— Тебе бы одеться надо, — сказал он. — А то придет твой дядя, а ты здесь голышом валяешься. Что он подумает, спрашивается?
"Известно что, — про себя усмехнулся Димка. — Что меня кое-кто пытается соблазнить. А тут вот как раз наоборот!"
— Я сейчас оденусь, полежу немного… — сказал он еле слышно.
— Меньше болит? — сверялся с его самочувствием Игорь Геннадьевич. Его тонкие пальцы уже покинули щиколотку и передвинулись повыше, что Димка тут же с удовольствием отметил.
Димка разнежился, лежа на руках у историка, и развел бедра широко в стороны, раскрываясь во всей своей красе. Большинство пацанов прячут свой стоячок, прикрываются, отворачиваются. Димка не таков — вон у него как стоит, ну да и пусть. Может, рука историка сама собой к нему потянется. Только надо чуть подождать, а времени полным-полно.
Ага, началось! Димка все видит, все замечает.
Вот Игорь Геннадьевич облизнул губы; вот мельком взглянул, куда не следует; вот задержал там взгляд чуть подольше… А рука уже покинула пределы допустимого и уходит на упругое беленькое Димкино бедро, повыше коленки.
— Ой, я же забыл… — сказал Димка, встрепенувшись. — Дядя Игорь сегодня поздно придет, часов в двенадцать. Он говорил, а я забыл совсем.
При этом Димка пальчиком аккуратно поглаживает руку историка.
— Хмм, вот как? — задумчиво протянул Игорь Николаевич.
— Ну, если вы спешите… А то, может побудете немного, вдруг у меня нога разболится, а кто в больницу повезет?
Хитрющие Димкины глаза смотрят на учителя, испытывая, провоцируя. Но своего он уже достиг — у историка затуманен взгляд, участилось дыхание. Ну, все симптомы, диагноз известен: острая сексуальная недостаточность. И сейчас они займутся ее восполнением.
Димка осторожно направляет массирующую его бедро руку, одним пальчиком, но очень настойчиво.
Игорь Геннадьевич глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяную воду и… накрыл Димкино богатство ладонью.
Димка выгнулся ему навстречу, поерзал чуть-чуть, устраиваясь поудобней. Приготовился…
*****
Осторожно взяв его членик щепоткой, Игорь Геннадьевич повел кожицу вниз. Головка выскользнула из влажной норки и глянула на мир прозрачной капелькой. Историк тронул ее пальцем, приподнял — потянулась тонкая ниточка.
— Господи… Что же ты со мной делаешь… — простонал он. И стал мять, гладить, ласкать тонкий Димкин членик. Хотя не такой уж и тонкий, вполне подходящий для его возраста.
Димка погрузился в блаженство, закатил глаза, облизывает губки. Но все ему мало… Мягко отстранив руку историка, Димка поднялся и придвинулся вплотную к замершему в непонятном предвкушении учителю. Что еще придумает этот странный мальчишка?
А что тут придумывать. Прежде всего — надо закрыть дверь.
Димка вскочил и, позабыв о "больной" ноге, помчался в коридор. Щелкнул задвижкой и вернулся. Мягко, как леопард на охоте, он подошел к учителю и встал перед ним. Прямо между колен. Покачнулся вперед, потом обратно. Его упругий членик смотрел почи вертикально вверх. Словно под гипнозом, учитель склонил голову и принял его в рот, полностью, коснувшись носом чуть покрытого волосками лобка. Ладонями он обнял мальчика за бедра и, поглаживая их, стал легонько сосать. Губы скользили по Димкиному членику, язык ласкал головку, а движения все ускорялись…
Предчуствуя накат последней волны страсти, Димка ловко оттолкнул от себя голову учителя и отодвинулся.
— Не так быстро… — прошептал он и опустился на колени.
Его пальцы с трудом расстегивали пуговицы и молнию на брюках у историка, а тот даже не пытался помочь, замерев в странном оцепенении. Хорошо хоть догадался привстать, чтобы Димке удобней было стащить их до колен.
Едва перед глазами у мальчика появился мужской член, Димка набросился на него и впился губами, слизывая капли соленой прозрачной смазки. На его затылок легла прохладная ладонь и принялась перебирать волосы, в полузабытьи.
И все же через две-три минуты Димке захотелось большего, гораздо большего, во сто крат. Ведь на банальный минет он мог бы уговорить почти любого, а вот дальше… Пойти дальше согласится не всякий. А Игорь Геннадьевич сейчас был в том состоянии — хоть веревки вей. Димка отвлекся от его блестящего влагой члена и стал стаскивать с историка брюки. Тот выпрямил ноги, привстал, и, поднатужившись, Димка справился и бросил их на пол.
"Помнутся… — подумал мельком он. — Да и черт с ними…" Затем он метнулся к серванту, что стоял у другой стены и принялся ожесточенно рыскать по ящикам. "Где он? Куда я его засунул? Как знал, купил на той неделе! . ."
Перед историком мелькали белые аппетитные половинки Димкиной попы, что еще больше возбуждало.
Наконец Димка радостно вскрикнул, захлопнул ящик и вернулся к дивану. В руках у него была полупрозрачная баночка с кремом для рук.
У историка глаза увеличились в размерах, когда он понял, чего надобно этому ребенку с завихрениями на почве секса. И у Игоря Геннадиевича прорезался голос:
— Дима! Ты с ума сошел? Что ты задумал?
