Дальше всё было уже проще. Я настолько возбудилась, что не чувствовала обиды и боли, послушно подставляя свои отверстия под их восхитительные пряные члены. Да и соскучившиеся по женщине кавказцы не хотели больше меня мучать. Хотели только ебать, и ебали. Они входили в зад, и во влагалище, засовывали два члена мне за щёки, вертели меня во всяких позах, как хотели, но довольно быстро заполнили меня своей спермой. Один — во влагалище, другой в задний проход. недолго отдохнув, они пошли на второй заход. Как я поняла по их разговорам, они сильно спешили. Кончив по два раза, они начали одеваться. Но я никак не могла кончить под ними — их ведь не интересовали мои чувства, они думали только о себе. Я осталась голой стоять на четвереньках на полу, просунув руку под животом и пыталась кончить. Но меня прервал сильный удар босой ногой сзади, по ягодицам. То что называется грубым словом — подсрачник. Я опрокинулась, и уже подкатывавший оргазм исчез вместе с возбужденим.
— Давай тряпкы на портянкы, сучка!
Я нашла старые чистые тряпки и отдала мальчикам. Грязные портянки остались под кроватью. Они собирались, а я безмолвно смотрела, как они забрали мой паспорт, ключ от моей двери.
— Мы еще вэрнэмься, нэ вздумай мэнять замок, — сказал Фариз.
— А стуканешь кому — порвьом паcпарт! — добавил Ахмет.
Так я пошла по рукам солдат. Ахмет и Фариз которые трахали меня почти каждую неделю, уволились через год, а паспорт и ключ отдали своим сменщикам.
Эти солдаты начали ходить ко мне втроём. Они делали со мной всё, что хотели.
Многое провоцировала я сама. Всё таки я очень чувствительная женщина, а групповой секс разбудил во мне такое, что временами я пугалась своим желаниям. Мне казалось, что я стала безумной нимфоманкой, которая никогда не остановится.
А вчера приехал Алик. Он вернулся из дисбата, и его встречали как национального героя. Советы и русские посадили настоящего джигита.
Ко мне в комнату ворвались трое.
Меня раздели догола, завернули в брезент, и поенсли к КАМАЗу, стоявшему во дворе. Там меня стряхнули с брезента в открытый люк бочки с пищевыми отходами — а попросту, помоями. Голенькая, я целых два часа тряслась в вонючем баке, падая на поворотах в зловонную скользкую жижу, пытаясь удержаться на ногах.
Местные военные сочувствовали Алику и считали, что он пострадал от русских, потому дали ему воинское звание сержанта, и поставили командовать хоз-взводом. Служи как кум-королю. Выходишь из своей комнаты раз в день и просто бьешь провинившихся.
Меня отмыли, и привели к Алику. Но это был уже не тот ласковый и хороший Алик. Он превратился в чудовище, в животное.
Там на грязном вонючем свинарнике он и начал издеваться надо мной. Я спала у него в ногах, и выполняла любые прихоти.
Сперва он выдергивал волосы на лобке и подмышками плоскогубцами. . Это было очень больно, я кричала, но после дисбата Алик стал очень упорным.
Через неделю мои срамные места стали полностью беззащитными. Ужасная депиляция.
Ещё он заставлял меня маршировать голой, прицепив к соскам и половым губам прищепки с грузилами.
Мою грудь Алик мял ногами, я ложила грудь на скамью, он становился на нее ногами и давил что есть силы. Бил по ней палкой. Синяки с несчастных сисечек не сходили, и скоро вся грудь стала багрово-синей. Любимым его развлечением было тушить сигареты об мои соски и кружочки вокруг них.
Быстро обнаружив, что за время его отсидки мои отверстия стали шире, он просто озверел. Алик сказал мне, что вообще разорвёт меня, чтобы стало видно, какая я проблядь. Начал с того, что засовывал во влагалище сперва узкие бутылки из под пепси, потом в дело пошли более широкие от лимонада, и от водки. Потом он задумал просунуть руку. Конечно, у него не получилось. Тогда он заставил меня просунуть во влагалище бутылку из под водки и в анус — из под пепси-колы. Закрепив их солдатскими ремнями у меня на поясе, он не разрешал вынимать бутылки. Ходить было очень трудно — враскорячку, отклячив назад попочку. Очень скоро влагалище растянулось и попа тоже. Увидев это, Алик загнал в попочку бутылку от водки, а во влагалище — винную. Боль была жуткой, хоть отверстия и привыкли к бутылкам, но он делал всё грубо, ужасно сильно втыкая. Я почти не могла ходить. И всё это время я должна была постоянно выражать свою преданность Алику. Если он считал, что я недостаточно нежна и ласкова к нему, то наказывал меня.