До службы в армии я как-то особо не задумывался, почему у меня нет девушек. А отслужив и разобравшись в себе, я понял, что парни мне больше по душе. К животным же неравнодушен был всегда.
И вот через годик после службы решил я однажды навестить армейских друзей. Проехался по стране и напоследок завернул к Мишке в деревню. Как это обычно бывает, выпили с ним за встречу, друзей армейских вспомнили, наговорились и в баньку сходили. На следующее утро отправился я с моим другом на работу. Он на речном полуострове пас коров и коней. Днем мы присматривали за ними, а вечером, выпив самогона и закусив домашней деревенской снедью, усталые легли спать. Случилось так, что ночью я проснулся. Мишки рядом не было, а снаружи доносилось какое-то непонятное копошение и пыхтение. Я осторожно вышел на улицу и, обойдя избушку, вдруг обнаружил моего дружка в загоне для лошадей. У изгороди стоял конь, а Мишка гладил его одной рукой по крупу, другой же смело проводил по возбужденному конскому члену. В ответ на это конь переступал ногами, двигал задом и фыркал.
Увидев такую картину, я вмиг почувствовал движение у себя в трусах и ощутил непреодолимое желание оказаться рядом с конем и приятелем. Тихо и незаметно подкравшись, я подобрался к Мишке сзади и погладил его по голове. Он вздрогнул и судорожно, с ужасом в глазах, повернулся ко мне. Не дав ему промолвить и слова, я одной рукой крепко притянул его к себе за шею, целуя в губы, другую руку протянул к конскому сокровищу. Это был огромный толстый теплый, непрерывно подрагивающий член. Захватив в ладонь залупу коня, я начал осторожно поглаживать и массировать ее туда-сюда. Конь ответил встречным движением и нетерпеливо фыркнул.
Мишка тем временем положил мне руки на грудь и потихоньку стал опускать их к трусам. Когда его пальцы дотронулись через ткань до моего члена, я весь передернулся от нахлынувшего на меня возбуждения. А он, присев, начал мне через трусы лизать член и яички. Не выдержав напряжения, я просто стянул трусы, и просунул ему в рот мой возбужденный до предела агрегат. А сам я при этом смотрел на подрагивающий конский болт и, нагнувшись, начал ласкать языком огромную головку черного цвета. Я был в плену незнакомого запаха, исходящего от орудия невиданного размера и при этом чувствовал, что снизу парень прямо-таки засасывал до основания меня своими губами.
Но поза была все же довольно неудобна для нас обоих. Я сел на траву прямо под конём. Член его беспрестанными рывками возбужденно качался, ударяя меня по носу и подбородку. Мишка быстро расположился рядом, не выпуская изо рта мой член. Тогда я взял обеими руками гигантскую игрушку коня и, облизывая его головку, задвигал руками по стволу трепещущей, наполненной кровью, со вздутыми от напряжения жилами конской дубины. Тут мой скакун рассвирепел, задвигал крупом, пытаясь загнать свой громадный хер мне в глотку, но засунуть в рот этого великана я просто не осмелился. Слегка отвернувшись в сторону, я продолжал ловить ртом головку, проводил языком по стволу, помогая себе руками. Творилось что-то неописуемое. Друг мне по-прежнему сосал, вылизывал яички, поглаживая все части моего тела, до которых мог дотянуться рукой, а другой успевал дрочить себя. А выше я сосал у коня, если мои попытки насладиться конским членом, облизывание его губами и языком, можно было так назвать.
Неожиданно я почувствовал изменения в движениях жеребца, и вдруг меня захлестнул поток горячей спермы, выплеснувшейся из расщелины на вздутой головке коня. Её было огромное количество. Не вытерпев и окончательно потеряв самообладание, держась рукой за конский ствол, я в приступе неописуемого оргазма схватил другой рукой Мишку за волосы, загоняя ему в глотку до самого основания своего одеревеневшего и истекавшего соками дружка. При этом на нас продолжал сверху стекать поток спермы. Мишка тоже не выдержал и, дергаясь всем телом, обильно кончил на траву.
Никогда ещё до этого мне не довелось испытать такого оргазма. Мишка залез на меня, и мы, липкие от конской спермы, неистово целовались. Член коня через некоторое время спрятался, мы по-прежнему лежали под ним, продолжая целоваться и слизывая друг с друга терпкую клейкую жидкость. Потом мы отправились к речке, чтобы помыться и прополоскать вещи. Вода была холодной, и нам пришлось быстро вернуться в избушку, где потихоньку стали отогреваться у теплой печки.
