Кое-как натянув трусы, Леночка пулей выскочила из моей комнаты, успев на пороге показать мне язык и крикнуть "дурак !".
Я вернулся в свою засаду под дверью. Теперь Ленка поняла, чего я хочу. Вроде бы и она совсем не против такого приключения, раз не разревелась, да ещё дразнится. Весь вопрос, хватит ли у неё смелости?
На улицу Ленка намылилась минут через пять. Пока она пританцовывала около входной двери, стараясь справиться с нашим стареньким замком, я оказался сзади неё.
Ленка попыталась прошмыгнуть у меня под рукой, но я успел её прижать за талию к себе. В результате получилось, что она висит в воздухе у меня подмышкой головой назад, спинкой кверху. Одна её рука скреблась у меня за спиной. Вторую, чтоб не мешала, я свободной рукой завёл Ленке под животик и держал там той рукой, которой её обнимал.
Трусики удалось стащить только до колен, потому что Леночка изо всех сил сжимала ножки. Зато босоножки и гольфики снялись с первой попытки.
Притащив малышку к себе в комнату, я бросил её кверху попкой на диван, сел ей на коленки и отпустил обе ручки. Пока Ленка безуспешно старалась выскрести из-под меня свои трусики, я расстегнул ей пуговицы на рукавах и воротничке платья и, не реагируя на протестующие вопли, стащил платье и оказавшийся под ним топик. С трусами я справился просто… встал и, стаскивая их одной рукой, другой слегка пощекотал ленкину ступню и она сама выдернула из них ножку …
Воспользовавшись свободой, Ленка тут же свернулась калачиком, но тут я окончательно вытряхнул её из трусов, перевернул пузиком кверху и начал щекотать, лапать, шлёпать — всё сразу.
Тут уже голышке стало не до протестов — она только успевала ойкать, хихикать и пыталась сообразить, как можно двумя тоненькими ручками закрыть одновременно свою прямо-таки созданную для шлепков попку, маленькие сисята и начавшую взрослеть письку… Она пыталась перевернуться на бочок, но я каждый раз возвращал её на спинку.
Когда я поймал ритм, у нас с Леночкой вышло что-то вроде танца…
— Я щекочу малышку за бока и она сгибает ножки, подтягивая колени к подбородку…
— Тут я звонко шлёпаю её по выставленной попке и голышка резко бросает ноги обратно, даже прогибаясь дугой, как в мостике…
— Я тереблю пальцами эту замечательную пельменьку, которой Ленка тычет в мою сторону…
— Её лапки рвутся на помощь оскорблённой письке, а мои руки уже на открывшихся ладненьких лисятках — сисятках…
— Мой милый котёнок закрывает ладошками свои пока скромные близняшки, я в это время соскальзываю с них на "щекотальные" местечки и мы начинаем новый тур этого необычного вальса…
Я потом, когда у Пастернака прочитал, помнишь, "на освещённый потолок ложились тени; скрещенье рук, скрещенье рук, судьбы скрещенье…", так задумался, может, у него тоже такое чудо прыгало, скользило и извивалось под руками, а?
Когда я наконец смог остановиться, Ленка уже была вся потная, красная и дышала, как загнанная лошадь. Она тут же вытянулась "солдатиком", закрыв одной ручкой письку, а другой — грудки.
Я смотрел на малышку — голышку, и испытывал к ней какие-то необычные чувства. Братские, что ли?.. Такая она вся была маленькая, голенькая, беспомощная, что хотелось сгрести её в охапку, гладить, тискать и никогда — никогда не отпускать от себя.
Она тоже на меня таращилась как-то странно, будто первый раз увидела. Самое удивительное — Ленка молчала. То ли и у неё разные чувства прорезались, то ли понравилось голышом на диване кувыркаться?
Я не выдержал, сел к ней на кровать и посадил этого зайчонка к себе на колени.
— Отдай, Борька, — попросила Леночка, протягивая руку в сторону своей разбросанной на полу одежды.
— Чтобы ты опять на улицу смылась? — уточнил я, потрепав её по волосам.
— Ну пожалуйста… Ну мне же стыдно… Я ведь не могу так ходить… Мне ведь двенадцать, а не три годика… — забормотала Ленка, вдруг стремительно краснея.
— Вспомнила через полчаса, — засмеялся я и спустил голышку на пол. — Только пообещай, что не удерёшь, а сядешь за уроки.
Она натянула трусики и топик, взяла платье и пошла в коридор подбирать свои босоножки и носочки. А я завалился на диван, уставился в потолок и попробовал сообразить, что же это у нас с ней такое стряслось, что ещё будет, а главное — как я до сих пор мог жить без этого голопопого цыплёнка…
Так я лежал и балдел, пока незаметно не уснул, а когда через часик проснулся, оказалось, что уроки никто и не начинал, и вообще Ленка всё-таки смылась во двор.
*****
Пришлось спуститься, взять за шиворот это коварное создание и вернуть его на родину на глазах у всего двора. Маленькая дурочка шла со мной красная, как помидор — наверно, ей казалось, будто все знают, ЗАЧЕМ я её домой тащу.
В наказание Ленке пришлось бегать голышом весь вечер и всё следующее утро перед школой. Уроки она всё-таки сделала — сидя за столом верхом у меня на коленях.
