Лиза остановилась в комнате, похожей на столовую. Я могла смотреть только вниз и видела поэтому лишь ножки столов и стульев, но это явно было какое-то помещение для серьёзного приёма пищи. Мы постояли немного — видимо, Лиза соображала, куда меня лучше всего поставить, после чего снова дёрнула за поводок. Она поставила меня рядом со стулом во главе стола и, надавив на плечи, заставила опуститься на колени.
Когда я дотронулась коленками до твёрдого пола, Лиза обернула мой поводок вокруг толстой ножки стола и застегнула его там на крепкий висячий замок. Щелчок замка эхом отдался у меня в ушах, издевательски напомнив мне о том, что всё это отныне со мной навсегда. Я еле сдерживала слёзы — откуда их столько бралось. За всю жизнь я столько не ревела, сколько за эти полтора дня. За что мне всё это? Иногда в голове не оставалось больше никаких мыслей, только эта. За что мне всё это? Я ощутила, как Лиза наклоняется ко мне, и шею снова обожгло её дыханием.
— Теперь пусть сучка сидит на месте и ждёт своего Хозяина.
Сказав это, Лиза ущипнула меня за соски через платье и лизнула в ухо. Я попыталась отстраниться от её языка — было щекотно, и вообще всё это было уже чересчур, но она крепко держала мне голову в нужном ей положении. Я простонала от досады, и она захихикала — так, будто я была животным, только сделавшим что-то очень умильное. Перестав лизать, она начала гладить меня по искусственным волосам.
— Жаль, что нельзя сейчас остаться и поиграть с этой грязной шлюшкой ещё немного, но увы, на сегодня у меня другие обязательства. — Затем Лиза прижалась своей щекой к моей щеке, крепко притиснув к себе мою голову. — Ну да ничего, зверушка моя, ничего. У нас впереди вся твоя жалкая никчёмная жизнь, ещё наиграемся.
После этого Лиза лизнула меня в шею и, поднявшись на ноги, покинула меня. Когда она, судя по всему, ушла окончательно, я испустила глубокий вздох. Кажется, всё это я время задерживала дыхание, ожидая, что эта психанутая сука вот-вот вернётся. И когда стало ясно, что ждать её уже не стоит, облегчение было огромным. Я оглядела столовую, где оказалась прикованной к столу, и на стенах увидела довольно неплохие картины. Резные стулья поражали глаз искусной работой, и стол, кажется, был не хуже, хотя ручаться я не могла — сверху мне его не было видно.
Картины были интересные, что называется — абстрактные. При виде их я вспомнила о абстрактном импрессионизме, но ни одна не напоминала собой известные "жемчужины" жанра. Одна из них наиболее поглотила моё внимание. Там было много маленьких чёрных коробочек, разбросанных безо всякого порядка, и в каждом углу было по красному пятнышку. Всё.
Очень просто, но вместе с тем очень сильно и изящно. Я смотрела на неё, как зачарованная. Картина была до того мощной, что на время я совершенно забыла про свой плен. Эту вещь я бы совершенно точно купила бы себе, за любые деньги. При виде её меня охватило необыкновенное чувство, буквально эйфория. Наверно, в том числе и потому, что за всё это время я видела лишь свой тесный подвал и темноту. Каким-то образом картина воплотила в себе всю мою жизнь до момента похищения.
Картина поглотила меня до того, что я не сразу услышала шаги за спиной, и сердце у меня оборвалось. Шаги совершенно точно принадлежали мужчине, и я была почти уверена, что это Том. Замерев, я тут же опустила глаза книзу и начала слегка дрожать от страха. Я не представляла себе, что меня ожидает сегодня вечером. Я закрыла глаза от ужаса… но… неужели там было и возбуждение, совсем чуть-чуть? Я тут же выругала себя за это. И после этого почувствовала у себя в искусственных волосах его руки.
— До чего же красиво.
Голос Тома. Такой мягкий, такой задумчивый. Это застало меня врасплох, и слёзы тут же полились по моим щекам — от звука его голоса, от искренности похвалы. Затем Том уселся на стул рядом со мной и приподнял меня за подбородок так, что глаза наши встретились. Я пыталась сдержать слёзы, но они катились и катились из глаз помимо моей воли.
— Всё-таки жаль, что для дрессировки пришлось обрить тебя налысо.
Затем Том достал платок и промокнул мои глаза. Я попыталась опустиь взгляд, но он снова поднял мне подбородок. Как только глаза мои высохли, он мягко продолжил:
— У тебя потрясающие глаза, такие голубые, такой чудный оттенок. Я пытался вообразить себе тебя до того, как мы тебя нашли, и должен признать, что даже близко не подобрался. Воображение отказывалось нарисовать мне такую живую женщину. Я никогда не смог бы вообразить такую женственность, такую чувственность. Ты восхитительна даже тогда, когда плачешь.
