанывая от сотрясавшего его оргазма и не останавливаясь, начинал все сначала. И так раза три! Положив руки на потные Олежкины плечи, она молча выдерживала его сексуальный натиск, только время от времени, сгибала и разгибала ноги в коленях и даже помогала ему, двигая задом навстречу, когда темп снижался до разумных пределов. Наконец Олежка успокоился и свалился рядом, а она, как ни в чем ни бывало, поднялась и голышом вышла из комнаты.
Опасаясь подвоха, наш юнец вскочил и принялся искать в впотьмах свою одежду. Было достаточно темно, и плавки никак не находились. Пропали. Оставалось натянуть джинсы прямо на голое тело, на бедра и живот липкие от обильной спермы. Джинсы нашлись быстро, но надеть он их не успел.
Неожиданно вспыхнул свет, и на пороге комнаты возникла подружка Ники — Сонечка, тоже голышом. Грациозно изогнувшись она ненадолго замерла в дверях демонстрируя свое красивое спортивное тело. Тонкая, гибкая талия, длинные стройные ноги высокая девичья грудь и втянутый живот с небольшой вороночкой пупка обрамленный снизу полупрозрачными завитками чуть влажный волос. Словно на подиуме, она неспешно пересекла комнату и, повернувшись с изяществом топ модели, остановилась перед сидевшим на краю ложа Олежкой. Легким толчком она дала ему понять, что теперь пора ему лечь на спину, а когда он, повинуясь, повалился прямо на мокрое и липкое пятно, пустила в ход нетерпеливые пальцы. Только ласки в них было не более чем не более чем в…
*****
Но вот Женька будто очнувшись, ойкнула, трепыхнулась, выскользнула из рук Олежки и, отскочив шага на три, как застигнутая врасплох серна, готовая умчаться прочь. Ее губы казались помятыми и от того еще более заалевшими. Она не выдержала и быстро сжала ткань платья, где то внизу живота и виновато мяукнула:
— Кусаются черти, — потом не выдержала и прыснула тихим, незлым смехом.
— Отвернись, отвернись же… И Олежка добросовестно повернулся, чутко прислушиваясь к шорохам за спиной и фантазируя на тему, что сейчас снимается, и куда успели забраться за столь короткое время бесстыжие муравьи. Он почувствовал, как она, закончив воевать с муравьями, подкрадывается к нему и…
— Ах ты жучка, сявка — козявка, — закричал он, почувствовав, как опущенный за шиворот муравей бодро готовится к атаке, выбирая место помягче с явным намерением пустить в ход свои челюсти! Женька, не дожидаясь возмездия, уже улепетывала, заливаясь как колокольчик.
Теперь они загорали рядышком на огромном доисторическом пледе и, переворачиваясь, старались, как бы невзначай, чаще касаться друг друга, чтобы вновь и вновь почувствовать горячую кожу уже не чужого, манящего тела. Неведомо, какие чувства при этом испытывала его подружка, но случайные соприкосновения рождали в пылающем теле Олежки такие волны, даже валы желания, что он вынужденно переворачивался на живот или спасался от нахлынувшего вожделения в прохладной воде!
Уж он то знал, чем все это кончится. И странное дело не старался форсировать события, словно впереди было целое лето, целая жизнь, нет, жизней десять: Он млел от удовольствия отмечая как, с каждым разом, она сама старается зайти подальше в их "шалостях".
Теперь они начинали целоваться едва приплыв на остров. Целовались, катаясь по пледу, на песке и в воде. Потом вылазили на берег и чтобы быстрее согреться снова целовались. Губы Юленьки припухли, стали умелыми и податливыми и игриво отвечали на каждое прикосновение его губ и языка.
Кончилось тем, что они однажды здорово опоздали к обеду и на следующий день тетка, собираясь в город, делать клубничный бизнес, погрозив ему пальцем, спрятала ключи от лодки.
Проводив ее на автобус, Олежка поплелся к подружке, и целый час они плескались около деревни слушая оглушающий визг малышей, доносившийся с отмели. Загорать не хотелось.
Зной давил как гидравлический пресс, широко и беспощадно. Он находил их на солнце и в тени, перегоняя с места на место. Не представляя, чем заняться они решили полистать старые журналы на чердаке.
На чердаке стояла громадная кровать, лежали груды старых вещей, подшивки журналов и сундук с рухлядью ненадеванной со времен всемирного потопа. Женька, с восхищением, разглядывала неведомые предметы ушедшего быта и даже пыталась примерить кое — что из сундука, но жара сочилась на чердак через каждую щель и скоро плавки стали единственной их одеждой.
Листать старые журналы лучше всего без сарафанчика и без брюк, разумеется. Скоро они, удобно устроившись на громадной железной кровати, снова принялись за вчерашнее. Вместо пружин на кровати были положены доски, пара лоскутных стеганых одеял сверху и поэтому кровать не скрипела, когда они барахтались, забавляясь увлекательной игрой. Женька самозабвенно целовалась, отгоняя свободной рукой от резинки простеньких белых трусиков настырные Олежкины пальцы. Пальцы забирались под резинку где-то около попочки, и каждый раз двигались к бедру, спуская ее вниз, но рука девочки вовремя хватала их, изгоняя с позором и возвращала трусики в исходное положение. Потом Женька увлекалась поцелуями, и повторялось все сначала. На чердаке было ужасно жарко, и капельки пота делали поцелуи более горячими и солоноватыми на вкус.
