Пока она обувалась и бегала на кухню, я открыл Томаса Манна. "Необыкновенные приключения авантюриста Феликса Круля". Прочел отрывок про то, как мамаша и ее взрослеющая дочка измеряли объем бедер друг друга. Подумал, что у Ладки из параллельного класса мамаша еще очень даже ничего. И не плохо бы как-нибудь трахнуть их обоих. И мамашу и дочку. Одновременно. А потом заставить их вылизывать друг друга. Я пролистал несколько страниц и прочел отрывок про женщин, которые "… в низко вырезанных платьях со смехом перегибались через спинки стульев, волнуя кавалеров выставленными напоказ прелестями… " Отрывок возбуждал. Я отложил книгу и посмотрел на полуобнаженную Светлану Павловну. Учительница химии, сверкая "выставленной напоказ" голой попкой старательно протирала пыль. Это было непереносимо, и когда она полезла протирать плинтуса под столиком, на котором стоял телевизор, я зажал ее. Столик был маленький и низкий и она, зажатая под ним, не могла даже высвободить руки.
— Показать, как лошадь кусается? — сказал я и изо всех сил ущипнул ее всей пятерней за задницу.
Она вскрикнула.
— Ты же сучка, — продолжал я, — Жалкая похотливая сучка. Сейчас мы будем играть в игру. Ты будешь сучкой во время течки. Ты будешь скулить и выпрашивать, чтобы тебе вставили под хвост. А я, если хорошо будешь скулить, может быть и вставлю. Скули!
Она не среагировала достаточно быстро, и я сделал ей очень больно. Она вскрикнула.
— Скули!!!
— Ууу-уу, — выдала, наконец, она.
— Громче!
— Ууу-уу-ууу.
— Давай, давай, поскуливай! И трись об меня.
Она стала старательно двигать попкой. Напряжение у меня в штанах стало невыносимо. Я спустил трусы и приставил член к ее промежности.
— Давай сучка, насаживайся!
Она резко, насколько позволяло ограниченное пространство, дернулась, пытаясь уклониться в сторону и вниз. Я опять сделал ей больно.
— А-аа! — вскрикнула она. — Не надо… Пожалуйста… Я так не могу.
Тон был умоляющим. Это мне понравилось, и я решил позволить ей высказаться. Я ухватил ее за складки ее промежности и, не обращая внимания на ее визг, буквально выволок из-под столика.
— И почему же это мы не можем?
Жутко смущаясь, она пробормотала что-то маловразумительное. Я так понял, что-то о своей девственности.
— Что и "так" ты тоже "никогда раньше не была с мужчиной"? — не скрывая насмешки, произнес я.
Она смутилась еще сильнее.
— Ну да… — наконец с трудом выдавила из себя Светлана Павловна.
— Че, серьезно? — воскликнул я, — А чего же ты тогда молчишь? Целка это хорошо. Целку мы любим. Сейчас мы твою целку и откупорим, — и уже тоном приказа я добавил. — Под стол!
Она медлила.
— Послушай, шлюшка, — решил я ускорить процесс. — Если через две секунды твоя голая жопа не будет торчать вот от сюда, — я махнул рукой в сторону столика, — ты потеряешь свою девственность в сортире, засунув голову в унитаз!
Это подействовало. Медленно, нехотя, борясь с наворачивавшимися на глаза слезами, она снова залезла под стол и выставила зад.
— Молодец, — одобрил я. — Теперь проси, чтобы я порвал твою целку.
Она попросила. Звучало это как-то не натурально.
— Не верю, — сказал я. — Как-то ты не искренни просишь, — я опять сделал ей больно. — Лучше проси.
Она просила. И выла от боли, поскольку то, как она просила, мне не нравилось, и я ее наказывал. Наконец, явно мечтая только о том, чтобы эта пытка как можно скорее закончилась, она буквально взмолилась: "Дорогой Илья Аркадьевич, ну пожалуйста, очень прошу, выебете меня… Ну пожалуйста… "
… И я ее выебал.
…
После этого она убиралась и готовила. Потом я изволил откушать. И она обслуживала меня. Потом еще что-то. И уже перед самым уходом, я отпустил ее не за долго до возвращения родителей, я прошелся по ней еще раз. Уже в прихожей. В рот. В пизду. В жопу. Заставил подмыть себя. И выставил из квартиры, не дав ей даже как следует одеться.
… и открывает новые, замечательные перспективы.
Теперь, после первичной обработки, когда от ее строптивости уже почти ничего не осталось, можно было заняться ее воспитанием. И я начал.