Димка даже не подумал отвечать. С загадочной улыбкой проснувшегося Сфинкса он подобрался поближе, встал на коленки. Раскрыв баночку, зачерпнул немного крема и мазнул по напряженно вздрагивающему столбу. Поводил рукой, смазывая все от вершков до корешков. Оглядел свою работу, кивнул удовлетворенно и отполз чуть в сторону. Опершись локтями о диван, подложив маленькую подушку под грудь, Димка искоса глянул на историка. И придвинул к нему открытую баночку, со словами:
— Смажьте мне там, только получше…
Не в силах перечить, Игорь Геннадьевич привстал, сбросил пиджак, в котором он все еще сопротивлялся жаре. Взял крем и сел на пол, чуть позади Димки. Зачерпнув немного, провел пальцами меж половинок, углубляясь в потаенные места на фалангу, не дальше. Димка хихикнул от щекотки.
— Теперь вставляйте… — попросил он, оглядываясь.
У Игоря Геннадьевича заныло в груди, сладко-сладко. Чуть раздвинув половинки, упругие и мягкие одновременно, он направил в розовую после ванны щелку свой скользкий член. Приставил, поднажал… Головка сопротивлялась, уходила в сторону, но вожделение нарастало мощной волною и историк настойчиво вталкивал член внутрь. Димка расслабился, помогая ему. И успех не замедлил явиться — медленно, очень медленно и осторожно член вошел в упругое отверстие, раздвигая колечко. Мальчишка застонал, прогнулся и замер, подчиняясь наслаждению.
Когда в тебя входит нечто, большое, живое, горячее — это чувство невозможно сравнить ни с чем…
Двигаясь внутри у мальчишки, историк еле слышно постанывал. Руками он придерживал Димкины бока за ребрышки, иногда поглаживая спинку.
Движения становились все более плавными и равномерными — учитель приноровился, словно занимался подобным всю жизнь, а не проделывал впервые. Природа обучала гораздо лучше и быстрее, чем в любой самой прекрасной школе.
За окном стемнело, хоть и до этого комнату скрывала тень от дерева. В полумраке исчезли последние крохи стыдливости.
Историк опустил лицо на Димкин затылок и тяжело дышал в мягкие волосы. Димка вцепился руками в диван, скомкав покрывало. Подушка давно выпала и свалилась на сторону, но он не замечал неудобства. Он вообще не замечал ничего, кроме твердого предмета, скользящего у него внутри и вызывающего неповторимый кайф. Димка сбросил правую руку вниз, нащупал свой членик и принялся его слегка поддрачивать, но вскоре бросил это занятие, иначе он и вовсе въезжал носом в диван и задыхался.
Сколько продолжалась эта сладкая пытка, Димка не знал, часы были вне его зрения, да оно и к лучшему. Сознание и так затуманилось, унося в темные пространства удовольствий.
Игорь Геннадьевич с силой вогнал член внутрь, замер и издал громкий звериный рык, краткий, мощный. Вот довел его этот мальчишка!
Димка почувствовал, как у него внутри запульсировал, задергался, а затем начал ослабевать "мешавший" ему предмет.
— Живой? — тихонько спросил историк, прижимаясь к Димкиной спине.
— Ага… — так же шепотом проговорил Димка. У него на лбу выступила испарина, руки ослабли, а коленки потеряли чувствительность.
— Ты сам-то хоть кончил? — и откуда такая заботливость, надо же!
— Не… Я щас сам, быстренько…
Игорь Геннадьевич вынул повисший член, взялся за Димкины плечи и развернул его. Приподнял, усадил прямо перед собой и взял в рот измученный долгим ожиданием Димкин членик. Трех движений хватило, чтобы у него на языке появился терпкий вяжущий привкус Димкиной страсти.
Совершенно без сил мальчишка скользнул с дивана вниз и упал в объятия историку. Так они, замерев, просидели еще немного. Уткнувшись в шею учителю, Димка блаженствовал. Он куснул историка за мочку уха и прошептал игриво:
— Как вам мой реферат? На троечку потянет?
— Смеешься? Он у тебя на пять с плюсом… — поддержал его тон Игорь Геннадьевич.
Димка благодарно вздохнул и потянулся к чужим губам. Жадно приник к ним.
— Эй… Ты что, все по новой хочешь? … У меня и так все трясется от усталости… — спросил историк, когда поцелуй прервался на миг.
— Мррр, — ластился Димка, расстегивая у историка рубашку.
— Стоп, стоп, все, я и так задержался, — шептал мужчина, продолжая целовать мальчишку. Но все же пересилил себя и поднялся, хоть и с большим трудом. На его руке засветились часы. — Ого, восьмой час уже! … Мне идти надо, малыш…
Димка сидел у его ног, поглаживая пушистые икры историка, и улыбался, хоть в темноте улыбку не было видно.
Игорь Геннадьевич стал на ощупь собирать одежду, одеваться. Свет включать Димка не стал, чтобы не разрушать колдовство.
А когда Игорь Геннадьевич направился к двери, Димка шел за ним по пятам. У выхода они вновь обнялись.
— Ты самый лучший мальчишка на свете… — шепнул Димке на ухо Игорь Геннадьевич и приник к его губам. Димка повис на нем, едва не падая. — А еще ты очень хитрый… Нога не болит больше?
— Не-а… Прошла уже…
— Ты своего добьешься, Димочка… Ну все, я пойду… Да, вот еще что… — спохватился историк, когда Димка уже приоткрывал дверь. — Ты ведь еще и умный парень к тому же, так ведь? И тебе не надо напоминать, что лучше не болтать о том, что было.
— Я не буду… болтать…
— Тогда — до завтра…
Игорь Геннадьевич ласково погладил мальчика по голове и прикрыл за собой дверь. А Димка, как был, голышом, медленно съехал по холодной стене на пол, закрыл лицо руками и заскулил от внезапно набежавшей бесцветной тоски…