— Ой! — старинный женский прием, я, мол, нечаянно. Я осторожно приземлил Вику к себе на колено — больше было просто некуда.
— Спасибо, Женя, — Вика смахнула несуществующую пылинку с обнаженного колена — в колготах, естественно. — Ты такой сильный! (Внимание! На эти слова мужчины покупаются в легкую!) Что это?
Она как будто бы нечаянно обнаружила, что у меня есть член. Ясное дело, он у меня уже стоял столбом, а она типа и не догадывалась, и тут вдруг — подумать только! — прижавшись к нему животом, "удивилась" и "испугалась". Впрочем, "испуг" ее выразился своеобразно: одной ручкой она сжала член сквозь брюки, а второй нежно и быстро пробралась внутрь, и мой ствол ласково, но по-хозяйски обхватили тонкие женские пальцы.
Должно быть, вид у меня был еще тот, потому, что Вика, не выпуская из руки член, коснулась пальцами моих губ и сочувственно спросила:
— У тебя еще не было девушки, правда?
Отвечать я не мог, да этого и не требовалось — и так все было ясно. Она высвободила из юбки низ водолазки и взяла своей узкой ладошкой мою правую руку.
— Хочешь потрогать вот здесь?
Не дожидаясь моего согласия, Вика подсунула мою ладонь под водолазку и положила себе на грудь. Я, конечно, знал, что женщины носят бюстгальтеры, поэтому то, что я ощутил под рукой, заставило меня просто задохнуться. У Вики не было бюстгальтера; ее грудь туго обнимал нейлоновый "чулок".
— Сожми посильнее! — чуть слышно попросила она. Ее пальцы едва заметно обозначили на моей ладони, чего она хочет. Я сжал ее упругую, твердую грудку и услышал тихий стон — стон кончающей женщины. Она крепче сжала мой член и коротко вздрогнула, закрыв глаза и покусывая губы. Честно сказать — я испугался, что сделал ей больно, и попытался отстраниться, но она мягко меня удержала. Не открывая глаз, она заправила себе под свитер вторую мою руку, на левую грудку, а затем обняла меня рукой за шею и безошибочно нашла губами мои губы.
Бог ты мой! Я, конечно, уже не раз к тому времени целовался с девчонками. На танцах в уголке, в подъезде, в парке возле дома. Но куда там было моим молоденьким партнершам, которые сами ничего толком не умели! Между "озабоченными" парнями ходили шепотки, что мол, Галка целуется лучше Наташки, а Юлька — лучше Аньки, а вот Элька Меньшикова, известная на всю школу оторва, типа умеет "целоваться с языком". Что это значит — "с языком" — никто точно сформулировать не мог, потому, что пацаны все были сами зеленые, как весенняя травка. Так что базар оставался голым и беспредметным базаром. Я же всю жизнь испытывал инстинктивную брезгливость к любым сплетням и пересудам, так что даже и не прислушивался, кто там что "умеет" и "не умеет".
Но поцелуй Вики просто оглушил! За ней был опыт взрослой женщины, за ней была вкусная, мягкая помада, за ней было желание одинокой "разведенки". Ее губки, зубки и язычок так самозабвенно ласкали мой рот, что мне оставалось только не мешать ей и позволить вытворять с моими губами все, что ей хочется.
Я не знал тогда, что значит "кончать". Уж не прогневайтесь: мальчик-с. Но под ее губами и руками, сжимая твердые комочки ее грудей, понял — вот сейчас я кончу.
— Подожди, — одними губами выдохнула Вика, чуть отстраняясь от меня. Я чуть не застонал, когда она выпустила из пальцев мой член. Мелькнула дурацкая мысль — "вот и все!". Ага, как бы не так.
Одним грациозным движением она стянула водолазку. Вот это да! Две ее прекрасных, высоких дыньки туго обхватывала такая необычная полупрозрачная штука. Это сейчас я знаю, что такая "штука" называется топик. Не обращая внимания (а может быть, тайно наслаждаясь) на мое тихое восхищение, Вика расстегнула юбку и уронила ее вниз, а затем переступила ножками, выходя из нее. Я уже не мог думать ни о чем; красивая, взрослая женщина, учительница, минимум 45 минут в день бывшая нашей хозяйкой, стояла передо мной полуобнаженной. Топик не столько прикрывал, сколько подчеркивал грудь, а ноги и живот обтягивали плотные черные матовые колготы. Картину дополняли кремового цвета босоножки на высоком каблуке-шпильке. Ума не приложу, как женщины умудряются ходить в такой обуви. Причем эти каблучки нас, мужиков, просто гипнотизируют.
Меня страшно тянуло потрогать ее там, между ног. А если можно, то и поцеловать. Вика словно услышала меня (а возможно, она просто знала, как ведут себя в таких случаях мужчины) .
— Присядь, — она слегка надавила пальцами мне на грудь, и я сел на край парты. — Потерпи!
Сжав коленки и изящно отведя их в сторону, она присела передо мной и в два счета расстегнула мне ширинку. Член, твердый, как оглобля, вымахнул наружу; тонкими пальчиками она помогла выбраться из трусов моей напрягшейся до предела мошонке, как-то умоляюще посмотрела на меня, словно прося прощения, и аккуратно, как пирожное, взяла в рот мою головку.
Я сейчас рехнусь, — подумал я. Этого быть не может, потому что не может быть никогда. Я, видно, заснул на уроке, и меня сейчас разбудит учитель, да не как-нибудь, а каким-то особо обидным способом. Бывало такое, чего уж там. Вечером два часа проведешь на татами — наутро вырубаешься на уроке, как бракованный выключатель. Особенно если урок скучный и неинтересный.
Но сон не кончался.
Вика не торопясь, нежно облизнула головку, подержала ее за щекой, подразнила язычком уздечку, чуть-чуть, на грани боли, прикоснулась к обнаженной головке зубками — и погрузила член в себя до самой мошонки!