Деньги. Я позаботился о том, чтобы у нее никогда больше не было "свободных" денег. В день получки я, под предлогом необходимости выплачивать долг, забирал у нее всю зарплату и выдавал ей только небольшое пособие на питание и одежду. И чтобы получить это пособие, ей приходилось отчитываться передо мной по поводу всех затрат с предоставлением чеков. Более того, я частенько придирался к отчетам и урезал выдаваемую ей сумму. Я не мог не наслаждаться создавшимся положением. Во-первых, эта корова приносила мне теперь ежемесячный доход. Во-вторых, хроническая нехватка денег оказалась замечательным воспитательным средством. Очень скоро ради дополнительной десятки она была готова пойти на все что угодно. Помнится, во время экскурсии нашего класса в городскую библиотеку я дал ей шанс заработать небольшую сумму, если она, как я выразился, "совратит" меня прямо там, в библиотеке. С каким рвением ухватилась она за эту возможность! Светлана Павловна воровато огляделась и, убедившись, что никто из нашего класса на нас не смотрит, взяла меня за руку и повлекла за стеллажи, в глубь книгохранилища. Там, покраснев, она нагнулась и, блеснув голыми под задранной юбкой ляжками, быстро скинула и спрятала в сумочку свои миниатюрные полупрозрачные трусики. Затем она расстегнула несколько верхних пуговичек на блузке и, взяв с полки какую-то книгу, ей оказался справочник по химии, стала пролистывать ее передо мной. Если бы кто-нибудь взглянул на нас издали, он бы подумал, что наша учительница просто хочет продемонстрировать мне какую-то формулу. На самом же деле, демонстрировала она совершенно другое. Немного разведя в стороны верх блузки, она слегка наклонялась и поворачивалась из стороны в сторону, стараясь наилучшим образом представить мне на обозрение свои оголенные груди. Потом были прикосновения. Как будто для того, чтобы найти что-то на полке за моей спиной, она прижималась ко мне всем телом. Подставляла бедра под мои опущенные руки. Поворачивалась и терлась об меня попкой. В общем, делала все, чтобы возбудить меня. Я же, чтобы отвлечься и хоть немножко затруднить ее, пытался найти в уме все простые делители шестисот восьмидесяти трех тысяч двухсот девяносто пяти. Стараясь не обращать на нее внимания, я выяснил, что вышеупомянутое число делится на три и пять и, разделив его на пятнадцать, получил сорок пять тысяч пятьсот пятьдесят три. Вопрос о делителях сорока пяти тысяч пятисот пятидесяти трех мне тогда решить так и не удалось в силу того, что напряжение штанах стало невыносимо. И это напряжение не укрылось от вьющейся вокруг меня Светланы Павловны. Не прошло и пяти минут, как мы оказались в запаснике библиотеки, где она, уже совсем голая, настороженно прислушиваясь к каждому шороху, стояла передо мной на коленях и прилежно работала ртом…
Одежда. Со временем я стал требовать, чтобы она одевалась все более и более неприлично. Юбки становились короче. Разрезы смелее. Блузки прозрачнее. Декольте откровеннее. Эти изменения не проходили незамеченными. Старшекласники откровенно "пялились" на нее и отпускали в ее адрес неприличные шуточки. Сначала только за глаза. Потом — в глаза, иногда прямо во время уроков. Авторитет Светланы Павловны катастрофически падал. И она ничего не могла с этим поделать. Ей приходилось изо всех сил стараться одеваться "соблазнительно" ибо она прекрасно знала, что за отсутствие этого старания она будет беспощадно наказываться. Я периодически устраивал ей смотрины, когда она, раздеваясь, позировала передо мной и мое недовольство ее верхним или нижним гардеробом обычно означало одно — порку.
Время. Я позаботился о том, чтобы у нее никогда больше не было свободного времени. Во-первых, я заявил, что мужчины предпочитают женщин со стройными упругими ляжками, и заставил ее заняться аэробикой. По понедельникам, средам и пятницам. А по вторникам, четвергам и субботам мы записали ее на гимнастику. "Чтобы ляжки пошире раздвигала" — объяснил я ей, когда она попыталась возражать. — "Нам, мужчинам, нравится, когда женщина на шпагат садится". Эти занятия отнимали у нее очень много времени. Помимо них, ей, конечно же, приходилось выкраивать время на поиск, подбор и перешивание предметов туалета. И, конечно же, время от времени я "вызывал" ее. Чтобы развлечься. И, по моему вызову, она бросала все дела и бежала развлекать меня.
*****
Друзья и знакомые. Еще во время первичной обработки я позаботился о том, чтобы учителя нашей школы невзлюбили ее. Теперь же я усиливал эту неприязнь. И без моего вмешательства, многих пожилых дам буквально бесило то, как она одевается. Но этого было не достаточно. Я заставлял ее хамить своим коллегам. В том числе в присутствии учеников. Это действовало великолепно, и Светлана Павловна попадала во все большую и большую изоляцию. Но особенно жестокие наказания полагались ей за попытки завязать новые знакомства. Как-то раз после занятий гимнастикой некий молодой человек пошел провожать ее. До дома. Я наткнулся на них когда они уже подошли к ее подъезду. Светлана Павловна довольно откровенно кокетничала, а ее ухажер пытался напроситься к ней в гости. Я решительно прервал эту идиллию. Светлане Павловне пришлось грубо отшить своего кавалера и быстро проследовать к себе домой. Минут через пять она, уже совсем голая, выла и извивалась под ударами ремня. В тот раз я задал ей, пожалуй, самую жестокую порку за время наших "отношений". Но поркой я не ограничился. Еще до этого случая, за пару бутылок водки, слесарь с нашего машзавода сварил клетку. Узкую, тесную и не высокую. Размеры клетки мы подобрали так, что Светлана Павловна, поставленная туда на колени, уже не могла поменять позу. В эту клетку я ее и запер. Конечно же на коленях. На всю ночь. В качестве дополнительной воспитательной меры, я заставил ее твердить: "Я всегда слушаюсь Илью Аркадиевича. Я никогда больше не буду разговаривать с кем бы-то не было без его разрешения". А для того, чтобы проконтролировать ее послушание я поставил на запись старый бобинный магнитофон. В самом медленном режиме. С бобиной на шесть часов. И все шесть часов, пока не кончилась запись, она должна была повторять эти фразы. В качестве аутотренинга… Освободил я ее только на следующее утро. Мне пришлось буквально выволочь ее из клетки, поскольку она, после ночи проведенной на коленях была вся такая измученная и обмякшая, что с трудом могла передвигаться. В таком состоянии она как-то по особенному возбуждала меня и, вытащив ее из клетки, я, прямо тут же, на полу, овладел ею. И пока я имел ее, она, видимо еще не совсем придя с себя, бормотала: "Я всегда слушаюсь Илью Аркадиевича… Он всегда делает со мной все, что ему хочется… Я никогда больше не буду ни с кем разговаривать без его разрешения… " После этой ночи Светлана Павловна действительно никогда больше, ни с кем, ни при каких обстоятельствах не знакомилась.
Разгрузочные дни. Есть женщины, которые считают, что брать в рот ниже их достоинства. Есть женщины, у которых сама мысль о том, что им придется глотать сперму, вызывает отвращение. И есть много методов для того, чтобы приучить этих женщин и сосать и проглатывать спущенное. На Светлану Павловну лучше всего действовали разгрузочные дни. В эти дни, ей категорически запрещалось есть. К вечеру, когда она успевала проголодаться, мы устраивали чаепитие. То есть я пил чай с ее любимыми пироженками, а она, отчаянно подавляя чувство голода, прислуживала. Дав ей как следует помучиться, я намазывал немножко крема себе на член и давал ей слизывать. Как она лизала! Нежно. Аккуратно. И в тоже время быстро и энергично. Жадно сглатывая слизанное. А после этого, чтобы получить всю пироженку, она должна была продолжать. И она продолжала. А когда я кончал, она, слегка морщась, старательно ловила спущенную на нее сперму своим очаровательным ротиком. И только проглотив спущенное, она наконец-то получала пироженку, которую я, в качестве особого поощрения, скармливал ей с рук.
