Я тихо вздохнул, чем заслужил ее заинтересованный взгляд снизу вверх. Ее черная блестящая шевелюра приблизилась к моему паху так, что я почувствовал ее дыхание и мой член дернулся, стремясь к ее губам, что были так близко. Одна ее ладошка ловко обхватила его, а коготки на второй осторожно прикоснулись к моим яичкам. Тонкие пальчики оттянули кожу с залупы, и вновь надвинули ее — нежно, но настойчиво. Острые ногти аккуратно касались моих яиц, вызывая будто удары тока. Я невольно подался тазом вперед, вслед ее движениям. Как же я хотел ее! Я пожирал глазами ее гладкую спину, плечи, рассыпавшийся блеск волос — то единственное, что хоть как-то было видно в слабом оконном свете. Господи, еще Мила, еще, пожалуйста! Кажется, я сказал это вслух, не уверен, но Мила утробно застонала и ускорила движения.
Вверх и вниз, ее ладошка уже не осторожно касается, а плотно обхватывает мои яйца, потягивая их в сторону. Мила стонет, глубоко и страстно, царственно как тигрица. Боже, как обещающе близко ее губы — я почти чувствую их. И вдруг она привстала, прильнув ко мне теплотой своих тяжелых грудей, ее язычок лизнул мои губы, и еще раз, а рука задвигалась в чудовищном темпе, утыкая мою изнывающуюю залупу в твердый смуглый живот. "Аа-аа-ах! — прокричал, простонал я ей в лицо и, не в силах больше терпеть, выстрелил, мощно и долго, отчаянно дергая тазом, словно хотел проткнуть извергающимся членом ее теплый животик — Ааа-аа… " Черт, со стороны это, наверное, выглядело смешно — но это меня нисколько не заботило. В этот момент, по правде говоря, меня вообще ничего не заботило, только разве что единственное — что бы Мила не прекращала тереться животиком о мой член, что бы это продолжалось как можно дольше. Наконец мы оба замерли — она почти лежала на мне, осторожно массируя увядший орган.
Мила не была пушинкой — она была прекрасной, высокой и широкобедрой женщиной, но мне было наплевать до тех пор, пока я чувствовал нежность ее груди на своей. "Тебе очень хорошо? — она улыбнулась своей белозубой улыбкой, пожирая мое вспотевшее, осунувшееся лицо глазищами — Ну?" "Очень — я сказал это едва слышно. Мне хотелось ее, жуть как хотелось, но я не смел даже пошевелится, что бы не потерять все. "Если станет просто "хорошо", ничего больше не будет — она изучающе наклонила голову, разметав иссиня-черную шевелюру по моей груди — со мной должно быть только "очень хорошо" "Мне. . очень, очень хорошо с тобой, — я посмотрел ей в глаза, — очень-очень. . " Она прищурилась, оторвала ладонь от моего вновь восстающего члена, поднесла ее к своему лицу так, что бы я видел — тонкие длинные пальцы залиты моим семенем, а потом аккуратно облизала один пальчик, тягуче простонав -"Ммм, сладкий. . " Я нервно двинул тазом, скользя по залитому спермой животу наливающимся силами хуем, хрипло вздохнул.
Мила вдруг зыркнула на меня, широко распахнув глаза, и толкнула в грудь руками, вскакивая и делая шаг назад, в темноту. Я даже не успел увидеть ее — так быстро она мелькнула в слабом свете окна. Теперь мне был виден лишь силуэт. Она замерла и медленно опустилась на пол, раскидывая в стороны бедра. Ее рука легла между ними, а вторую — ту самую, что я так густо облил своим соком, Мила поднесла к лицу. Едва различимый влажный звук, когда ее рука двинулась между бедер. Дыхание сделалось шумным вслед за движением ладони. Влажные звуки стали чаще. Она облизывает мокрую от спермы ладонь, как кошка. "Дрочи его, дурак, — Мила почти рычит, — Хули ты ждешь!?" Я, не отрывая глаз от ее силуэта, вцепился в мокрый от спермы член, задвигался. "Давай, давай, щеночек, — Мила громко стонет, сдвигая ноги и сжимая бедрами яростно двигающуюся ладонь, — Дрочи его, кобелек, дрочи!" Я хорошо виден ей, скрытой в густой тени — освещенный фонарями через окно. Она видит, как я исступленно дергаю блестящий от выделений член, как сжимаются мои яички, как я приоткрываю рот от чудовищного возбуждения — видит и стонет все громче, все быстрее ласкает себя.
Вдруг она протяжно вскрикнула, резко перевернулась на корточки и, выставив к потолку гладкие полушария попы, несколько раз с силой двинула ладонью, сжатой между бедер, заходясь в полустоне-полувыдохе — "Аа-а-а-ах! А-а-а-аааа!" Я же, видя лишь силуэт, поблескивающий изгиб великолепных ягодиц и бедер, яростно разрядился в ответ на крик своей восточной принцессы, казалось, что прямо в потолок. Раз, два, три струи и вот уже последние капельки стекают по пальцам. Я все еще не мог прийти в себя, когда Мила, неуловимая как ночная тень, текущим движением вскочила на ноги, подхватила с пола халат, и, с шелестом набросив его на разгоряченное, остро пахнущее женскими соками тело, выскочила из моей комнаты. Свет из коридора лишь на миг осветил ее, ослепляя меня, и дверь беззвучно закрылась. Я остался один. Снова я услышал шум воды в ванной, потом хлопнула дверь ее комнаты и наступила тишина — такая глубокая, что я услышал далеко, из-за Невы, припозднившийся трамвай.