Когда я вернулся, она радостно бросилась мне на шею, целовала мне щёки, словно и правда дочь радуется приходу любимого папочки. Когда мы покушали, она уже без особого смущения попросила меня вновь намазать ей анус. Опять я уложил её, стал наглаживать. и опять проснулся мой дружок, только сегодня он ни в какую не хотел успокаиваться. Но Настя восприняла это абсолютно спокойно, лежала и балдела, от того что я бессовестно блудил руками по её тельцу. Даже под низ забирался, грудки и животик погладил. Через одежду конечно, но всё же, возбуждение так и наростало. Долго долго я так втирал ей ту мазь, а в попку уже целиком палец засовывал, и даже два, ни одного вскрика, или движения противящегося… Я ушёл мыть руки в ванную, и решил снять напряжение. Сказал что приму душ и закрылся. Представляя всю ту картину, с молодым тельцем на моих коленях, долго тянуть не пришлось. Когда кончил, стало так стыдно, что я дрочил на маленькую девочку, поганый педофил. Так вот коря себя я вышел.
Настенька опять рада была меня видеть. Она нашла в шкафу вещи мойй дочери, спросила, не против ли я буду, если она в них переоденется. Я естественно не возражал. Вещи дочери ей были немного маловаты, но майку и шорты она подобрала подходящие, по дому ходить пойдут. Я пообещал что мы ей купим ещё одежду, её размера, она сказала что ей много не нужно, она привыкла годами в одном. Я заметил, что другие мази она не трогала даже, которые я купил. От синяков всяких. — У тебя уже не болят ушибы, Настюш? — Болят. — А что же ты не мажешь их? — Ну. . Я думала… — Что? Что само пройдёт? — Ну, да… Тоесть нет… Тоесть я думала Вы… Ты… Она опять была жутка смущена.
Ну Настенька, я и так себя чувствую последней сволочью, ласкаю попку ребёнку, а ты опять за своё. — Ну хотябы спинку, дядь Саш… Я ж сама не достану. — Вот же мерзавка маленькая! Ну ладно, дуй в ванну и маж пока где достанешь. Как-то подозрительно быстро она вышла, голенькая… Прикрывала руками кисулю и грудки, и чуть не плача смущённо стала просить… — Дядя Саш, ну прости меня,но не могу я! Где не тронусь везде больно. А ты когда меня гладил, так хорошо было! Пожалуйста! . . Ты же мне в попку пальцем лазил, чего теперь нам друг друга стесняться! — Ну точно, мерзавка! Ответил я ей, а она опустила руки и предстала предо мной во всей красе. — Ладно, что с тобой поделать, ложись. На живот сперва приляг, спинку сперва помажу.
На спине меньше всего ссадин было, на попке гораздо страшней всё выглядело. С неё я и начал обработку ран, завершив всё простым массажем. Массировал всё, от шейки до пяток. Настька ни разу не пискнула недовольно, значит правда я был так акуратен. Прикрыл её простынёй, сказал чтобы полежала так минут десять, чтобы всё впиталось в кожу. — Посиди рядышком, не уходи. Я присел и настя взяла меня за руку, а минут через пять я заметил, что она заснула. Не стал конечно её будить, пусть отдохнёт после всего. Сам сидел в кресле рядом, тоже в полудрёме. Через полчаса наверно Настя проснулась, и радостно заверещала, давай теперь и животик мне погладь! И улеглась на спину. На животе ещё меньше было заметных ссадин, но когда даже просто легко водил руками, она как-то не понятно реагировала, мычаа сквозь зубы. Я спросил что такое, она сказала что очень больно. Эти мерзавцы несколько раз ударили её по рёбрам ногами. Ну я уже совсем осторожно всё делал по возможности. Груди касался совсемспокойно, видимо сказалось то, что я снял напряжение незадолго до этого…
В течении недели мы проводили такие процедуры по несколько раз в день, и каждый день я уходил в душ подрочить. Мне было очень плохо, но ничего не мог поделать, когда не делал этого, яйца так распухали, что становилось больно ходить. Днём настя всегда звонила мне, мы болтали на отвлечённые темы, а вечером встречала меня, радостно кидаясь на шею. В пятницу мы поехали на дачу, по улице Настя опять шла озираясь, даже сильнее напугана была, чем первый день. В автобусе прижалась ко мне как маленький бездомный котёнок, которого кто-то вдруг покормил, обогрел и приласкал. Всю дорогу ехала зажмурившись. Когда мы уже шли безлюдными тропинками к даче, она стала поспокойнее, но всё же напряжена. Сказала что всего теперь боится, и людей, и их отсутствия. — Не переживай, детка, я рядом, и я тебя не обижу. Настя только крепче сжала мою руку.