Как Лев Толстой перед сношеньем
Хуй вытирает бородой,
Вот этим маленьким вступленьем
Начну рассказ нескромный свой.
I
Зима была ебать какая…
Кричали царские гонцы,
Что, мол, дворяне из Валдая
Пообморозили концы.
Конечно, о таком морозе
Пиздеть сподручней в блядской прозе,
Но я хочу в стихах сказать –
Как выйдешь во поле поссать,
Так примерзает хуй к одёже,
Не оторвать, ебёна мать,
А брызги, падая, звенять…
Нет, летом ссать куда надёже.
В ту зиму только тот тащился,
Кто по утрам в постель мочился.
II
В один из дней мороз крепчал…
Мороз… А ну его к хуям!
В тот день в Москву гусар въезжал –
Поручик Ржевский – зверский хам.
Гусак высокого полёта
Не мог он суток без залёта,
И постоянно на Кавказ
Его ссылал царь-пидорас.
Но Ржевский – падла – болт могучий
На царску службу забивал.
Что делал? Да хуи валял!
И водку пил, верблюд ебучий.
Да, посильней, видать, царизма
Талант большого похуизма.
III
И вот, съебавшися с Кавказа,
Припиздил Ржевский в стольный град.
И хоть бы хуй ему, зараза!
И до пизды ему всё, гад!
Навстречу, бля, кузен Болконский
С женой своей – пиздою конской.
"Здорово, чмо! Хуй тебе в рот!"
"Мон шер ами, привет, майн готт!
Пойдём со мною друг бесценный
К Ростовым. Граф Ростов-амбал
На всю Москву устроил бал.
А ты, бля, хуй с горы – военный,
Ну, а военные всегда
Там, где есть бабы – господа.
IV
Хуяк! И принято решенье –
Друзья отправились на бал.
И Ржевский скорого сношенья
Уже симптомы ощущал.
А на балу народа – тьмища.
Какие мерзкие еблища:
Графини – сучки, проститутки;
Князья – ебучие ублюдки –
Все собралися на халяву,
И все, как свиньи, обожрались,
Все обрыгались, обосрались.
Кормил Ростов гостей на славу.
Мазурку заиграли в ложе
И заплясали эти рожи.
V
Лакеи пьяные в перчатках
Мадамов тискают в углах,
Поэт народный – Пушкин Сашка
Расплылся в собственных соплях.
А вон и Дельвиг – хуй с очками
И гувернантами-качками,
И охуевший от поносов –
Михал Василич Ломоносов.
Пердели, суки, прямо в ухо,
Когда плясали, ну и бал!
Ужимками всех заебал
Заезжий пидор – Пьер Безухов.
А Ржевский захотел в парашу,
И тут увидел он Наташу…
VI
Наташа – божие творенье,
Чтобы ебать уже готова.
Прошу пардон и извиненья,
Пока о ебле ни пол-слова.
Семнадцать лет! Глаза большие –
Пиздец, огромные какие!
Какие губки, зубки, щёчки
И ушек розовые мочки.
А талия у ней какая,
А жопа – это не сказать!
Это, брат, надо осязать,
Рукой по ней передвигая.
На что не глянешь – всё не мелко,
Но главное, что девка – целка.
VII
"Ну, заебись, – подумал Ржевский,
Забыв, что сильно срать хотел.
Пиздык! К Наташе оробевшей
Хуярит он сквозь тучу тел.
В вопросах блядства Ржевский – сноб!
Кого уже только не ёб –
Графинь, княгинь, простых крестьянок
И извращенок-лисбиянок.
А, если с жару, если с пылу,
От удовольствия сопя,
Он выеб сельского попа
И генеральскую кобылу.
А хуем целку поломать –
Да как два пальца обоссать!
VIII
Мужской напор пол любит слабый –
Так Ржевский издавна считал.
"Мадам! А я бы вам… А я бы!" –
И из рейтузов хуй достал.
Наташа член как увидала –
В глубокий обморок упала.
И у поручика – регресс,
Какая ебля, если стресс.
Урок вам – будущие хамы:
Чтоб в затрудненье не попасть,
Не смей при людях хуем трясть!
На Ржевского косились дамы –
Раз с голым членом среди залы
Всё ясно – озабочен малый!
IX
На Ржевского все, как на рыжего:
"Вы, сударь, – хам! Вы – распиздяй!"
Ростов, за дочь свою обиженный,
Сказал: "Мудило, уезжай!"
Заправив болт в рейтузы снова,
Взял Ржевский на прощанье слово:
"Я всех вас видел на хую!
Я всё сказал! Пардон, адью!"
Сей миг оставим сцену эту,
Надев тулуп свой из овечки,
Поручик, стоя на крылечке,
Кричит: "Карету мне, карету!"
Домой приехал, ох, невесел