— Олежка, а у тебя это уже было, когда ни будь?
— Да… Врать Женьке было выше его сил.
— А это не … Олежка, у меня, наверное, не все в порядке. Наверное, не все развилось еще… И грудь… Может рано еще этим заниматься.
— Олежка, мне немножко хочется, но… Ох!
Рука его глубоко забирается в трусики, но на этот раз спереди и, скользнув по мягким волосам лобка, ласкает то, что называется срамными губами.
— Олеженька, ну не надо, — жалобно просит Женька, не делая попытки отогнать его руку. Она просто кладет свою ладонь поверх его ладони и обреченно вздыхает, а затем помогает стянуть плавки с бедер и больше не произносит ни слова. Его тесные плавки застревают около колен, но это уже не важно.
Два дня шел дождь, и она уехала.
Прощай Женька.
Фифи
Англичанку, за глаза, он звал — Фифи. Олежка порядком нахватал двоек и пришлось заниматься дополнительно и исправлять. К слову сказать, он знал английский не хуже нее, но, получив первую двойку от этой длинноногой, похожей на заморенную студентку, Фифи начал бузить и достукался до второй. А где вторая, там и третья. Задней мысли в его деяниях не было. Училка ему не нравилась. Точнее нравилась как женщина, но вызывала отвращение как юный педагог. Первое перевешивало второе настолько, что он стоически прикидывался дурачком и удостоился чести ходить на дополнительные занятия. После третьего занятия он понял — она готова! Это ж надо!
Наблюдательности ему было не занимать, а факты упрямая вещь. Сидя в кресле напротив, он балдел, замечая как она, старательно выговаривая английские фразы, поигрывает туфелькой раскачивающейся на большом пальце ноги. И приходил в неописуемый восторг, наблюдая за тем, как его несравненная учительница плотно переплетает ноги и даже начинает нежно поглаживать упругое бедро ладонью. Полный отпад. Бог ты мой, да она еще и краснела поймав его оценивающий взгляд. Время шло к концу четверти. Олежка беспардонно мямлил на уроках не весть что, и хватал трояки. Нормальная училка давно бы замордовала парами и вызвала в школу родителей. Но не эта. Фифи решила сражаться в одиночку и до конца…
Однако вмешавшееся провидение внесло неожиданные коррективы в их отношения. И ускорило течение событий. Обычный в то время гололед послужил причиной сильнейшего растяжения связок ее чудной лодыжки и дополнительные занятия были перенесены к ней домой. Среда, пятница, суббота… В субботу ему было назначено в девять.
— Ой, я сейчас! Открыла дверь. В халатике поверх ночной рубашки, припухшая со сна.
— Проходи… Запахнула халатик. Дверь прикрыла.
— Понимаешь, ночью нога… И снова краснеет.
Подхватил ее Олежка на руки и прямиком в еще тепленькую постельку! Халатик свалился, она ни гугу… Лежит на спине, вжалась спиной в подушку, вцепилась в простыню и хлопает ресницами. Длинная, тоненькая. Грудь под ночнушкой так и ходит. Негодный мальчишка одним махом стянул джинсы вместе с плавками и тапочками. И оголившись таким манером пуговку за пуговкой расстегнул рубашку и на пол. Глядя в ее громадные потемневшие глаза выдержал паузу, как в театре и не спеша стянул майку. Она вся зашлась, аж живот волнуется. Тогда он и навалился сверху.
Фифи в его губы впилась со стоном, ножки несравненные в стороны, рубашку только задрать и вперед! Она же голову вдруг к стеночке повернула, дернулась всем телом и вскрикнула. Ойкнула во весь голос.
Олежку аж столбняк хватил. Он с безмерным удивлением отстранился, чтобы на такое чудо со стороны взглянуть. И эта — целочка! Это с ее ногами из под шеи, смазливой мордашкой и данными выше среднего!
А новообращенная тянет его за плечи к себе, вся в слезах. Целуется и плачет. Олежка вконец голову потерял и задыхаясь от спешки скоро кончил.
Ох и миловалась она. Вся светится и торопливо говорит, говорит. Словно их растащат сейчас в разные стороны и навеки. С Олежкой такое тоже впервые, чтобы совсем без сил с одного раза и так быстро. А ласонька его целует, прижалась вся. Он скоро снова захотел и уж отказа ни в чем не было:
Было бы дурным тоном описывать как ЕГО Фифи лепетала слова любви и страсти мешая русские и английские слова потому что: Потому, что продолжения этой истории я так тогда и не узнал. А почему уже не помню. Досочинить было бы нетрудно, но не совсем честно.