Затем он нежно поцеловал меня в веки. Меня захлёстывала масса самых противоречивых эмоций. Я не знала, что всё это значит. Конечно, я не доверяла ему, но зачем он так делает? Я почти хотела, чтобы это была Лиза. Хоть она и забавлялась с моими чувствами, но всегда можно было быть уверенной, что это сугубо с садистской целью.
Эти же действия понять было слишком сложно, и я не знала, как воспринимать его слова. Признаю, его нежные и почти любящие прикосновения нравились мне. Но я старалась не поддаться на всё это. Как я уже говорила, доверять я ему не могла. Я не намеревалась дать обвести себя вокруг пальца. Он снова посмотрел мне в глаза, и восхищение в его взгляде заставило меня почувствовать себя картиной, которой я восхищалась до его прихода.
— Я ни за что бы не подумал, что мне так повезёт и что у меня будет такая рабыня.
Он ещё долго сидел так и просто смотрел на меня. В смущении я несколько раз пыталась отвести взгляд в пол, но всякий раз он снова поднимал мне голову. Пытаясь избежать глазами его взгляда, я всякий раз покорно возвращалась к его пристальному взору. Время замедлилось и будто бы остановилось вовсе. Я чувствовала, как из-под стального кляпа, распиравшего мне рот, стекает слюна.
Я ощущала себя самым настоящим животным, вещью. В конце концов мне стало жутко стыдно и неловко. Я не знала, куда девать глаза — он крепко держал меня за голову, и шевельнуть ей было почти невозможно. Затем он отпустил меня, и с облегчением я снова уставилась в пол. Цепь моего поводка звякнула, и ещё немного слюны вытекло из-под кляпа. Уже целая лужица набралась у меня меж грудями. Он снова начал гладить мои волосы.
— Я думаю, рабыня, тебе понравится вечер, который я сегодня приготовил. Будем только мы вдвоём, Госпожа ушла гулять вместе с друзьями. Сначала мы, пожалуй, поужинаем, а потом, быть может, немного поговорим. Глядишь, узнаем друг друга получше.
Я продолжала глядеть в пол расширившимися от удивления глазами. Сказав это, он почесал мне за правым ухом. Ох, как это было приятно. Это, и его слова, немного меня успокоили. Я поняла, что выбора у меня нет, и остаётся лишь отдаться на волю своего положения, а может, и самой получить немного удовольствия. Если он говорил правду, насчёт разговора, то это открывало новые возможности. Я начала испытывать… не знаю даже что, облегчение или возбуждение. Наверно, что-то между.
— Пойду принесу ужин. Подожди меня тут, моя маленькая сирена.
Он встал и ушёл, оставив меня наедине с предвкушениями. Слюна продолжала течь из-под кляпа, но я уже не обращала внимания. Неужели что-то начинает меняться к лучшему? От перспективы человеческого разговора меня переполняла надежда. В эти минуты я даже воспринимала Тома как мужчину. Не просто как своего похитителя, но и как человека. Плюс он и правда был симпатичным, что тоже помогало. Нет, в моём положении определённо начинались перемены к лучшему.
В это время я ощутила, как у меня чешется нос. Я попыталась достать до носа рукой, но тут же ощутила надёжную хватку рукава, обездвиживавшего руки у меня за спиной. Это мгновенно вернуло меня в реальность. А он молодец, ох молодец. Сумел заставить меня забыть, до чего безнадёжно моё положение. Да, он хорошо знал, чего хочет и как этого добиться. Я выругала себя за то, что поддалась на его уловки. Ещё и сиреной меня назвал. Сволочь! Я строго-настрого приказала себе больше не поддаваться ему.
Том вернулся с бутылкой вина и фужером. Поставив их на стол, он снова стал смотреть на меня. Из моего рта вытекло ещё немного слюны. Я продолжала смотреть вниз. Он подошёл и склонился надо мной. Он начал растирать слюну, которая скопилась у меня в декольте. Он растёр её и немного приспустил платье так, что мои полные груди торчали над ним, словно над корсетом.
Он начал растирать слюну вокруг сосков и крепко мять мою грудь. От такого обхождения я быстро возбудилась, часто задышав. Я закрыла глаза и ещё ниже опустила голову. Я не хотела, чтоб мне было так хорошо, но мне было хорошо. Ещё немного слюны просочилось из-под кляпа, он начал растирать и её. Я ощутила, как по внутренней стороне бёдер начинает стекать влага. Как же я была рада в тот момент, что рядом нет Лизы, которая бы высмеяла это жалкое зрелище.