Дневник. Мы завели дневник и каждый день я или начислял ей какое-то количество баллов, или вычитал. В зависимости от ее поведения. И от внешнего вида. Каждый день ей приходилось бегать за мной и просить выставить ей оценки. А я обычно был занят. Либо обсуждением недавно просмотренного боевика, либо последнего футбольного матча, либо чего-нибудь еще. В результате у нас обычно происходили приблизительно следующие диалоги.
— Илья, — говорила она, подходя ко мне и сверкая своими великолепными голыми ляжками только слегка прикрытыми мини-юбкой. — Мне надо с тобой поговорить.
— Зачем?
— Я по поводу дневника… , — краснела он.
— Сейчас, я, Светлана Павловна, не могу, — вежливо и даже как-то снисходительно говорил я ей, — Мы с мужиками решаем, кто круче: Рэмбо или лейтенант Тарасов. Давайте-ка как-нибудь попозже.
"Мужики" ржали. Кое-кто тут же отпускал шуточки про то, что мол "Илюха, женщина тебя хочет, а ты ее заставляешь ждать". Она отходила. Чтобы подойти попозже. У нее не было другого выхода. Если к концу дня у нее в дневнике не было записи, за этот день она теряла очень много баллов. А это почти наверняка означало нещадную порку в ближайшую же субботу. Иногда с многочасовым стоянием в клетке на коленях. Этого процесса моя "воспитываемая" всеми силами старалась избегать.
Дав ей немножко побегать за мной и помучиться, я снисходил до нее и выставлял ей оценки. Иногда этот процесс был довольно поверхностным. Я наскоро осматривал ее, заставлял повернутся, оценивал вид сзади и делал записи в дневнике. После чего легонько шлепнув по попке отпускал. Но иногда, временами, мне хотелось развлечься. Тогда процесс выставления ей оценок затягивался. Мы запирались где-нибудь наедине: в пустом классе, в спортзале, в ее квартире. Сначала она должна была просто пройтись передо мной. Я оценивал все. Внешний вид. Одежду. Макияж. То как она двигалась. Как покачивала бедрами при ходьбе. Потом она начинала раздеваться. Я оценивал то, как она раздевается. Нижнее белье. Подбритось лобка. Потом, уже совсем голой, она начинала позировать. И показывала то, чему ее научили на гимнастике и аэробике. Не понимаю, почему женщинам разрешают заниматься аэробикой в купальниках, голая женщина делающая определенные упражнения на матах смотрится значительно лучше. И тут же на матах я овладевал ею. Часто грубо, практически насилуя. И требовал, чтобы она стонала от страсти. И то, как она симулировала оргазм, я тоже оценивал…
…
Скинув пиджак и ботинки, приятно расслабившись, я лежал на диванчике в лаборантской. Склонившаяся надо мной Светлана Павловна массировала мне плечи и шею. Как у нас было заведено, массаж она делала, раздевшись до нижнего белья. Вот и сейчас ничего кроме лифчика, трусиков и чулок с пояском на ней не было. Она закончила разминать мою спину, и я перевернулся. Теперь ей надо было, как следует размять мне мышцы ног. И тут она, искоса глянув на меня, быстро скинула с себя трусики и лифчик. Я усмехнулся. Ход ее мыслей был очевиден. Наступила суббота, а баланс ее баллов был ниже приемлемого. А это означало наказание. Сегодня же вечером. Если же ей сейчас удастся возбудить и удовлетворить меня, она сможет заработать какое-то количество баллов. Даже простой миньет, выполненный искусно, мог избавить ее от наказания. А если бы я сейчас позволил ей обслужить себя по полной программе, у нее появился бы шанс добиться положительного баланса. Может быть, даже получить недельную премию. Что-то типа денег на пироженку с чаю… Я с интересом следил за ее дальнейшими действиями. Разминая мои ляжки, она повернулась ко мне боком и немножко задом, и теперь, старательно покачивала бедрами, видимо пытаясь меня возбудить. Я сделал вид, что не обращаю внимания на ее маневры. Она согнулась пониже, и, как бы ненароком, стала слегка водить по моему телу сосками. Видно было, что брюки ей мешают.
— Илья Аркадьевич, — наконец решилась она, — Если вы разрешите снять с Вас брюки, в этом случае я смогу сделать массаж более качественно.
Я посмотрел на нее угрожающе и выдержал паузу. Светлана Павловна слегка съежилась.
— Ты, шлюшка, сделаешь мне массаж "более качественно" вне зависимости от того, надеты на мне брюки, или нет, — осадил я ее. — Это понятно? . . Брюки снять разрешаю.
С явным облегчением она осторожно расстегнула и стянула с меня брюки. Мой напряженный член торчал из-под резинки трусов.
— И трусы сними, дура, — добавил я. — Не видишь, что ли, резинка давит…
…
Я подумал, что она, наверное, уже достаточно хорошо вышколена. И что, ее, пожалуй, можно уже начинать подкладывать под тех, у кого водятся деньги. Под финнов, посещающих Питер, чтобы как следует напиться. Под кавказцев, приезжающих сюда торговать и трахать русских девушек. Под мелких партийных боссов хотя и имеющих в достатке комсомолок-активисток но, тем не менее, всегда жаждущих свежего женского тела… Перспективы были замечательны. Я перевел взгляд на свою учительницу. К этому моменту она уже закончила сосать, и теперь, перекинув через меня и неудобно поставив на диван одну ногу, вторая ее нога была по прежнему на полу, постанывая, двигалась по члену… Стоны звучали очень естественно. Я вспомнил те многочисленные жесточайшие порки, которые я закатывал ей, если мне хоть на мгновение казалось, что ее стоны не на все сто процентов натуральны. Эти порки определенно пошли ей на пользу. Перспективы были замечательны… Я подумал про то, что, получив власть над учительницей, мне теперь будет значительно легче обламывать одноклассниц… Что некоторые отличницы после серии из двоек и троек сделают очень многое ради спасительной оценки… Перспективы были замечательны…
Рецензия г-на поручика:
Да-с, учительниц очень уважаю… Знавал вот как-то одну… Умная — страсть. "Я", — говорит, — "луч света в темную деревню несу"… Ну, отимели мы ее с господами офицерами… Так, после этого, господа, с неделю, на денщиковскую задницу даже смотреть не хотелось… Я уж было, решил, что все-с, импотенция-с… К полковому фельдшеру ходил-с.