Не самая удобная поза, конечно, особенно если тебя в это время нахально по письке гладят и по-свойски за сиськи лапают, а за каждую ошибку начинают щекотать, так что ты ржёшь, как лошадь, до икоты и думаешь только, как бы тебе не описаться невзначай, навек не опозориться, или без всяких разговоров опрокидывают кверху попкой и шлёпают — только звон стоит и ты уже поняла, что хнычь — не хнычь, а отпустят тебя только когда рука устанет, и садись опять на колени, как на коня, к Борьке задом, к лесу (ой, к столу, то-есть) передом, и думать надо не про то, что у тебя ноги раздвинуты и всё видно, что ты до сих пор от всех прятала и та самая рука, которая тебя лупила, на письке твоей отдыхает, а про то, чему же это равна гипотенуза проклятая… И стихотворение наизусть надо читать почему-то обязательно стоя на столе, ноги шире плеч, руки за спиной сложены, да читать с выражением, выдала бы я ему выражения, мучителю этому, ой, опять я слово перепутала, хва-а-тит…, не надо…, ой, ха-ха-ха, щекот… ой, щекотно, ха-ха-хватит… А в туалет, садист, не отпускает, пока все уроки не сделаю… Наконец-то назад, в родное седло… Хорошо-то как, оказывается, у Борьки на коленях, и что мне, дуре, не нравилось?.. Не больно, не щекотно, чего ж ещё надо-то? Так, пока он моей писькой опять занялся, надо срочно контурную карту дорисовать, а то ещё одной щекотки я не выдержу… А, кстати, не так уж это неприятно, когда тебе губки писькины мнут, будто пельмень лепят, только почему-то, чем их Борька старательнее закрывает, тем они шире в разные стороны расползаются, вот странно-то… И стыдно, и приятно, или это потому и приятно, что стыдно?.. Только писать очень хочется… Так, тут коричневым ещё закрасить… Всё? Неужели всё уже сделала?.. Боренька, я закончила уроки! Ой, мамочки, как на свободе здорово… Ещё бы до туалета успеть добежать…
Ленка и правда все домашние задания одолела — впервые в жизни, наверно! Мы с ней поужинали, а как раз когда завёрнутая в махровое полотенце, отмытая до скрипа Ленка ехала у меня на руках в кровать, позвонили наши предки. Я поставил её на стул возле телефона, успокоил наших, что всё у нас хорошо и потом голышка подтвердила, что да — да, всё здорово, вы за нас не волнуйтесь, только Борька ужас какой садист — он меня мучил, пока я все уроки не сделала. Сама она в это время подхихикивала мне, и глазищи у неё были такие лукавые… В общем, я спокойно вытирал своё маленькое счастье — ясно было, что ничего она никому не расскажет и довольна она ещё больше меня.
Перед сном оставалось последнее дело. Я постелил на стол одеяло, положил на спинку своё чудо и о-о-очень тщательно намазал ей детским кремом и письку, и попку. Почему-то я об этом с утра мечтал, все уроки представлял, как мазать её буду, будто младенца… Не зря по дороге домой в аптеку зашёл, крем купил! И правда, приятно это было — добираться пальцами до каждой складочки, до всех местечек, где уже побывали мои намыленные руки, пока я её купал, видеть, как надувается опять шишечка клитора, чувствовать, как Ленка "покусывает" палец, осторожно ввинченный ей внуть попки. И опять, с новой порцией крема… А губки набухают и так доверчиво раскрываются всё шире и шире, а малышка — голышка кряхтит… Я сначала подумал, что ей больно и спросил, а она хихикнула, и я понял, что это не от боли, а от какой-то незнакомой мне радости порыкивает Ленка, и вспомнил, как пацаны говорили, что девчонки тоже кончают, как и мы, и с каким-то сладким ужасом подумал, что это оно, видно, и есть, и захотелось, чтобы она кончила, она это заслужила сегодня, моя маленькая, и тогда я начал указательным пальцем водить вокруг её ануса, и ещё кружок, и ещё, и теперь внутрь, и сразу обратно, ну да, я же слышал, я знал, что взрослые так "трахаются" (какое страшное и желанное слово!..), а пальцы второй руки, как гитарные струны, перебирают губки, и я чуть касаюсь клитора кончиком пальца, и накатываю на него непослушные губки, я вижу, нет, я просто чувствую, что приятно Ленке, а она уже рычит и дёргает ногами, словно её лупит током, и вдруг выгибается дугой и, когда я опять ловлю её руками, она их убирает, и её колотит крупной дрожью, и я уже думаю, а вдруг она сошла с ума, или это эпилепсия, или ещё что-то страшное… Но меньше, меньше, и вот она уже спокойно лежит, вся мокрая, с закрытыми глазами и такой счастливой мордашкой, что я уже ни о чём не спрашиваю, и чуть позже несу её обратно в ванну, в тёплую воду, и сразу в постельку, и мне почему-то очень неудобно ходить, и только когда Ленка зысыпает у стенки, прижавшись ко мне, я понимаю, что всё это время моё восставшее "хозяйство" пыталось порвать мои же любимые шорты, и здорово болит внизу живота, и я, проваливаясь в сон, ещё успеваю почувствовать себя совершенным идиотом…