Наконец Том оставил в покое мою грудь и поднялся. Взяв бутылку вина, он откупорил её, и я услышала, как бархатистая жидкость льётся в бокал. Слюна, казалось, потекла у меня ещё гуще. Следующий поступок Тома выбил меня из колеи окончательно — он опустил фужер книзу и склонился надо мной. Он снова поднял мне подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза, мутные от желания. Я вернула взгляд, посмотрев в его глаза, мутные от желания. Он снова заговорил — нежно, по-мужски соблазняюще, но с примесью угрозы в голосе:
— Надеюсь, рабыня, что ты помнишь обо всех правилах.
С этими словами он тут же сделал что-то с кляпом, и тот ослаб, после чего он вытащил его у меня изо рта. Я удивлённо и с благодарностью взглянула на него, после чего немедленно опустила глаза к полу и начала разминать челюсть. Я с хлюпаньем втянула в себя слюну, натёкшую вокруг рта, и пошевелила челюстью, чтобы унять боль. Без кляпа я ощущала себя практически на седьмом небе. С ума сойти, как самая обычная вещь, вроде отсутствия во рту кляпа, казалась мне теперь привилегией. Но в тот момент мне было всё равно, я слишком наслаждалась тем, что кляпа больше нет. Наверно, я даже улыбнулась легонько, буквально на секунду — а может, мне это просто показалось.
*****
Дальнейшее изумило меня ещё больше. Том осторожно поднёс бокал к моим губам и начал медленно вливать мне в рот восхитительную жидкость. От неожиданности я чуть не поперхнулась, но быстро взяла себя в руки и начала пить. Это было пино-нуар, моё любимое вино. Причём первосортное. Я пила сколько могла — с учётом того, что не могла распоряжаться бокалом — и наслаждалась. Наконец убрав бокал, Том поставил его на стол и снова вышел из комнаты. Продолжая стоять на коленях, я пребывала в какой-то эйфории.
Том вернулся с тарелкой и салфеткой. Поставив тарелку на стол, он сел рядом и снова потрепал меня за волосы, разглядывая меня.
— Какая же ты красивая, зверушка моя.
Я начала представлять, как выгляжу со стороны. Свою грудь, торчащую из-под дивного чёрного платья, свой парик, струящийся позади меня шелковистой русой волной, своё искусно накрашенное лицо, свои туго связанные позади меня руки, свои полные желания глаза — мать честная, я наверняка выглядела чистейшей воды проституткой. Том снова почесал меня за правым ухом. Господи, как же это было классно. Не отдавая себе отчёта, я сама потёрлась головой о его ладонь.
Я услышала стук вилки о тарелку и в следующую минуту поняла, что к моему рту приближается небольшая порция ризотто. Я удивлённо посмотрела на него — он улыбался, держа вилку возле моих губ. Я широко открыла рот и грациозно приняла пищу. Ризотто было божественно. Мне казалось, что от переизбытка роскоши я сейчас умру. Сперва я жевала медленно, но потом желудок осознал ситуацию, а вслед за ним и я поняла, до чего голодна. Лиза так меня и не покормила. Не то чтобы мне хотелось собачьего корма, но совсем без еды я тоже не могла. Это же, по сравнению с кормом, было небо и земля. Просто невероятно. Я жадно прожевала и проглотила остаток.
Это продолжалось до тех пор, пока еда не подошла к концу. Судя по всему, её было много, потому что я смогла наесться досыта, плюс и он сам отведал немного. Он почти не говорил со мной, лишь ужинал и время от времени подкармливал меня — как верную собачку, стоявшую рядом с ним на коленях в ожидании подачки. О, до чего это был верный образ. Время от времени он давал мне отхлебнуть и вина. Кажется, это был один из самых роскошных ужинов в моей жизни. Ну а чего вы хотели, в моём-то положении?
Когда мы поели, он утёр лицо салфеткой, после чего наклонился ко мне и промокнул салфеткой моё лицо, стараясь не смазать косметику. Положив салфетку на стол, он взял оттуда связку ключей и отомкнул замок на моём поводке. Он поднял меня наверх, и после этого ему пришлось придержать меня немного — от долгого стояния на коленях ноги мои изрядно затекли.