В уютном тепле избы постепенно стал проходить озноб, вызванный пережитым возбуждением и купанием в холодной воде. Мы сидели рядом. Я касался плечом Мишки, я чувствовал его податливую близость, и в какой-то момент мне откровенно захотелось его. Я сел позади него, плотно обхватил его тело своими ногами, и начал осторожно целовать его в шею, плечи, спину. Потом мы перебрались на кровать, и я продолжил покрывать его тело поцелуями. В ответ на мои ласки Мишка, изгибаясь всем телом, блаженно постанывал. Я добрался язычком до члена друга и его подтянувшихся и съежившихся от желания яичек. После этого я раздвинул ему ноги и, слегка приподняв ягодички, начал щекотать промежность между его торчащим членом и заветной дырочкой. Захватив своими губами его головку, я начал пальцем, смоченным слюной, массировать ему анальное отверстие.
Осторожно! Я там ещё мальчик. — сказал он. Ещё больше заведясь от такой новости, я начал настойчиво просовывать палец в его упругую попку. Мишка застонал. Не давая ему передохнуть и опомниться, я с трудом протолкнул в его пещерку два пальца и начал массировать мышцы, не выпуская при этом изо рта его трепещущий член. Меня всего трясло и разрывало от желания войти в него. Приподняв ему повыше ноги и поводив головкой по его анусу, я начал постепенно проталкиваться внутрь. С трудом продвигаясь и крепко держа Мишку руками, я неумолимо мелкими толчками добивался своей цели. Мишка задергался и, намереваясь вырваться из моих рук, крикнул, что он уже передумал. Тогда мне пришлось загнуть и плотно прижать его колени к плечам, зажать ему рот губами и окончательно протолкнуться в его лоно до самых яичек.
Распятый членом Мишка ещё что-то мычал через преграду моих плотно прижатых к его рту губ, но безуспешно посопротивлявшись еще некоторое время, он затих. Я тоже затих, давая моему покоренному приятелю возможность отдышаться и привыкнуть к внедрившемуся в него члену. Затем я приступил к осторожным движениям, испытывая небывалое блаженство от его тесного, плотно обхватывающего мою дубинку прохода. Да и Мишка, вскоре привыкнув к новым ощущениям, тоже начал подавать в ответ признаки явного блаженства. Потом я вошел в друга, поставив его перед собой раком и, подрачивая ему член, стал долбить его более мощными толчками. На улице вдруг заливисто проржал стоявший у забора наш конь, и тут у меня перед глазами яркой картинкой вновь возникла сцена, пережитая в загоне. Я начал неистово трахать свого друга, глаза сами закрылись, я как наяву почувствовал себя молодым полным сил жеребцом, и я ебал кобылу девственицу, ничего уже вокруг не слышал и не ощущал кроме желания загонять свою конскую дубину глубже и глубже, чаще и чаще. Я чувствовал, как круп и спина у меня покрываются пенистым потом, и он стекал по моим бокам на кобылу. Наши гривы переплетались и путались, передними ногами я сжимал ее за бока. Огромные наполненные спермой яйца со звонкими шлепками ударялись о ее тело, и меня наполняло реальное ощущение её пульсирующей, горячей и тесно сжимающей мой ствол вагины. Это была какая то мистика. Мне казалось, я даже чувствовал запах молодой кобылы. Я никогда ещё не ебался так неистово. Я потерял счет времени, меня переклинило, и я не мог бы даже сказать, сколько это все продолжалось.
Оргазм захлестнул меня резко, и неожиданно я открыл глаза, увидел друга. Я продолжал терзать мишкину попку, стараясь до предела загнать в нее свой перевозбужденный разбухший член. Мишка, отвечая на ритмичное сжатие своего колечка, начал со стоном выплёскивать порцию спермы. Я изливался в него, орал и рычал как сумасшедший. Потом, обессилев, упал в изнеможении ему на спину, даже не вытащив из попки члена. Мишка, освободившись от него, потянул меня на постель, и мы, повалившись друг на друга и обнявшись, провалились с закрытыми глазами в желанный отдых после испытанного экстаза. Мы долго так лежали, целуя друг друга с закрытыми глазами, пока вдруг не очнулись от яркого света лампочки, осветившей нас. В проходе избы стоял Серёга. Он пришел сменить нас на пастбище и, видать, давно наблюдал за нами. Член у него стоял колом! Но это уже совсем другая история. Если хотите, расскажу её вам.
