Женя молниеносно повернулся, но тут же отшатнулся назад с таким ужасом в глазах, будто увидел маньяка с окровавленным топором.
— Отъебись от меня! — он никогда не матерился и очень неубедительно сказал это "отъебись".
Тогда я в спокойном тоне, хотя моё сердце бешено колотилось и ноги подкашивались от волнения, попросил прощения — сорвался, дескать, сожалею — и высказал желание восстановить дружеские отношения, но, конечно, только на словах. Женя успокоился, сохраняя недоверчивый вид, и сбивчиво начал объяснять мне, что он "нормальной ориентации", что при хорошем отношении ко мне как к человеку "этого не хочет". Я понимал, чтобы добиться контакта, в данный момент себя нужно вести естественно, напористо и нагло, но без применения физической силы. Теперь, когда он знал мою сущность, имело смысл его уламывать. Мне трудно было определить, есть ли у него сомнения в сторону того, чтобы согласиться, но я решил попробовать в любом случае.
Аккуратно, притесняя к стене, я открыто начал убеждать его, что стоит попробовать один раз, чтобы точно определиться, что сам долго не мог этого понять, что никто об этом не узнает. Прижав моего мальчика к стене, я обнял его за талию и поцеловал в щёчку — чувствовалась его скованность и неуверенность, но он не пытался оттолкнуть меня, что было уже приятно. Потом я медленно поцеловал его в губы — он закрывал глаза, но не целовал меня в ответ. Я ликовал. Облегченно вздохнув, я опустился на колени, достал его пенис (нормальных размеров; не большой, не маленький) и, подрочив его до возбуждения, взял в рот.
— Застукают нас здесь! — прошептал Женя. "Нас" — это уже хорошо.
Я никогда раньше не делал минет, но очень старался, помогая рукой, чтоб ему было приятней. Я заметил, что ему нравится, когда я сильно засасываю головку члена, и пытался делать это чаще. Я плотно обхватывал его член губами и глубоко его вводил себе в рот, всё время засасывая, постепенно наращивая скорость. Я с удовлетворением отметил, что Жене хорошо: он учащенно дышал, прикрывал глаза, опрокинув голову и не смотря вниз. Он инстинктивно сделал несколько толчков; я чувствовал, как пульсируют его кровеносные сосуды. Он быстро кончил; он явно имел опыт быстро возбуждаться и "адекватно" воспринимать ласки, но растягивать оргазм ещё не научился. Я проглотил сперму, облизал его орган на прощанье и поднялся с колен.
И очень вовремя, потому что тут же в туалет прямо-таки ворвалась уборщица: "Курите опять, делать вам нечего?! Идите на… — здесь она остановилась, заметив, что Женя застёгивает брюки, -… урок". Два раза нас упрашивать было не нужно, и, провожаемые тётиным взглядом, мы вылетели из туалета.
*****
Пытаться попасть на английский с таким опозданием было бесполезно. Да и зачем — это был последний урок. Мы молча шли по коридору к выходу. Я искоса посматривал на него, любуясь его заострёнными, эльфийскими, ушками. Я не чувствовал неловкости, наоборот, скорее, был счастлив, но Женя был мрачный и серьёзный. Он смотрел в пол и молчал. Только когда мы вышли на улицу, он обернулся, посмотрел на меня тем самым особенным женским взглядом и укоризненно спросил:
— Зачем ты это сделал?
— До завтра! — беспечно ответил я.
Но на следующий день он не пришёл. Он пришёл в после-следующий день, с отцом, к завучу, чтобы забрать документы: он перешёл в специализированную математическую школу, как я узнал потом. По сути я выжил его. Только мне нисколько не было стыдно, и, к сожалению, с возрастом я становился всё холодней к людям — нельзя в этом обвинить ни воспитавший меня бандитский пригород, ни мегаполис; не знаю, кого винить…
Я встретил Женю лет через пять в магазине цифровой техники. Он не узнал меня.
Проект GayLife
http://mar-avreli.narod.ru/