— Нну? . . — тихо спросила та, не отрывая желтых глаз. — Вкусно?
— Еще не знаю, — сказала Женя.
— Тогда возьми, — и секретарша, задрав платье, надвинула купол на женино лицо. Нет, это было бело и розово, светлое облачко волос опушало сверху парадный вход.
— Ты почему без трусов ходишь? — спросила Женя, средним легко скользнув в верхний разрез и тут попав на пипочку. Стала ее трогать.
— Для тебя.
— Для меня?
— Год хожу без трусов для тебя. Все надеюсь, что ты меня цапнешь.
— А ты бы попросила.
— Тебя попросишь. Ты вот и Оксану целый год мучаешь.
— У меня женщин было немного.
— Ты так и будешь меня терзать? Не хочешь языком, хотя бы пальцами залезь.
— А ты расскажи что-нибудь о себе. Кто у тебя был здесь в последний раз?
— Мальчишка, сосед.
— В каком классе?
— Еще не учится. Шесть лет.
— Говори! Я уже там! — и Женя плоско, а потом вглубь начала подлизывать разведенную пальцами алую дорожку.
— Родители его иногда оставляют у меня, когда идут в гости. А забирают уже утром. Пока он был совсем крошка, я спала с ним, как с собачкой. А вчера было так жарко вечером, что я легла в майке до середины бедра и без одеяла, даже без простыни. А он пристроился у моего плеча, подложив кулачки под щеку. Мы смотрели телевизор, не надо бы, конечно, такое смотреть с ним, но я была уверена, что он ничего еще не смыслит. Я думала, что он уже заснул, головку склонил, и поэтому, когда там началась сцена…
— Какая? — оторвалась Женя.
— Меня всегда женские дела приводят в возбуждение: она лежит в постели, входит медсестра и поправляет подушку, а она ловит ее руку и, глядя прямо в глаза, заводит ее вниз к себе…
— Красиво…
— Да. И я, конечно, завела пальцы туда же, как Венера Джорджоне, но я знала, что это пресно, как всегда — ну, пипка набухнет, ну, кончу слегка, только для успокоения и сна, а что еще придумаешь? И я представила своего малютку… Понимаешь, детские пальчики, все такое нежное, чистое, крошечное… Он у меня в ногах поместился бы весь… И я осторожно села, подложив подушку под спину и он, этот мальчик, оказался между моих ног. А что дальше? А дальше я решила, что он крепко спит. Что теперь его до утра не добудишься. И поэтому я особо не церемонилась, да и не думаешь об этом, когда начинаешь приплывать… Короче говоря, я брала его ручки и засовывала их в свою письку. Я укладывала его себе на живот, я его обхватывала бедрами, я его щеку прижимала к своим нижним волосам, и вдруг…
Она замолчала.
— Что? — снова оторвалась Женя. — Ты сунула в себя его ручку? Или ножку?
— Нет. Я попала рукой на его письку.
— И что?
— Это была тверденькая работоспособная писька! Сантиметров семь длиной.
— И он тебя выеб! Скажи? Он тебя выеб?
— Он спал. Он якобы спал. Он ни разу не прокололся! Он как бы не знал и не видел и не слышал ничего. Он как будто заключил соглашение со мной. Вот тогда я и распоясалась. Тогда я совала его между грудей, я сосала его попку и письку, я вставляла его письку в свою волосатую щель и он начинал забивать ее туда! Но самое сладкое, что он мне сделал — он вылизал меня так же, как ты сейчас! О, сладенькая! О, Женечка, любимая! как ты это делаешь! И туда зайди! О, дикая кошка…
Вошла Оксана.
— Живо на диван! — приказала она, закрывая дверь на ключ.
6.
Отдышавшись, Оксана изобразила ревность:
— Ну, мерзавки? Если и это не измена, то что тогда? Или одной рукой рыться в моих чулках, а второй царапать лобок у секретарши пристойно?
— Ты лучше расскажи, — сказала Женя, — почему мы теснимся здесь, когда твой замок пустует.
— Он не пустует, — сказала Оксана. — Там живут мои гости из Праги. О, эта история закончилась и я могу поделиться. Слушайте.