Он боится СПИДа. Я, дурак, на свою голову сам ему поведал о страшной и неизлечимой болезни, о которой Славик и слыхом не слыхивал. И не мудрено, я сам читал об этом всего пару статей, да и то те, которые мне прислали заботливые московские пидовки. Сами они в это не верили, но стращали, не зная, как отвадить меня от солдатиков. Завидовали… Славик долго не соглашался. Вспомнил, что еще и сифилис существует. Требовал презерватив. Что поделаешь, если не существует презерватива, который бы я напялил на всего себя. Наверно, именно этой фразой я его и уломал. Пассажир так и остался безбилетным.
Наверно, это был самый огненный трах. На дворе мела метель, а наши горячие тела, соединенные воедино посредством не самого маленького штыря, продолжали скользить по полировке начштабовского стола. Из-за разницы в росте неудобно было делать это стоя, и Славик сам повалился на меня. Он уже осеменил мою утробу, но продолжал, как ни в чем не бывало. Вылез из меня только после того, как разрядился по-третьей. Развалился на столе и принял на грудь моих живчиков. Я их размазал сам. Потом, правда, слизал.
Я облизал его полностью, вдыхая аромат сильного тела. Уткнувшись в подмышку, я мечтал о том, как сладко нам будет оставшиеся десять месяцев. Спросил глупость. Понравилось ли? Он промолчал. Я не стал обременять его расспросами. Конечно, он и сам еще не знает. Гладит меня по волосам, чувствуя себя пидарасом. Я целую его руки перед уходом. Рано утром надо прийти прибраться. Я проснусь раньше всех и, неслышно пройдя мимо ужратого Голошумова, цыкнув по дороге на скрипящие половые доски, отворю дверь кабинета, где еще будет стоять запах траха. Запах солдатской любви…
Перед тем, как снова лечь в постель, я посмотрю на сладко спящего Славика и, уткнувшись в подушку, уйду в сон, который снова вернет меня в кабинет любви. Но на этот раз на столе вместо Славика будут батальонные списки. И почему-то бубновый валет…