– Да, пошли, – я вышел на свой застекленный балкон, и откинул от боковины, придуманную мной для сушки шерстяных и вообще трикотажных вещей, – вот укладывай, и приходи на кухню, варенье любишь?
– Ой, да, люблю.
– Тебе какое?
– Любое, – она уже вела себя рядом со мной легко и не принужденно.
Я достал наше фирменное клубничное и бабушкино вишневое варенье и поставил на стол. Она, управившись с вещичками вошла в кухню.
– У тебя так уютно. Непривычно.
– Садись, пей чай, согревайся.
– Ага.
Как только она сделала несколько глотков, ей стало тепло и хорошо. Она с удовольствием уплетала горячие бутеры, просто чай с вареньем в прикуску. Допив свою чашку, она отодвинула ее в сторону. И заулыбалась.
– Еще налить?
– Ой, хватит, я облопалась. Так и потолстеть не долго, она красиво провела ладошками вдоль своего тела потянувшись при этом.
– Тебе, по-моему, не грозит это.
– Ну, я стараюсь держать себя в форме, а сейчас вот расслабилась что-то: И вообще я сегодня что-то расслабилась. – она покраснела.
– В смысле, – я включил дурака, – ты вроде сегодня в норме.
– Ну понимаешь, меня мама так воспитывала, что я: Ну стесняюсь всего и: вся. Я: как это сказать: И в девах то засиделась, из-за своих комплексов: боязней: Она смущенно опустила взгляд.
– Знаешь Ариш, если вот так себя загонять в комплексы и бояться даже само себя, то со временем станешь, злой и ворчливой старухой. Не замыкайся в себе, я вот сегодня с тобой общаюсь целый день, и с каждым часом, минутой, ты раскрываешься все больше и больше. Ты классная девчонка, а твои самозамыкания тебя только портят, даже нет, убивают в тебе всю твою изюминку:
– Да? Ты думаешь? Я сама, наверное, понимаю все это, но боюсь оступиться, обжечься:
– Расслабься, и живи, для себя, для друзей:
– Ну я не знаю: Я вот даже целоваться не умею, всего этого боюсь.
– Целоваться это не главное, главное научиться понимать и ощущать партнера. И самое главное доверять и ему, и себе.
– Я тебя поняла. Ты знаешь: я попробую довериться тебе:
– Ну вот ты сразу, в крайности. Не спеши и не кидайся на первого встречного. Так только убьешь в себе хорошие начинания.
– Я тебя поняла, я про другое.
– Про что тогда?
– Вот вчера в метро: Когда ты налетел на меня: Сначала было немного больно, когда толпа надавила, у меня аж дыхание сперло. Потом ты уперся локтями в двери, и оставил мне пространство для дыхания. А потом: у меня началось что-то новое в организме. Сначала загудело в груди, как будто вот-вот начнутся:
– Назови это женскими праздниками, – тут я сам немного смутился.
– Ну да, а потом у меня все между ног запылало, как будто я села на костер. Я чуть сознание не потеряла. Я уже подумала, что отравилась чем. Когда толпа отхлынула, у меня свело мышцы в по: в ягодицах. И когда ты помог мне сесть на диван, я села и почувствовала, что ц меня все трусики и штаны мокрые. Я так испугалась, думала, что все-таки потеряла сознание и не помнила этого, и в безсознанке: описалась. Пришла домой, сняла с себя все и расплакалась. И вытирая слезы руками почувствовала новый запах. Принюхалась, а пахнет от трусиков и штанов. И не описалась я значит. Это что было? Я что, кончила? – ее лицо снова стало пунцовым.
– Да уж: – я не знал, как себя вести дальше, – видимо да. И сейчас ты меня не шокировала, а: вроде и пугаешь такой откровенностью, но и радуешь, что начинаешь меняться. Слушай, на табуретке спина затекла сидеть, пошли в комнату, сядем в кресла и поговорим.
– Пошли, – она встала и пошла передо мной.
Я не удержался, сделал пару широких шагов и догнав ее взял е за плечи и подтолкнул вперед. Она вздрогнула, но продолжила идти дальше. В комнате она села в кресло, скрестив по-турецки ноги. Я сел в соседнее, которое стояло наискось.
– А ты научишь меня целоваться? – в ее вопросе была и мольба, и страх.
– Ты сама научишься, когда время придет.
Она немного приуныла. Но тут же попыталась улыбнуться.
– Эй, ну-ка не унывать! Ариш, ты чего?
– Вот видишь, я уже не только себя, но и других пугаю, – она заплакала.
– Эй, эй, эй, ну-ка перестань! – я подошел к ней присел на подлокотник и прижал ее голову к себе и стал гладить ее по голове.
Она перестала плакать, и постепенно успокоилась. Она подняла на меня свой взгляд.