— Хорошо, — оглянувшись, Эдик кивает головой.
Он возвращается с альбомом, держа его раскрытым на том самом месте, где мы прервались, — с черно-белого снимка на меня смотрит младший сержант Вася — мой сослуживец, мой друг, мой сексуальный партнёр и, как теперь оказалось-выяснилось, отец Эдика… с фотографии, беспечно улыбаясь, из нашего общего прошлого смотрит на меня будущий отец Эдика — моего персонального водителя, в которого я, кажется, уже влюблён… всё смешалось в доме Облонских! Прошлое, настоящее, секс, любовь… какое-то время — буквально секунду-другую — мы оба смотрим на фотографию симпатичного парня в форме младшего сержанта…
— Потом, Эдик, — говорю я, — ты мне что-нибудь расскажешь… об отце мне расскажешь. Как-никак, а мы вместе служили… в одном дивизионе… — Мне хочется расспросить Эдика сейчас, но я умышленно говорю "потом", и ещё я говорю "как-никак", чтоб таким образом позиционировать младшего сержанта Васю как одного из своих многочисленных сослуживцев — одного из тех, с кем свела меня служба в армии, и не более того.
— Хорошо, — отзывается Эдик. — Виталий Аркадьевич… а вы можете мне показать своего друга? Ну, того, про которого вы говорили… если, конечно, это можно.
— Можно, Эдик… можно всё, но… разве я обещал показать тебе того, с кем я в армии трахался? Я предложил тебе угадать — дал тебе шанс на приличный бонус… ты, как мне помнится, не угадал, точнее, угадывать не стал. Так что, Эдик… ничего я тебя показывать не буду — сам тебе я показывать не буду. Логично?
— Логично, — Эдик, глядя на меня, улыбается. Какое-то время мы оба молчим; я листаю страницы лежащего на столе альбома — переворачиваю обклеенные фотографиями листы, и мы оба смотрим на мелькающие перед глазами лица парней; они разные, эти лица… разные лица — разные парни: сержанты, солдаты… моя армейская юность! — А что, Виталий Аркадьевич… — нарушает молчание Эдик, — в армии гомосексуальные отношения очень распространены — много там геев? Ну, то есть… если сказать-спросить точнее, то — многие в армии секс такой практикуют?
— А ты как думаешь? — я смотрю на Эдика вопросительно. — Представь: молодые здоровые парни, бок о бок живущие в относительно замкнутом пространстве не день и не два… есть же такие части, где нет ни увольнений, ни самоволок! Ну, и что приходится делать молодым парням, оказавшимся в таких условиях? А? Что говорит тебе твоя логика? — Глядя на Эдика, я невольно улыбаюсь. — Природу, Эдик, не обманешь — и остаётся либо кулак, либо друг-сослуживец… что вполне естественно — и то, и другое естественно в принципе! К кулаку прибегают все, а что касается отношений, называемых гомосексуальными, то это уже у кого как получится — как сложится… я бы даже сказал: кому как повезёт. Секс в армии — это айсберг, и то, что время от времени по каким-то причинам становится известным, выступает лишь видимой верхушкой этого скрытого айсберга… скажем, время от времени в каком-нибудь средстве массовой информации появляется сообщение, что там-то и там-то такого-то солдата после отбоя изнасиловали старослужащие, и — когда это не удаётся по каким-то причинам скрыть, это становится общеизвестным, — время от времени айсберг показывает свою верхушку… но ведь на поверхности, как правило, оказывается криминал, то есть секс, сопряженный с насилием, с принуждением… это, конечно, в армии происходит-случается — как, впрочем, и везде, но ведь глупо думать, что однополый секс в армии сводится только к этому: изнасиловали, принудили, заставили… а то, что невидимо никому — что, образно говоря, остаётся под водой, то есть вне поля зрения окружающих? Никто же ведь свечки не держит, когда парни, находя и время, и место для уединения, трахаются — кайфуют-наслаждаются — по взаимному устремлению… об этом на первых полосах газет обыватель не прочитает, и в новостных программах об этом он тоже не услышит. Понятно, что в армии — как и везде — есть какой-то процент геев, то есть парней, сексуально ориентированных исключительно на парней, но сводить всё к этому — это, конечно, неверно… дело не в сексуальной ориентации! Дело — в самой природе человека, допускающей реализацию сексуального желания в разных вариантах, и армия в этом смысле способствует тому, чтобы парень, не зашоренный предрассудками, реально познал свою бисексуальную сущность… так что, Эдик, ты правильно сделал, что уточнил свой вопрос. Геи в армии, конечно же, есть — как и везде, но однополый секс сам по себе, то есть вне всякой зависимости от какой-либо явно выраженной ориентации, это прежде всего сексуальное удовольствие, и чтоб это нормальное сексуальное удовольствие полноценно испытывать, совсем не обязательно быть геем… о чём ты, Эдик, прекрасно знаешь сам. Я ответил на твой вопрос?