Copyright c 2005 [email protected]
Данное произведение лицензировано для веб сайта www. stulchik. net.
Для любой другой публикации данного произведения
необходимо разрешение автора.
*****
Очерк второй. Лада.
Первая Встреча
Повезло Раду с родителями. Отец, уроженец северного Кавказа, до перестройки был главной партийной шишкой в их провинциальном городе. Мать, ярко выраженная еврейка, пролезла в доценты в единственном в их городе институте. Раду рос в достатке, в школе все предметы давались ему легко. Был прирожденным лидером. Под прикрытием сильного папочки, он откровенно не считался со школьными правилами, без особых усилий доводя "училок" до истерики. Однажды, после одной, особенно выдающейся его выходки, директор школы, сильная и решительная женщина лет сорока пяти наорала на него и отчислила его из школы. Без права восстановления, как она думала. Учителя, как и многие школьники, вздохнули с облегчением, но их блаженство длилось не долго. Сначала с Зинаидой Петровной вежливо поговорили в ГорОНО. Затем у нее начались неприятности. Еще и еще. Хулиганы избили мужа. Дочка потеряла работу. Не прошло и двух недель, как, запершись с Раду в своем кабинете, объезженная директриса на коленях просила у него прощения. На следующий же день, с официальными извинениями Раду был восстановлен, а сама Зинаида Петровна ушла от позора в другую школу, на место завуча, с потерей зарплаты.
И все же однажды Раду не повезло. Учился в той же школе в параллельном классе, Прудя. Человек он был забитый, многие подростки шпыняли его, походя, от нечего делать. Раду пытался заставить его делать уж что-то совсем экстравагантное, и ненароком свернул шею. Насмерть. Совершенно случайно это событие произошло на глазах милиции, которая просто не успела вмешаться. Протокол. Много свидетелей. Несмотря на все усилия папочки, Раду пришлось провести несколько месяцев в колонии для малолетних преступников… Вернулся Раду еще более "закрутевшим". Теперь учителя довольно безуспешно старались скрыть страх перед малолетним убийцей, а "приблатненные" подростки откровенно боготворили его.
В этот вечер Раду, Шмырь, Тупарь и Борька сидели на старых сваленных бревнах, бывших в свое время телеграфными столбами и покуривали. Раду травил байки. Редкие прохожие старались не проходить слишком близко от подростков. В середине ужасно занимательной истории о том, как они опускали фраера, взгляд Раду упал на показавшуюся невдалеке хорошенькую девичью фигурку. Лада, а так звали приближающуюся девушку, шла не торопясь, видимо наслаждаясь жизнью и излучая те особенные уверенность в себе и достоинство, которое так отличают пользующихся популярностью красивых и осознающих это девушек. Ее мама недавно переехала в этот город и Ладочка была зачислена в класс, где учился Борька. Ей было около шестнадцати лет и ее тело уже развилось и приобрело формы молодой женщины. Борька никак не мог забыть тот день, когда они всем классом сдавали зачет по плаванию, и он впервые увидел Ладу в стильных, довольно смело открытых трусиках и лифчике, составлявших ее купальник. Как и большинство его соучеников, он то и дело украдкой бросал взгляд на ее стройные упругие бедра, слегка прикрытую треугольником трусиков попку, не слишком большие, но достаточно хорошо развитые, жутко соблазнительные груди. Той ночью Борька долго не мог заснуть. Он представлял, как срывает с нее эти миниатюрные куски материи, прикрывающие ее соски и слегка выпирающий холмик лобка, грубо лапает ее сочное тело, и властно овладевает ей. Только далеко за полночь, отжав себя несколько раз, так, что под конец стало больно сводить мошонку, он смог заснуть.
Раду бесцеремонно уставился на приближающуюся девушку.
— А это что за блядища? — негромко произнес он.
Борька проследил за его взглядом.
— Да, это Ладка, из нашего класса.
— Шмырь, подзови.
Когда девушка приблизилась, Шмырь выплюнул окурок и зло посмотрел на нее.
— Эй, шлюшка, — бросил он. — Подойди-ка сюда.
Лада бросила быстрый взгляд на сидящих подростков, опустила глаза, и ускорила шаг, пытаясь проскочить побыстрее.
— Шлюшка, тебе говорят, — с угрозой в голосе повторил Шмырь, лениво поднимаясь.
Девушка остановилась и несмело посмотрела на подростков. Встреча со Шмырем и Раду ничего хорошего не предвещала.
— Шлюшка, иди сюда, хуже будет.
— Я не шлюшка, — промямлила Лада, но стала робко подходить к компании.
Не дорогая, но со вкусом подобранная юбка эротично облегала ее бедра, а расстегнутые верхние пуговицы ее блузки позволяли видеть пикантную ложбинку и значительную часть нежных холмиков ее грудей. Раду неторопливо затянулся и выпустил дым в лицо подошедшей девушке.
— Ты что, ублюдина, не подходишь, когда тебя зовут? — неторопливо произнес он. — Может ты нас презираешь?
— Мальчики, … я… нет, я просто…
— Мы в зоне таких быстро опускали, — продолжал он. — Тебе когда в последний раз раскаленную стамеску в жопу засовывали?
У Лады задрожали губки.
— Мальчики, да вы чего?
Раду встал.
— Ну ладно, пошли, — сказал он. — Шмырь, веди ее к сараю.
— Мальчики, мне домой надо, — тихо пробормотала Лада.
Шмырь грубо схватил ее за подбородок.
— Ты, ублюдина, сейчас доиграешься, — прорычал он. — Уродовать начнем.
Он толкнул ее так, что она едва не растянулась на земле.
Вся группа перешла через дорогу, зашла за гаражи и подошла к старому заброшенному сараю. Раду отпер дверь, и все вошли внутрь. Ладочка, которая всю дорогу тихо всхлипывала, начала мелко дрожать. Раду подошел к ней вплотную.
— Тебя звали, а ты не подошла. Не уважаешь?
Лада не могла ничего из себя выдавить. Дрожь не проходила. Какой-то далекий, как не ее голос, прозвучал в ее голове. — Попала ты девочка. Хорошо если живой отсюда уйдешь.
— Эй, Шмырь, запаливай печку, — прервал ее мысли голос Раду.
