— Нет — да…
Наташа села на директорский стол, Матвей Изольдович выпустил из рук переливающиеся под трусами булочки, и Лика, повесив, наконец, безумную диаграмму, облегчённо спрыгнула со стула.
— С чего ты взяла?
— А чего вы сидите в кустах каждый раз, когда мы купаемся ночью?
Да, это был общеизвестный детдомовский ненорматив: летом в дежурство Матвея Изольдовича можно было сбега? ть на ночной пляж их маленькой речки. Всеми остальными ночами двери детского дома с вечера накрепко закрывались, а вот строгий директор школы и безответственный воспитатель Матвей Изольдович любил попить чайку в сторожке у приветливой Марьи Ипатьевны. Правда, негласно им оставлялся за себя какой-нибудь дежурный из мелкашей, который и сообщал через полчаса-час после свершившегося ночного побега о случившемся, зачастую сам перед этим вдоволь набрызгавшись в тёплой ночной воде. Тогда Матвей Изольдович схватывался за сердце и торопился на берег…
— Я — чтобы никто не утонул!
— Матвей Изольдович, вы что! — Наташа даже сделала "страшные" глаза. — У нас же воробью по колено! В нашей речке утонуть может только лягушка, да и то если прыгнет с разбегу!
— Наташк, ты дурочка! — вступилась за директора Лика, снова сидя на подоконнике и, отдыхая от вешаний, потягиваясь на тёплом ветру. — Матвей Изольдович просто на реку ходит смотреть, а не на вас, глупых малявок — он и без никого там бывает сидит. Скажи спасибо, что не загоняет вас сразу же по кроватям, как только увидит!
— Спасибо… — машинально восприняла добрый совет Наташа, но всё же не отстала: — А, всё равно, ведь подглядываете же, Матвей Изольдович, да? Подглядываете? Подглядываете?
— Нет!
— Почему?
— Там видно плохо…
Наташа счастливо заулыбалась от нечаянно вытянутого ею полупризнания. Потом сосредоточилась вновь, слегка даже нахмурив бровки:
— Ну и что же! А я вам, может, и так могу показать… когда хорошо видно…
— Врёшь!
— Не вру!