Татьянин день
Танечка. Танечка. Про нее не скажешь Татьяночка. Уже другой размер. неизмеримо больший. Губы ее с привкусом ароматного мороженого, были сладкими в уголках и с готовностью раскрывались навстречу его губам, когда он собирался их целовать. Точнее они были всегда чуть полуоткрыты, словно горели тихим желанием. И он целовал их часто и долго, наслаждаясь детской свежестью и открытостью поцелуя. Он делал это неторопливо и властно, заключив ее в свои объятия. Она знала, что сегодня был его день. Она знала, что сегодня пойдет за ним следом и поцелует его стоя на эскалаторе и как всегда в полутемной прихожей… И потом в его комнате. И никого не будет дома…
Так и случилось. Он помог снять куртку и повесил на вешалку. Стоял рядом, наблюдая, как она поправляет волосы, что было на него совсем не похоже.
Потом, голенькая она ощутила какие у него сегодня сухие и горячие руки стискивающие ее плечи. И эти торопливые, извиняющиеся поцелуи. Пока он ходил на кухню, разогревать чай, она постелила на раскрытый диван простынку и положила подушку. А потом, решившись, она быстро стащила джинсы, стянула через голову толстую кофту и уже по одеялом сняла трусики. И вдруг ей стало холодно, холодно… Ледяная постель вызывала дрожь в ее худеньком теле. Дрожь, которую никак нельзя было унять. Она ждала его появления и боялась, что у нее от холода застучат зубы. С подносом в руках он, по хозяйски, вошел в комнату и улыбнулся.
Улыбка была по детски теплая и совсем домашняя. Так улыбался ее младший брат, принося в подарок конфетку. Танечка разом забыла, что ей холодно и улыбнулась в ответ. Неожиданно захотелось закинуть руки за голову потянуться ощущая прохладу свежей простыни и приятные объятия пухового одеяла. Она не колеблясь сделала то, что ей сейчас так хотелось и даже зажмурилась от удовольствия. Маленькие обаятельные чебурашки с готовностью выскочили из под одеяла приветствуя скучный мир задорно торчащими сосочками.
*****
Первым делом они деловито отерли следы спермы с олежкиного конца олежкиной же майкой лежавшей рядом с диваном. Ищущие, наглые они оценивающе помяли торчащий пенис и пробежали по нему словно по флейте, затем один из них постучал по его головке как по микрофону. Она встала над ним на четвереньки, плотно стиснув его бедра своими ногами. Ее длинные волосы щекотали его шею, грудь и Олежке вдруг захотелось потрогать ее коричневые соски. Под его пальцами они мгновенно напряглись и затвердели, а готовая к любовной схватке пантера плотоядно облизнула нервные губы. Уж она то знала, чего хотела, и что сможет взять у него …
Привычным движением Сонечка придержала кончиками пальцев подрагивающий от нетерпения член и "наделась" на него, словно мягкая, теплая перчатка на руку, а ее половые губы расплылись "в поцелуе" у его основания. Словно устраиваясь поудобнее, она для начала подвигала упругими ягодицами из стороны в сторону и вдруг принялась вытворять такое, что бедняжка заойкал. Он почти тотчас же сфонтанировал в нее, но не сдался. Его несгибаемый солдат, устоял после первого натиска и довольно долго сдерживал второй залп. Стиснув бока своей повелительницы, Олежка вошел во вкус, и его прелестная наездница, едва удерживалась на двигающемся суку юного мужчины. В этой безумной скачке не за страх, а за совесть, вернее за удовольствие, Олежка явно опережал свою партнершу и, когда он содрогнулся в повторном оргазме, она не выдержала, возмутилась и, извиваясь всем телом, потребовала:
— Помоги! Ну, помоги же…, — нетерпеливо подталкивала она его руку к своей промежности, к мокрым завиткам волос на лобке и, не дождавшись, сама запустила туда свои длинные пальцы и, продолжая двигать энергичной задницей, постанывала от удовольствия. Почувствовав, что Олежка кончает в третий раз, она рухнула на его грудь и, извиваясь от наслаждения, впилась ногтями в его бока. Олежка нашел ее полураскрытый, страстный рот и присосался к нему, а когда она, задыхаясь, стала отбиваться, сильно укусил…
Потом они шли по засыпающей улице, Валерка курил, и ржал как жеребец, вспоминая, как подружки оценивали возможности его протеже. Конечно он тоже не упустил возможности позабавиться с обеими лошадками, но факт "потери девственности" его юным другом приводил его в веселый восторг .
А Олежка, опустошенный и слегка обиженный молчал. Честно говоря, он ожидал большего. Конечно, все это очень даже неплохо, но мгновенно кончается, и при том он чувствовал себя вроде первоклашки на танцах. Ему казалось, что его воспринимали именно так …
Он вспомнил, как девчонки голышом готовили кофе и хихикали.
— Три палочки, для галочки, — рифмовала презрительно Вика, — а покрывало стирать, кто будет? "
— Пять, пять! — рассмеялась Ника, — баланс в мою пользу. Она ста-щила с дивана покрывало с мокрым пятном и отправилась в ванную комнату. Черт его знает — много это или мало?