— Мальчики, да вы чего? — быстро-быстро заголосила Лада. — Я вас уважаю. Я вас всех очень люблю. Мальчики, простите пожалуйста. Боренька, ты же меня знаешь, — бросилась она к однокласснику. — Скажи им, что я хорошая. Не надо меня калечить.
— Простить, говоришь, — Раду достал сигарету и продул ее. — Простить можно. — Шмырь протянул ему огонек. — Только наказать все равно придется. Ты, Шмырь, с печкой-то не тормози, — он лениво затянулся. — На случай если плохо вести себя будет.
Раду смерил взглядом всхлипывающую девушку с головы до ног.
— Ты поняла, что плохо себя вела? — спросил он.
— Да, мальчики, я больше так не буду.
— Впредь всегда будешь слушаться?
— … Я…
— Короче! Да? Нет?
— Да, — с трудом выдохнула девушка.
— Ладно, в этот раз тебе повезло. Видишь стол. Нагнись и обопрись на него руками.
Нерешительно, нехотя Ладочка сделала пару шагов и, слегка нагнувшись, положила ладони на шершавую, покрытую ссохшейся краской и крупными царапинами поверхность стола.
— Ниже нагнись, дура. Локти на стол положи. И колени выпрями, уебина.
Покорность, с которой девушка следовала указаниям, разжигала аппетит разошедшихся подростков, которые заставляли ее принимать разнообразные положения. Наконец, через несколько минут девушка стояла в позе, которую Раду счел удовлетворительной.
— Эй, Тупарь, — обратился последний к подростку с туповатым лицом и мощными бицепсами. — Видишь, там, в углу кабель? Давай-ка его сюда.
Порывшись в куче хлама, Тупарь вытащил кусок кабеля около полутора сантиметров в диаметре и сантиметров семьдесят длинной.
— Давай, мужик, десять ударов по заднице, — распорядился Раду.
Лада стояла, не смея шелохнуться, в позе, в которую ее поставили. Борька пожирал глазами ее округлые, обтянутые черной юбкой ягодицы, стройные ножки, в черных же колготках и модельных туфельках. Его член до боли врезался в тесные джинсы. Тупарь изо всех сил взмахнул куском кабеля.
— А-А-А!!!
Лада подскочила, выпрямилась и, подвывая, стала судорожно растирать ягодицы, стараясь унять жгучую боль.
— В стойку, — раздался злой голос Раду. — Не дергайся шлюха. Этот удар не защитывается.
Девушка медленно согнулась в прежнюю позу. На ее лбу выступил пот, глаза смотрели покорно-затравлено, ягодицы напряжены в ожидании удара.
— А-А!!
В этот раз она смогла удержаться в нужном положении.
— А-А! — А-А! — А-А!
Кусок кабеля сильно, быстро и точно опускался на ее зад. Ладочка извивалась под ударами, стараясь, как могла не отдергивать попку и не прикрывать ее руками.
Когда экзекуция закончилась, Ладочка, тихонько подвывая, сползла со стола на грязный пол сарая. Раду явно наслаждался ситуацией. Он подошел и носком ботинка поковырялся у нее между ног.
— Ладно, поднимайся, — сказал он. — Больно было?
Медленно, с трудом, девушка подтянула под себя коленки, встала на четвереньки, и, наконец, поднялась, слегка покачиваясь. Раду похлопал ее по заду.
— Будь хорошей девушкой, слушайся нас, и так больно может быть больше не будет, — он помедлил. Его рука по-хозяйски покоилась у нее на попке. — Ну да ладно, можешь быть свободна. — Он тиснул ее задок и отошел к печурке. — Да, кстати, — бросил он. — Эта юбка длинновата, в следующий раз, надевай-ка что-нибудь покороче.
Лада продолжала стоять в нерешительности. "Меня уже отпускают?" — вертелось в ее голове. — "Так легко отделалась?" Раду обернулся.
— Ты еще здесь? — обратился он к ней. — Мне казалось, что ты торопишься. А то оставайся, сейчас все вместе расслабляться будем.
— Ой, мальчики, спасибо, я пойду, — пробормотала Лада. Она, спотыкаясь, выбралась из сарая, и неровно шагая, направилась домой.
"Хорошо еще отделалась" , — думала она. — "Ну выпороли, ну облапали. Зато не покалечили и в живых оставили. Ничего, переживу".
Когда через два дня десятые классы опять сдавали зачет по плаванию, Ладочка была в закрытом, стиля тридцатых годов купальнике, под которым она, не очень-то успешно пыталась скрыть синяки, покрывающие нижнюю часть ее тела.
Балл
Заканчивались последние приготовления к ежегодному баллу десятых и одиннадцатых классов. В спортивном зале подключали колонки и проверяли аппаратуру. Разодетые и накрашенные старшеклассницы небольшими группками стекались в фойе. Ладочка обожала танцевать и ожидала балла как большого праздника. Несколько лет, проведенных в секциях бального и латинского танцев, не прошли для нее даром — танцевать она умела, на шпагат садилась без усилий, а ее икры и бедра пробрели ту особенную мускулистость и гладкость, которые так выгодно отличают профессиональных танцовщиц. В шикарной полупрозрачной блузке и длинной, с глубоким, при каждом шаге демонстрирующим одну из ее великолепных ножек вырезом юбке, Ладочка дефилировала по фойе в сладком предвкушении праздника.
*****
Раду, Шмырь и Борька стояли перед школой в кругу десяти — и одиннадцати — классников базарили и курили. Подростки, смотревшие снизу вверх не только на Раду, но и на особо приближенных Шмыря и Борьку, подобострастно слушали. Раду учил присутствующих жизни. Его жизненная философия в его же изложении была чрезвычайно проста и сводилась к тому, что фраеров надо опускать, а телок обламывать. После очередного рассказа один из подростков осмелился влезть в разговор.
— Это ты, Раду, классно рассказал, — сказал он. — А на примере показать можешь, как надо чувих обламывать?
Ошарашенные такой наглостью, все замолчали. Кое-кто прятал ухмылку. Раду прикидывал, не продемонстрировать ли опускание фраеров на примере зарвавшегося подростка, как вдруг он заметил фигуру Лады в ярко освещенном окне вестибюля.
