Близился конец моего отпуска. Оставалась пара дней. Мы немного угомонились с беготней по деревне и полосканием в речке. И ближе к вечеру стали чаще отдыхать на бревне около сарая. Как-то в один из дней Настя спросила:
— А какие еще цвета могут быть.
— Вот, читаю инструкцию, — сказал я ей, доставая толстую книжицу на японском языке, — вся радуга, которую ты уже проверила. Черный цвет — меланхолия, белый — безразличие. В ряде случаев материя может стать прозрачной, — я еще раз прочел абзац документации и добавил: — Но к тебе это сейчас не относится. Можешь не обращать внимания на такую возможность.
Я сделал глупость, прокомментировав последнюю функцию японского белья. Мужская глупость общеизвестна, а женское любопытство не знает границ.
— Я такая маленькая, что и сказать нельзя, — обиделась Настя.
Не понимая ее реакция, я попробовал отшутиться:
— Понимаешь, это только для взрослых девушек. Подрастешь, тебе будет полезно, а сейчас плюнь и забудь.
Трусики и лифчик приобрели зловещий фиолетовый оттенок, который еще я не видел. Настя закипела, и, чувствовалось, что сейчас мы разругаемся и будем дуться до конца моего отпуска.
Чтобы сохранить мир и доброжелательную атмосферу, я, подбирая выражения, попробовал вывернуться, не переходя границы приличия.
— Зря обижаешься, когда у тебя будет свой мальчик, прозрачность будет сообщать, что ты готова к взрослым отношениям.
На ее лице появилось недоумевающее выражение.
Это, как обычно в таком возрасте: все мы знаем, и все видели в инете. Но как только дело доходит до самой себя — возникают проблемы с понимаем элементарных взрослых вещей.
— Ну-у, э-э, — протянул я, видя, что Настя силится осмыслить сказанное, но женского опыта у нее нет. — Это когда пара хочет сделать ребеночка. Надеюсь, что ты уже не веришь, что детей приносят аисты? — попробовал отшутиться, чувствуя, что наговорил лишнего.
Видимо, до Насти дошел смысл японской идеи. Ее щеки мгновенно приобрели пунцовый вид. Бельишко, повторяя за хозяйкой цветовую гамму, стало ало-малиновым. Непроизвольно она поднесла ладошки к груди, как бы закрывая их от меня. Ее лицо приобрело странно выражение, а зрачки глаз расширились, глядя в мое лицо.
Минуту мы стояли молча. Настя не двигалась, только смотрела в мои глаза. Я же не знал, что сказать.
Странная пауза, после которой может последовать что угодно: скандал или примирение, драка или презрительное фырканье.
Румянец на ее щеках побледнел, но зато порозовело все лицо. Она сжала кулачки, не отрывая рук от сисечек.
Я решил, что сейчас меня будут колотить, и очень больно. Но высокотехнологичное нижнее белье, нагло предавая хозяйку, вдруг стало совсем прозрачным, показав мне все то, что я так много лет уже не видел в натуре. Алые маленькие сосочки, стояли жесткими столбиками, оттягивая послушную материю. Под трусиками обнаружился милый треугольник каштановых кудрявых волосков, прикрывающих Настину тайну от посторонних глаз.
Она, проследив направление моего взгляда, посмотрела вниз на себя.
Потом, вдруг, не отрываясь взором от моих глаз, мелкими шажочками пошла в мою сторону. Пять или шесть шагов, и ее кулачки, прижатые к груди, уперлись в меня. Потом они неожиданно исчезли, и я почувствовал, что ее мячики сисечек упруго уперлись в мои ребра.
Последняя мысль, которая пролетела в моей голове, пока она еще хоть что соображала, смущенно констатировала: "Как быстро взрослеют девочки".
(Продолжение следует.)