*****
Серега стоял в проходе, а мы смотрели на него, остолбеневшие и ещё не отошедшие от бурного секса.
Тут Мишка неожиданно вскочил и, не промолвив ни слова, выбежал на улицу. Мы остались вдвоем. Но, честно говоря, я уже ничего не хотел и не знал, как отделаться от непрошенного гостя. На крепком загорелом теле Серёги выделялась белая обтягивающая майка. В деревне его считали первым силачом и красавцем, а девки просто кипятком ссали от одного его горячего взгляда, и слава бабника заслуженно гуляла о нём по всей окрестности. Это мне тетя Паша поведала, мать мишкина.
"Ну и что ты стоишь?" — спросил я, придавая голосу беззаботно-безразличный тон. Серёга тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя оцепенение, что-то пробормотал неразборчиво и тотчас вышел на улицу.
Да и мне пора было двигаться к деревне, очень хотелось спать, и ноги едва вели меня по проселочной дороге. Добравшись до мишкиного двора, вошел в дом и увидел, что за столом в одиночестве сидел его батя дядя Вова, держа в руке только что начатую бутылку.
— А проходи! Вот ты мне и поможешь, а то я один не могу пить, сам понимаешь.
Пришлось мне подсесть к столу.
— А где оборванец мой?
— Да остался на пастбище. У них там с Серёгой дела какие-то.
— Наверное, Цезаря ловить пойдут в ночь, а то он с прибабахом, днем хрен его приведешь в стойло. Да и вообще конь какой-то сдвинутый, одна радость колхозу — племенник хороший, и табунщики из соседних деревень кобыл привозят да и приплачивают еще. Вон сегодня из Малиновки кобылку привезли. Ох, ядрёна, красива! Прямо загляденье, а этот ухарь что делает? Не понравилась ему кобыла — хрен заманишь! Вот у соседа кобылу вообще пришлось из табуна забирать. Так неизвестно еще, мы ее забрали, или Цезарь её выжил. Чем она ему не угодила? Ну, да ладно, наливай!
После поллитра, выпитого на двоих, да еще пережитого вечером на пастбище, я упал замертво и уснул.
Проснулся после обеда. Дома уже никого не было кроме тети Паши. Покормила она на меня, порасспрашивала о житье-бытье, да и поинтересовалась, не женат ли я.
Я ответил: "Нет ещё".
— А что, пора бы вам оболтусам остепениться. Мишка тоже баб сторонится, боится что ли их. Я вся уже извелась, да и девок хороших сколько вон. Ну что вам надо?
Поговорили мы с тётей Пашей о том, о сем, заодно узнал, что все сейчас на пастбище. Повели кобылу из Малиновки к этому ухарю Цезарю. Он уже третью подружку не подпускает к себе.
Да вызнал попутно, что, оказывается, свет на пастбище в одиннадцать вечера включают из деревни. А я все думал, как там вчера вечером свет сам по себе вдруг врубился.
После обеда и я отправился на пастбище. Если честно, то не видел ни разу, как конь кобылу дерет. Когда добрался до места, застал всех удрученными и злыми на Цезаря, который по-прежнему не подпускал кобылу. А кобыла и впрямь была красавицей: молодой, стройной, с красивой лоснящейся шерстью. А по поляне разносился какой-то странный непонятный запах. Я поинтересовался у Мишки, что это за запах такой необычный чувствуется здесь, но он, пожав плечами, сказал, что ничего не чует. Меня же этот запах просто доканывал, что-то в груди сжиматься начало и в паху защемило, а глаза сами неотрывно продолжали смотреть на кобылу. Наваждение какое-то!
В конце концов общим советом порешили кобылу оставить на ночь с Цезарем в загоне, мол, куда он денется. Дядя Вова домой пошел опохмелятся, он вчера вечером еще к соседу отправился пить, видя мою несостоятельность. Цезарь и кобылка стояли в разных углах загона. Я подошел и погладил коня по носу. Он пофыркал. "Ты ему нравишься. Он обычно никого не подпускает" — сказал Серёга позади меня. Я обернулся. Он стоял, широко расставив свои сильные ноги, голый по пояс с мокрыми волосами на голове. У меня от его вида даже заныло в паху. По всему видно было, что Серёга только что вернулся после купания в реке. Жара стояла страшная. Мне показалось, что он хотел сначала что-то сказать мне, но потом все же промолчал.
— А где Миха?
— В реке плещется.