— Ты, фраерок, не зарывайся, — ответил он. — А чтобы чувих обламывать много ума не надо, — он сделал паузу. — Видишь, мартышка в окне? — он указал на Ладу. — Иди, скажи ей, чтобы сюда подошла. Передай, что я сказал, — добавил он. — Прибежит как миленькая.
Подросток, как и многие старшеклассники, трепетно благоговевший перед Ладой медлил.
— Иди, фраерок, — подогнал его Раду. — За базар отвечать надо, петухом сделаем.
Молодой человек, чувствуя себя очень неловко, вошел в вестибюль и остановился сбоку от Лады щебетавшей о чем-то с подружкой. Перспектива быть "отшитым" первой красавицей школы на глазах своих товарищей, выполняя глупое поручение, ему совершенно не улыбалась.
— Слышь Лад, — выдавил из себя он. — Там Раду тебя зовет.
Он был поражен мгновенной переменой произошедшей с девушкой. Ее счастливая улыбка исчезла, и лицо приняло испуганное выражение.
— Что ты сказал? Я не расслышала, — повернувшись к нему, переспросила она.
— Да Раду, вон он, — он указал на улицу. — Сказал, чтобы я тебя позвал.
— И чего это всяким козликам от меня надо, — бросила она подружке, покраснев так, что это стало заметно сквозь тонкий слой пудры. — Да ладно, бог с ним, схожу, взгляну, добавила она, направляясь к двери.
Разговор на улице оказался коротким. Лада краснела, бледнела и мялась, а после этого послушно повела парней в класс, где пришедшие на балл девицы оставляли свои сумочки и лишние предметы гардероба. Ладочка была ответственна за эту комнату, и у нее имелся ключ. Раду выставил из класса всех парней кроме Шмыря и Борки и, отобрав ключ, запер дверь изнутри. Не дожидаясь дальнейших указаний, девушка освободилась от блузки и лифчика и опустила их на стул.
— Какая соска, — думал Борька, смотря на аккуратную и хорошо развитую грудь стоявшей перед ним опустив глаза и даже не пытаясь прикрыть свою наготу руками девушки.
— Вот видишь, как все просто? А ты не хотела! — Шмырь протянул руку, и, слегка взвесив, стал с удовлетворением мять упругую девичью грудь.
Другую руку он засунул в карман, чтобы поправить жутко мешавший ему член. Борька коснулся второй груди девушки, провел по ней кончиками пальцев и коснулся соска. В горле у него пересохло.
— Отвалите плебеи, — цыкнул Раду на одуревших от похоти подростков, — А ты что выделывалась? — повернулся он к ней. — Вымя она, видите ли, на улице показывать стесняется. Совсем оборзела. Теперь так просто не отделаешься. Юбку на пол.
Ее руки нашли застежку юбки и остановились. Она жутко боялась ослушаться Раду и в тоже время чувствовала, что сейчас подростки занялись ей по серьезному, и, сняв с нее юбку, они не остановятся. Она уже представляла себе, как эти безжалостные самцы раскладывают ее на парте, и по очереди удовлетворяют свою похоть. Картина была ужасная, Ладочку воспитали в консервативных традициях, и она готовилась преподнести свою девственность своему возлюбленному в первую брачную ночь. Она судорожно искала выход.
— Ты чего, сука тормозишь, — колебание девушки взбесило Раду. — Опять не слушаешься.
Он залепил ей пощечину. Сильно.
— Ты, уебина! Одевайся и пошли в сарай. Мужики, мне надоело с ней цацкаться.
Оправившись от звона пощечины, и внутренне смирившись со всем, что ей предстоит, гнев Раду был страшнее, девушка расстегнула и сбросила юбку.
 - Продолжай, — колготки и трусики все еще прикрывали ее наготу, а Раду не любил останавливаться на полпути.
Очень скоро Ладочка осталась в одних туфельках. Контраст между слегка загорелым телом и ярко-белым треугольником, оставшимся от трусиков, приятно подчеркивал ее наготу.
— На парту! Раком! Живо!
Девушка была выставлена на парте на локтях и коленях. Попка задрана высоко вверх. Ножки слегка раздвинуты, носочки оттянуты. Головка повернута к Раду в ожидании дальнейших указаний. Тот протянул ней руку, погладил и потискал ее, ощутив приятную упругость ляжек и ягодиц несколько лет занимающейся танцами девушки. Провел по ее промежности. Поиграл с ее грудью, ущипнул так, что девушка вскрикнула и попыталась отдернуться. Это Раду не понравилось, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Во-первых, не дергайся, — прошипел он. — Во-вторых, если ты будешь так визжать, сюда сбежится полшколы, и мы тебя прямо в таком виде всем покажем, чтобы все видели какая ты на самом деле шлюха. Шмырь, начинай.
Шмырь, стоявший рядом с тонким ремешком, только что сорванным с чей-то сумочки взмахнул им, и поперек ее ягодиц легла красная полоса. Девушка издала глухой стон. Шмырь повторил. Еще и еще. Раду держал ее за подбородок, не давая отвернуться, и с удовлетворением смотрел на морщащуюся от боли и кусающую губы чтобы сдержать стоны девушку. Наконец он решил вмешаться.
— Шмырь, на стул залезь, и сверху ее, сверху, старайся по пизде попасть. И силу приложи, что ты как хроник ее ласкаешь.
Новый стиль оказался более эффективным. Когда сильный удар попадал по особенно чувствительным местам у нее между ног, девушке не удавалось подавить стон. На ее глазах навернулись слезы. Раду видел, что урок определенно идет ей на пользу.
— Ты поняла, за что тебя наказывают? — обратился он к ней, остановив Шмыря.
— За то, что на улице грудь показать стеснялась, — пробормотала девушка всхлипывая.
— Нет, нет, и нет. Шмырь, еще разок и посильнее.
Шмырь выполнил указание и он продолжил.
— Тебя наказывают за то, что ты не слушаешься. Если я тебе что-то сказал, ты должна выполнить это быстро и наилучшим образом. И если ты этого не понимаешь, мы с тобой будем разговаривать в другом месте, и по-серьезному.
Девушка молчала, затравленно смотря на Раду.
— Ты поняла?
— Да, … конечно, … не надо меня в другом месте.
— Сейчас посмотрим. На пол, на колени, живо. Руки за голову.
— Не сесть на колени, а встать, — добавил Раду, когда девушка проворно выполнила указание. — Носочки оттянуть. Почему я это напоминать должен? Грудь вперед выставь. Во-во, прогнись посильней, плечи назад отведи, чтобы вымя получше торчало.
