Женщина наблюдала беспомощно, как молоко течет по ее телу. Это было страшно, и это завораживало: гипнотическое течение двух белых рек.
И в этот миг Рон и Эни хором завопили:
— Мамино молочко! Ура!
Они выскочили из-за ящиков, побежали туда, где чудовище продолжало ее доить — похоже, Рипли сама не осознавала, сколько молока скопилось в ее налитых грудях, и поняла это только теперь, когда в белые сиськи вцепились темные пальцы ксеноморфа, заканчивающиеся бритвенно-острыми лезвиями когтей.
— Бегите! — заорала она, надрывая горло! — Бегите, прячьтесь, спасайтесь! Не смейте приближаться!
Но они словно не слышали ее. Подбежав, они замерли в нерешительности, глядя на чудовище, доившее маму, и с интересом разглядывая подвешенную голую женщину. Рипли покраснела, но тут Чужой опустил ее ниже, и ее промежность оказалась прямо перед лицами обоих мальчишек. По голой пизде, бесстыдно выставленной на обозрение сыновей, все так же неторопливо текли для молочных ручейка.
Вот черт, подумала она беспомощно. Каждый раз, когда мне кажется, что стыднее и позорнее быть уже не может, происходит что-то, что погружает меня еще глубже в бесконечное унижение. Иди, — она нашла внутри себя чуть-чуть храбрости, позволявшей ей еще шутить, пусть хотя бы напоследок кто-то посмотрит на мою дырку? Ведь на нее давно никто не смотрел с таким интересом: работавшие с тобой доктора, похоже, вообще не воспринимали тебя как женщину.
Тьфу ты, одернула она сама себя! О чем ты думаешь? Это же ТВОИ дети! Ты можешь сдохнуть здесь, но они должны спастись.
— Бегите! — заорала она в очередной раз, не вполне понимая, как это поможет им в запертой комнате и все еще надеясь, что проклятый Обэнон откроет дверь и вытащит хотя бы их. — Прячьтесь!
Но тут Рон неожиданно бросился вперед, стремительным, порывистым движением, и, высунув язык, провел по ее пизде.
Язык мальчика был теплым и влажным. Рипли чуть не поперхнулась собственной слюной, когда поняла, ЧТО, он делает, а потом на миг прикрыла глаза, шокированная этим пониманием.
— Ты… — выкрикнула она и осеклась.
Она даже не знала, что сказать — настолько это потрясло ее, заставило сжаться в комок от стыда.
А язык сына вновь и вновь пробежался по промежности, слизывая теплое грудное молоко, текущее из маминых сосков.
— Ты что делаешь! Не смей!
Рон даже ухом не повел, старательно вылизывая все до капли, водя языком по коричневой мякоти пизды и изредка щекотно задевая клитор. Он пытался не потерять ни одной капли молока. Его движения были жадными и неумелыми, он напомнил Рипли юного игривого щенка.
И в то же время она поняла, что прикосновения языка к клитору заводят ее. Возможно, на возбуждение повлияло и ощущение смертельной опасности, в миг обострившее все ее чувства.
— Так нельзя! Сыночек! Не делай этого!
— Вылижи ей пизду, пацан! — вмешался из-за бронированного стекла откровенно потешающийся Обэнон. — Отлижи этой суке, чтобы она кончила.
Почему я не убила тебя раньше, когда у меня была возможность, бессильно подумала женщина. Тогда ты не мог бы сейчас отпускать свои комментарии, стоя там, в коридоре, в полной безопасности.
Рипли показалось, что еще мгновение — и она сойдет с ума, начнет причитать, как старая бабка, упрашивающая кого-нибудь помочь ей, еще секунда — и не будет храброго и сильного лейтенанта космического флота, а будет только убитая стыдом женщина.
До этого момента Эни как будто пребывал в прострации, но тут он словно проснулся, накинулся на Рона и попытался оттолкнуть его. Сначала Рипли даже подумала, что он борется с братом, потому что понимает: тот делает что-то плохое, запрещенное, постыдное. Однако Эни вытянул язык, стараясь дотянуться до стекающего молока, и закричал на брата:
— Пусти! Я тоже хочу! Пусти, ну же!
Рон был неумолим. Толкнув брата, он продолжал слизывать капли молока с пизды Рипли.
Эни, похоже, никак не мог решить, что лучше: то ли полезть в драку, то ли попросту разреветься. Но тут он заметил, что ручеек молока раздваивался: часть текла по лобку и попадала в рот Рону, а другая стекала по ягодицам. Решившись, он обежал маму и пристроился сзади. Второй язык коснулся ягодиц Рипли, слизывая с них теплое молоко. Чтобы было удобнее, мальчик обнял мамину задницу ладонями.