Он стоял совсем близко, и я чувствовала его голову рядом со своей, но продолжала смотреть в пол. Как только я снова начала ощущать собственные ноги и держаться на них самостоятельно, он немного наклонился ко мне и начал нежно целовать в губы. Это меня ошеломило, и какие-то мгновения я колебалась, после чего растворилась в поцелуе. Я чувствовала, как он взял меня рукой за затылок и ещё крепче прижал к себе. На секунду я потеряла равновесие, но он не дрогнул. Не знаю, сколько длился этот поцелуй, но мне казалось, что я могу простоять так целую вечность и быть при этом безумно счастливой.
Том отстранился от моих губ и сразу же дёрнул за поводок, приказывая идти вслед за ним. Я пошла как в тумане, одурманенная его поцелуем. Этот мужик знал, как обворожить женщину. После стольких часов дискомфорта сейчас было невероятно трудно быть рядом с ним начеку. Конечно же, он прекрасно об этом знал.
Мы пришли в комнату, похожую на кабинет. Впрочем, не совсем обычный — там был светло-голубой плюшевый ковёр, повсюду виднелись образчики индустриального искусства. По стенам были развешаны странноватые картины, на столиках красовались не менее странные статуэтки. Полки были уставлены бесконечными рядами книг, и полки тоже были необычные — металлические. Комната выглядела очень стильно, но вместе с тем довольно высокомерно.
Усевшись на чёрный кожаный диван, Том указал себе под ноги, приказывая стать на колени рядом. Тогда, будучи в дурмане, я ещё не сознавала этого, но подчинилась ему мгновенно, не раздумывая. Ковёр был совсем мягкий, куда лучше твёрдого пола столовой. Я сразу же опустила глаза к полу. Том начал наматывать поводок себе на руку до тех пор, пока слабины не осталось вовсе. Я не могла повернуть головы вообще и чувствовала, как Том смотрит на меня.
— Итак, рабыня, вот правила нашей беседы. Каждый ответ нужно завершать словом "Господин" — это, я надеюсь, ты уже усвоила. — Сказав это, он слегка дёрнул меня за поводок. — Говорить самой тебе ЗАПРЕЩАЕТСЯ, кроме тех случаев, когда я тебя спрашиваю или когда разрешаю спросить самой. Несмотря на все кажущиеся послабления, исключений не будет — только если я сам этого не разрешу. Рабыне понятно? Если хочешь, во время разговора можешь смотреть на меня. Теперь покажи, что тебе всё понятно, рабыня.
Он снова дёрнул за поводок. Я посмотрела на него и кивнула.
— Мне всё понятно, Господин.
Звук моего голоса показался мне чужим. Я почти целый день не говорила без кляпа во рту.
— Умница, рабыня. — Он снова погладил меня по "волосам". — У рабыни очень милый голосок.
— Спасибо, Господин.
— Хм. Ну, на здоровье, сучка.
Я слышала, как он усмехается.
— Ну что, рабыня — расскажи мне, как тебе твоя нынешняя жизнь.
Прямота вопроса сбила меня с толку. Я ожидала какой-то предварительной разминки, не такого резкого перехода к делу.
— Эммм, — начала я и запнулась. Я не решалась говорить — то боясь сказать правду, то неправду. Видимо, Том это понял. Он снова дёрнул за поводок.
— За правду тебя не накажут, рабыня.
Это помогло мне собраться с мыслями.
— Мне не нравится моя новая жизнь, Господин. Я её ненавижу. Я хочу домой, хочу обратно свою жизнь. Я не хочу быть тут. Просто не могу. Я такого не заслужила. Ничем не заслужила. Ещё пару дней назад я была свободной женщиной… — слёзы начали течь у меня по щекам, в горле образовался ком, — а теперь нет. Ведь я ничего такого не сделала. Ничем всё это не заслужила. Я…
На этом месте меня снова дёрнули за поводок, и я поняла, что лучше остановиться. Захлёбываясь в рыданиях, я смотрела в пол, жалея себя. Я знала, что отвечала слишком долго и сбивчиво, но меня захлестнули эмоции. Стоя на коленях рядом с Томом, я продолжала содрогаться в рыданиях от жалости к самой себе.
— Ну-ка соберись, рабыня. Ты начала забываться. Обращайся к Господину и себе как полагается.
Меня снова дёрнули за поводок, но я продолжала рыдать. Едва лишь мне казалось, что я могу собрать волю в кулак и перестать, как новая волна рыданий подкатывала следом. Я просто не могла остановиться. И затем я услышала, как ко мне обратились по имени.
— Лора…
Я замерла. Я медленно взглянула на Тома. Он пристально смотрел на меня. С платком в руках он наклонился ко мне, чтобы осушить мои слёзы. Я тут же забыла про них, когда он произнёс моё имя. Меня всё ещё трясло, но рыдания наконец стихли, и дыхание моё начало восстанавливаться.