Раду потрепал услужливо выставленную грудь девушки.
— Молодец, воспитание явно идет на пользу. Давай, Шмырь, три раза, по сиськам.
Шмырь добавил три красные полосы поперек ее груди. Сдавленные стоны при каждом ударе. Сжатые в замке за головой до белизны в костяшках руки. Боль и покорность во взгляде. Раду остался доволен.
— Блузку, юбку и колготки можешь надеть, — разрешил он.
Когда девушка оделась, он взял чей-то легкий шелковый шарфик и, свернув его несколько раз, завязал ей глаза. После этого, по его указанию, Ладочка сцепила руки, взяв себя за спиной за локти.
— И только попробуй, сучка, без разрешения свои пакши расцепить, — пригрозил Раду. Он подошел к двери и, выглянув к толпящимся за ней подросткам, объявил:
— Пятерка — вымя помацать, десятка — всю облапать, полностью. А для тебя щенок, — обратился он к подростку, из-за которого все и началось. — Это будет стоить стольник. И только попробуй сказать, что ты не будешь. Сам просил.
Последующие полтора часа были для Ладочки ужасны. Старшеклассники платили Борьке требуемую сумму и выстраивались в очередь к прислонившейся спиной к стене девушке. Неудачники, сумевшие достать только минимальную сумму, лапали, тискали, мяли ее груди. Счастливые обладатели десяток, не ограничиваясь грудью, вертели девушку как хотели, щипали за ляжки, лазили ей в колготки. Иногда от особенно болезненного щипка девушка издавала сдавленный стон, при этом, однако, руки, сцепленные за спиной, старательно держала так, как ей было указано.
Когда все желающие были обслужены, Раду сунул Ладочке в колготки несколько мелких купюр и, потрепав ее по щеке, — хорошо стараешься, шлюшка, — вышел из комнаты. Оставшись одна, девушка повернула ключ в двери, и опустилась на пол, рыдая.
Вечеринка
Подростки сидели развалившись в креслах, выпивали и закусывали только что приготовленным Ладочкой салатиком. Помимо него, на низком журнальном столике стояли вазочки с аккуратно порезанной и разложенной копченой колбасой, красной рыбкой, различными овощами, маринованными грибочками и хлебом. Сама хозяйка, в модельных туфельках-шпильках и шелковом изящном полупрозрачном передничке суетилась, прислуживая гостям. Никаких других предметов туалета на ней не было, и она жутко стеснялась. Впрочем, пылающие от смущения щечки делали ее еще более соблазнительной.
Сначала Ладочка пыталась робко отнекиваться, когда подростки излагали ей идею этой вечеринки. Пыталась объяснить, что эротичного белья и дорогой косметики у нее нет, да и продукты с выпивкой купить ей не на что. Утверждала, что мама у нее строгая, и не разрешает приводить мальчиков домой. Однако, после допроса пристрастием, выяснилось, что мама ее иногда работает во вторую смену, а материальный вопрос разрешили уже испытанным методом. Проклиная все на свете, девушка дважды оставалась после уроков в мужском туалете, где ее, полураздетую лапали старшеклассники.
Часть заработанных денег Ладочке пришлось потратить в местном секс-шопе. Фаллоимитатор, гель-смазка для фаллоимитатора, плетка, полупрозрачный передничек, порнографическая кассета "Техника Орального секса". Раду заявил, что он не может доверить свой член "каждой дуре, которая и в рот-то не брала" и настоял, чтобы девушка посмотрела несколько раз вышеупомянутую кассету и поотрабатывала наиболее эффективные трюки на фаллоимитаторе. Поскольку ходить в секс-шопы Ладочке не полагалось в силу ее несовершеннолетия, ей пришлось долго просить продавца, толстого, противного мужчину продать ей необходимые предметы. Заведя ее в маленькую комнатку за прилавком, выложив перед ней товары и сунув в карман протянутые ей деньги, он заявил, что не может отдать ей ее покупки, пока не проверит, что она достаточно взрослая девушка. Процесс проверки оказался долгим и унизительным, и он бы закончился лишением ее девственности, если бы, к счастью для Ладочки, в магазин не зашли новые покупатели. Владельцу пришлось отвлечься и девушка, схватив покупки, выскочила наружу.
*****
И вот, теперь, в купленном с таким трудом передничке она прислуживала гостям. Еще не опробованная на ней плеточка лежала тут же, под рукой у Раду и девушка, пытаясь избежать воспитательного процесса, старательно улыбалась и кокетничала со своими мучителями. Стремясь угодить запросам Раду, Ладочка потратила в этот день несколько часов принимая ванну, накладывая различные кремы, брея лобок, подмышки и тщательно накрашиваясь.
После второго блюда утоливших первый голод и слегка захмелевших подростков потянуло на развлечения. Танцы. Вариации на тему Ча-ча-ча. Без партнера всего танца было не показать, но и то, что она выдавала, ее разлетающиеся груди и сверкающие бедра вызывали бурный восторг. Медленные танцы. С каждым. Подростки не стеснялись, и Ладочка с обреченно думала, что завтра она опять будет покрыта синяками. Игра в дрессировку. Ладочка избавилась от передничка, и Раду, щелкая в воздухе плеткой, ставил ее в разнообразные позы и, под щелканье бича, она выполняла различные команды. Позы постепенно становились более и более неприличными. Под конец девушку разложили на полу, заставив ее подсунуть под зад две подушки. Раду вручил ей гель-смазку.
— Знаешь, как больно бывает, — сказал он, — когда несколько человек тебя всухую сношают? Ты ведешь себя хорошо, поэтому я разрешу тебе намазаться, — видя, что девушка не торопится, он добавил, — Давай, давай, шлюшка, не тормози, и качественно действуй, на себя работаешь.
Подростки наслаждались зрелищем, а она, закрыв глаза и сгорая от стыда, натирала себе клитор, половые губы и влагалище. Впрочем, слишком долго расслабляться ей не дали.
— Давай сюда, — сказал Раду, плюхнувшись в кресло, — да не так, дура, на карачках ползи, и задом получше крути, — добавил он, когда девушка попыталась подняться на ноги.
Старательно виляя задом, Ладочка подползла к развалившемуся в кресле Раду. Ее хорошенькая головка оказалась у него между ног.