— Исчерпывающе, — Эдик, глядя на меня, кивает головой. — Я, собственно, почему об этом спросил? Буквально на днях пришел из армии мой сосед по лестничной площадке… ну, друзья к нему в гости пришли, чтобы дело это отметить, и меня он позвал — по-соседски позвал. Я не пью, а они подпили — и среди прочего заговорили о сексе в армии… в том числе и о том, есть ли в армии отношения гомосексуальные — типа: кто во время службы в армии с этим сталкивался. Так вот… сосед мой, Андрюха, уверял-доказывал, что ничего такого в армии нет — что отношений подобных он в армии ни разу не встречал. Вот почему я, собственно, и спросил…
— А тебе не показалось странным, что выпившим парням, заговорившим о сексе, э т о т вопрос т о ж е небезразличен? — Я смотрю на Эдика с лёгкой иронией. — Это во-первых. А во-вторых… кто знал в казарме про нас — про меня и того, с кем был у меня достаточно регулярный секс? Никто не знал. Мы разумно скрывали свои отношения, и — никто ни о чём не догадывался, никто ничего не подозревал. А потому любой из наших сослуживцев мог, вернувшись домой, совершенно искренне говорить-доказывать, что секса такого в армии нет… я же сказал тебе, что секс армейский — это айсберг, основной массив которого скрыт под водой, и армия в этом смысле… — я невольно думаю про Антона, обозвавшего армию "жопой", — армия, Эдик, у каждого своя… и в этом смысле, и во всех других смыслах — у каждого, в армии отслужившего, армия с в о я. А вот то, что у подвыпивших парней — твоих знакомых — разговор о сексе в армии вольно или невольно свёлся к разговору о проявлениях армейской гомосексуальности… это, Эдик, само по себе уже может быть симптоматично! — Глядя на Эдика, я улыбаюсь. — Ты говоришь, что сосед твой по лестничной площадке… что он там всем доказывал? Что гомосекса в армии нет? Ох, Эдуард… береги свой зад! — Я, глядя на Эдика, смеюсь.
— Да ну, Виталий Аркадьевич! — Эдик улыбается в ответ, глядя на меня. — У меня такой проблемы нет… и потом: они говорили всякую чушь… явные гомофобы!
— Ну, во-первых, слушать нужно не только то, ч т о говорят, но и то, к а к это говорят… иной раз интонации бывают куда существеннее, чем слова, и нередко случается так, что начинают такие "явные гомофобы", как это водится, "за упокой", а заканчивают "за здравие" — начинают с того, что "гомосекса нет", а, подпив хорошенько, заканчивают эту животрепещущую тему тем, что "давай попробуем"… вполне банальная ситуация! Потому и говорю тебе: береги свой зад! Это во-первых. А во-вторых… во-вторых, кто такие гомофобы — гомофобы настоящие, а не фасадно-декоративные? Это, как правило, те, кто по тем или иным причинам не может в естественной форме — в форме нормального секса — реализовать свои смутно эротические либо конкретно сексуальные позывы, направленные в сторону своего собственного пола… не могут — по разным причинам, но ведь природу не обманешь, и происходит своего рода извращенная сублимация… "гомофобы — это геи, извращённые эпохой" — где-то я слышал подобную сентенцию… другое дело, что такая сублимация гомоэротизма, какой является гомофобия, порой принимает агрессивные формы, и здесь уже нужно быть осторожным — во избежание всяких-разных недоразумений… у нас ещё будет время, и я тебе об этом как-нибудь ещё расскажу… поподробнее расскажу, что это за публика — гомофобы.
*****
— Хорошо, — отзывается Эдик, кивая головой. Секунду-другую мы молчим… я не знаю, о чём думает Эдик, а я думаю о том, что гомофобы — это, в сущности, извращенцы… убогие люди, извращающие свою природой заложенную собственную потребность к однополому сексу или даже к любви в угоду мертвящим догмам сексуального самоограничения… сколько изначально нормальных пацанов душевно искалечены этим заведомо деструктивным, внутри сидящим запретом на однополую любовь! Запретом, привнесённым в сознание извне… Видя, что я молчу, Эдик поднимается со стула. — Спокойной ночи? — говорит он, глядя на меня.