Иришка убрала руки.
— Мне холодно. Давай, я вытрусь, и пошли в комнату.
Она вернулась в халате.
— Уже оделась, — раздосадовано произнес я.
— А ты не насмотрелся? Или еще подрочить хочешь?
— А давай друг другу?
— Слушай… А ты вправду лизнуть хотел?
— Ага! И сейчас хочу.
Она помялась, расстегнула халат и тихо сказала:
— Попробуй.
Я опустился на колени, взял ее ладонями за попку и прикоснулся языком к письке. Иришка вздрогнула и коротко всхлипнула. Она схватила меня за голову и прижала к себе. Я ощущал языком ее горячие нижние губы, по подбородку у меня текли слюни и не только: я ощущал резкий запах, исходящий от нее и солоноватый вкус на языке — это текло из нее. Потом она отстранила меня и села со мной на пол.
— Давай, только очень аккуратно. Одним пальчиком. А то у нас, у девочек, там все очень болезненно. А тебе как приятно, вот так?
Она сильно сжала мою писю в кулаке и натянула кожу к основанию до упора.
— Ой! — вскрикнул я. — Потихоньку, так мне больно.
— Прости, больше не буду. А так можно? — она стала нежно водить рукой, открывая и закрывая головку.
— Так можно, только побыстрее.
А я просунул средний пальчик ей между губок и, нащупав там бугорок, стал двигать пальчиком вверх-вниз. Иришка дергалась и стонала, при этом быстро-быстро двигала кулачком, натягивая кожицу моей писи на головку и обнажая ее. Головка мелькала как в самодельном мультике на листках блокнота. А я весь словно сжался и разместился на кончике своего члена. У меня темнело в глазах, я ничего не видел и не слышал, было только одно ощущение. Точнее — два: еще мой палец на ее писе. Я задвигал тазом вперед-назад, как Иришка. Я все быстрее шевелил пальчиком, а Иришка все быстрее работала рукой. Потом я закрыл глаза, а открыл, когда моя писька выстреливала струи спермы. Иришка широко открыла рот и ловила эти струи, они наполнили весь ее ротик и стекали на подбородок, на грудь, на живот. Когда я кончил выплескивать сперму, Иришка слизала с дырочки последнюю капельку. Это было немножко чувствительно, но очень приятно.
Иришка пошла в ванную и прополоскала рот. Вернувшись, она сказала:
— Я знаю, что женщины так делают. Я сегодня первый раз сперму попробовала. А проглотить пока не могу. Может, потом привыкну. Мы же еще раз так сделаем?
— А я видел, как Томас сам себе так делал, — наконец выпалил я то, что мучило меня три дня.
— Я знаю. Он — онанист. Гражка так сказала, она тоже один раз подглядела.
— А я теперь тоже онанист? — я еще не понимал значения этого слова.
— А мы все онанисты — и ты, и я, и Гражка, и Стаська. Но ты не бойся, это совсем не вредно. Наоборот — полезно. Нам же по-настоящему пока нельзя.
— А как по-настоящему, ты знаешь?
— А надо твою писю засунуть вот сюда, — она раздвинула пальцами свои губки и розовый раздвоенный язычок, и там была маленькая дырочка.
— А она туда влезет?
— Влезет. Там все растягивается. Только не смотри на меня так и не проси, Ясно? Я тебе уже сказала: я — девушка и не хочу пока становиться женщиной. Во-первых, там пленочка, если она порвется, будет много крови. Во-вторых, другой парень, за которого я захочу выйти замуж, заметит, что этой пленки нет, значит, я не девственница, и ему будет обидно, что я уже с кем-то трахалась, а я так не хочу. А в-третьих, если в меня попадет сперма, у меня будет ребенок, ясно?
— Ясно.
Вот так, только в двенадцать лет, уже испытав первый оргазм, я узнал, чем женщина отличается от девушки и как делаются дети.
Утром к нам зашли Гражка и Стаська. Они шушукались с Иришкой на кухне, закрыв дверь. Я хотел подслушать, потом раздумал. Неужели Иришка рассказала им о том, что мы делали вчера, и что я подглядывал за ними? Мне стало стыдно. Потом девчонки ушли, а Иришка отвела меня в сад и сказала на ухо:
— А ты хочешь попробовать с женщиной по-настоящему?
Я кавнул.
— Понимаешь, мы со Стаськой — девочки. А Гражка, она уже не девушка. Она может тебе дать. Хочешь?
— Конечно, хочу.
— Только с условием: мы со Стаськой тоже там будем. Мы хотим посмотреть, как все это, понимаешь? Но сначала ты лизнешь мне и Стаське, ладно? А потом вы с Гражкой уже, ну ты понимаешь.
— Ага.
— Тогда пошли к Гражке, у нее сейчас никого дома нет.