— Эй, фраера, — бросил он зло в сторону разомлевших подростков, — а ну-ка пошли, проветрились.
Почувствовав по тону главаря, что шутить с ним сейчас очень небезопасно, подобострастно хихикая, подростки вышли из комнаты. Раду остался один на один со стоящей перед ним на коленях обнаженной девушкой. Он чувствовал, что девушка уже сломлена, что она уже не будет даже пытаться сопротивляться. Что она ощущает себя так же, как молодая, пока еще девственная сучка в период течки в присутствии властного и лютого вожака стаи. Он чувствовал, что несмотря на смесь обиды, ненависти, и злости, которые она к нему испытывала, она уже смирилась с тем, что он может делать с ней все, что захочет и что она, боясь его гнева, будет изо всех сил стараться наилучшим образом удовлетворить любые его запросы, выполнить самые сумасшедшие его желания, стараясь доставить ему максимальное удовольствие.
Он протянул руку и, схватив за волосы, заставил посмотреть себе в глаза.
— У тебя, телочка, — внушительно произнес он. — есть только одна попытка угадать, что от тебя сейчас требуется.
Он отпустил ее и опять откинулся на спинку кресла. Девушка в нерешительности стояла перед ним на коленях, не зная куда девать руки.
— Телись быстрее, — смачно отвешенная пощечина подтолкнула ее к действиям. Нерешительно глядя на него, мучительно покрасневшая, она поднесла руки к его ширинке и, прочтя в его взгляде оттенок одобрения, занялась ремнем и брюками. Освободив Раду от в данный момент не нужных предметов гардероба, и получив в процессе несколько дополнительных понуканий, сводившихся, в основном к пощечинам и дерганиям ее за волосы, Ладочка занялась вылизыванием его промежности. Вспоминая просмотренную кассету и стараясь это ему продемонстрировать, она играла язычком с его мошонкой, нежно прихватывала ее губками, покрывала поцелуями его бедра, лизала и заглатывала его член. Иногда он помогал ей, беря ее голову двумя руками и насаживая на член так, что его головка входила ей в горло. Девушка давилась и кашляла. Откашлявшись, она продолжала старательно сосать.
— Ладно, пора переходить к делу, — член у Раду готов был взорваться, и ему нужно было немедленно облегчиться. — Посмотрим, как ты пиздой работаешь. Верхом давай, — Он сдвинул ноги, зажав ее голову между своих волосатых ляжек. — Выбирайся сучка, и вперед.
После непродолжительной борьбы, доставившей немалое удовольствие Раду, Ладочка освободила свою головку и смогла подняться, с усилием разгибая затекшие ноги. Девушка готова была волком выть от предстоящей потери невинности. Несмотря на это, дрессировка, которой подвергали ее подростки, приносила плоды: у нее даже не возникло мысли о возможности неповиновения. Перекинув ногу и опираясь на него одной рукой, — другая в это время осторожно направляла его естество, — она стала медленно, нерешительно опускаться на Раду. Большой толстый член без усилий раздвинул густо смазанные складки влагалища, слегка погрузился в нее и уперся своей массивной головкой в тонкую, пока еще никем не поврежденную пленочку. Девушка замерла. Двигаться дальше не было сил. Она умоляюще подняла глаза на своего мучителя и обожглась о его безжалостный, требовательный взгляд. Зажмурившись от отчаяния и подчиняясь неизбежному, она с силой опустилась, разрывая себя о его мощную плоть.
"Да, …" — пронеслось у Раду в голове, в то время как его член заполнял ее внутренности; он даже прогнулся, насаживая ее поглубже, — "еще одна целочка откупорена. А сосала-то не плохо, с энтузиазмом. Видимо действительно, дуреха, кассету смотрела, готовилась". Он с наслаждением почувствовал, что она, слегка оправившись от только что перенесенного шока, стала осторожно двигаться вверх и вниз. Он заставил ее двигаться активнее, опускаясь на член глубоко, до упора, по самые яйца, подмахивая задом. Заставил страстно постанывать. И вот она, пытаясь подражать порнозвезде, прыгала на нем, стонала, мяла свои груди, заводила руки за голову, гладила и поцарапывала его грудь. Такого темпа Раду долго выдержать не мог, он грубо схватил ее и, больно сжав, насадил до конца, до упора. И девушка почувствовала, как в нее извергается мощный фонтан густой спермы…
Развалившийся в кресле Раду с легким презрением смотрел стоящую перед ним на четырех лапках девушку. Закончив, и немножко отдышавшись, он распорядился, чтобы Ладочка вылизала все выделения с его промежности, и именно этим она теперь и занималась. "Славянка, — лениво текли его мысли, — слова славянка, славяне происходят от слова slave" , — вспомнил он много раз слышанную в семье фразу, — "Давай, давай выполняй ту работу, на которую ты способна. Некоторые люди, как и некоторые нации, просто созданы для того, чтобы обслуживать высших представителей человечества, тех, кто не боится проявить инициативу, встать у власти, брать у жизни то, что пожелают". Он стал вспоминать где-то прочитанные рассказы о том, что Берия вытворял с приглянувшимися ему молодыми женщинами… Под влиянием этих мыслей, а также от усилий работавшего язычком очаровательного создания, он почувствовал прилив сил.
— Давай, корова, на столик, ко мне задом, — распорядился он, — сейчас тебя раком ебать будут… Чтобы не забывала, что животное, — продемонстрировал он тонкое чувство юмора.
Раду шел домой в прекрасном настроении. "Классная девочка" , — думал он, — "Очень даже неплохо обслуживает… Особенно учитывая, что еще сегодня была целкой." Он усмехнулся. От дальнейших перспектив разбегались глаза. Открыть жутко дорогой клуб для избранных? Продавать порно с ней в главной роли? Просто и банально сделать ее шлюхой? Время покажет, время покажет.
Рецензия поручика Ржевского:
Да-с, история-с… А я… вот как-то Наташи Ростовой дома не застал-с, так мы с денщиком ее арабского мула знатно-с отимели. Экзотика-с. Это вам не гимназисток-с раком пялить. Я сейчас расскажу господа…
— ——-
Copyright c 2003 — 2010 [email protected]
Данное произведение лицензировано исключительно для веб сайта
stulchik.net. Для любой другой публикации данного
произведения необходимо разрешение автора.
— ———