— Так-то лучше. Этот разговор кончится очень быстро, если ты не возьмёшь себя в руки. Понятно?
Я медленно кивнула, втайне изнывая от желания, чтобы он ещё раз обратился ко мне по имени. Он говорил со мной почти как с человеком — пусть и как с ребёнком, но всё равно с человеком. Самые разные чувства кипели во мне. Я знала, что они знали, как меня зовут, но услышать своё имя, услышать его после всего, что я вынесла, было невероятно. Я продолжала смотреть на Тома во все глаза; я пыталась не выказать своего обожания к нему, которое начало пульсировать во мне.
— Так вот — очень скоро ты позабудешь об этих чувствах. У нас приготовлен для тебя очень плотный график дрессировки. Ты привыкнешь к своей новой жизни. У тебя нет другого выбора, Лора.
Меня передёрнуло, когда я услышала своё имя после такой фразы. Было так хорошо его слышать, но не рядом с такими словами. Нахмурившись, я опустила глаза. Неужели это правда? Неужели у меня никогда больше не будет выбора? Не может быть.
— А теперь расскажи мне о своём детстве.
Я удивлённо взглянула на него. Я не знала, как реагировать. Мне очень не хотелось говорить о детстве, будучи разодетой как последняя шлюха, и когда со мной обращались как с последней шлюхой. Я хотела сидеть рядом с ним, на диване. Я хотела, чтобы он снял с моих рук этот чёртов чехол, чтобы он обратно одел мне платье на грудь, чтобы мы могли нормально общаться, как нормальные мужчина и женщина.
— Я… рабыня не знает, что Вы хотите услышать, Господин.
Он снова дёрнул меня за поводок, пристально глядя мне в глаза.
— Лора, ты будешь отвечать на мои вопросы так, как я их задаю. Без раздумий. Ты знаешь, что я хочу узнать. Расскажи мне о своём детстве. Это значит, что ты рассказываешь мне первое, что приходит в голову при словах "твоё детство". Давай, я же знаю, что ты вовсе не тупая потаскуха.
И снова дёрнул за поводок. Я всё больше ощущала себя пятилетней девочкой.
— Ну… я… э-э… у рабыни было непростое детство, как и у многих, Господин. У рабыни не было папы, и мама у рабыни была алкоголичкой. У рабыни оставались лишь школа и мои… — меня с силой дёрнули за поводок, -… ай… и её коты. Рабыня решила посвятить себя занятиям, и в итоге вошла в число лучших выпускниц.
Вот о чём я вспоминала, когда думала о детстве. Мне всегда казалось, что решение посвятить себя урокам, чтобы уйти от своих проблем, действительно мне помогло. Череду этих мыслей прервало любопытство, зачем же этому чудовищу понадобились такие сведения.
— Что ж, не слишком богатый, но уже рассказ. И почему же потаскуха решила податься в бизнес?
Не веря, я посмотрела на него. Мне не хотелось это с ним обсуждать. В таком положении от разговоров про жизнь мне было ещё унизительнее.
— Со всем уважением к Господину, рабыне очень трудно говорить о таких вещах, когда я… гм… когда она находится в таком виде.
Я чуть не упала вперёд, так резко он дёрнул за поводок.
*****
— У РАБЫНИ нет выбора. Я задаю шлюхе вопросы, и она отвечает. Ни больше, ни меньше. РАБЫНЕ это понятно?
От его взгляда мне стало страшно, и я быстро закивала.
— Да, Господин.
Голос мой был тихим и робким.
— Теперь отвечай… Лора.
О, до чего же садистская сволочь. Звук моего имени снова прошил меня электрическим разрядом. Эта скотина знала, что делает… и я злилась, понимая, что метод действует безотказно.
— Ну, рабыне не хотелось прозябать в нищете, как мама, поэтому она решила заняться чем-нибудь прибыльным, и, естественно, выбрала бизнес. Заодно оказалось, что у рабыни к этому настоящий талант.
После этого Том долго смотрел на меня. Через несколько минут я смущённо отвела взгляд. Я уже решила, что на этом всё, но расспросы продолжились. Когда он видел, что меня переполняют чувства, то обращался ко мне по имени самым нежным и ласковым голосом. Будто я была змеёй, а он — заклинателем.
Постепенно мне начало казаться, что я нахожусь на допросе или, что было больше похоже на правду, на собеседовании. Он обрушивал на меня вопрос за вопросом.
— Кем был твой первый парень?
— Когда ты потеряла девственность?
— Когда тебя в первый раз выебали, как ты себя чувствовала?