Со вчерашнего или позавчерашнего дня, пожалуй, журналистка вела себя в некоторой мере необычно. Поведение её казалось неестественным и даже где-то издевательским, хотя, с другой стороны, Стас не имел бы ничего против, веди она себя так всегда.
Если б она ещё не караулила каждое его пробуждение. Пробуждение? — что там? — ссылаясь на какую-то якобы прочитанную ею в Интернете книгу о сотрясениях мозга, она теперь даже в туалете запрещает ему засиживаться подолгу.
— Спрайт. Напиток для чемпионов.
Объявившись на пороге комнаты с высоким наполненным до краёв стеклянным бокалом, Красинская сделала шаг вперёд — как-то вдруг чересчур неожиданно пошатнувшись — и где-то чуть ли не четверть прозрачного напитка выплеснулась спереди на её светлую обтягивающую футболку.
Со вполне ожидаемым результатом в виде лёгкой просвечиваемости ткани.
Словно бы по-прежнему не замечая ничего, Красинская с загадочно-задумчивой улыбкой вытянула руку с бокалом вперёд — Стас, весь полыхая как маков цвет, не глядя вытянул собственные пальцы навстречу. Бокал, что естественно, вновь колыхнулся и расплескал чуть ли не половину оставшейся жидкости на одеяло.
— Что это со мной сегодня. — Голос Красинской, впрочем, был лишён вопросительных интонаций; он будто бы не спрашивал, а сладко утверждал.
Протянув руку вперёд к стремительно впитывающейся лужице на укрывающем Стаса одеяле, она сделала несколько мягких и словно бы вытирающих движений ладонью.
Рот Стаса приоткрылся.
Он еле удержал бокал.
Ещё немного — и он бы не выдержал, хотя трудно сказать, что бы произошло тогда. Но движения её ласковой руки ограничились лишь парой беглых пируэтов в запретной области, пусть и подведя Стаса почти вплотную к роковой грани.
— Ты не поможешь мне снова с правкой статей? — весело спросила она его, почему-то пряча нижнюю часть лица в ладонях.
Будто изо всех сил стараясь не рассмеяться.
***
… Они сидят рядом, глядя на один монитор и касаясь друг друга коленями под столом, причём колено Анны Красинской периодически чуть-чуть потирается о его…
… Её рука опускается на его колено…
— Скажи. Ведь "парашют" пишется через "у", да? — спрашивает она, хитро блестя глазами.
… Стас напрягается. Если её рука поползёт выше…
— Да, конечно. — Он плохо понимает, что говорит.
… Ну пожалуйста…
Блеск в глазах Красинской становится почти издевательским.
***
— Не подглядывай.
… Шум воды в ванной. Дверь приоткрыта. Как тут не подползти осторожно, пусть и с головокружением, и не заглянуть в щёлочку? . .
Занавеска.
… Проклятая пластиковая занавеска, которая хоть и полупрозрачна, но через неё не рассмотреть деталей…
Смазанный силуэт обнажённого тела Анны…
… ладонь, явно движущаяся сверху вниз от ложбинки к животу.
… тихий приглушенный стон…
Стас пошатывается, чуть не теряя контроль над собой от одного этого звука. Кажется, ещё несколько секунд…
… и он бы успел достичь Пика Мироздания самостоятельно.
Но журналистка мгновенно выключает воду. Чересчур быстро. Так быстро обычно не принимают душ — даже если бы Стас не тратил времени на подглядывание, вряд ли б он что-нибудь успел. Время остаётся лишь на то, чтобы метнуться к кровати и сделать вид, что даже не думал подглядывать.
***
Красинская была коварна.
Просчитано было практически всё, включая даже такую мелочь, как острый пищевой рацион. Проблема, на второй взгляд Анны, заключалась не столько в том, чтобы согнуть, сколько в том, чтобы не перегнуть, — но и с этой частью проблемы она пока что вполне успешно справлялась.
Пока она сама не в полной мере представляла себе, к чему ведёт её изощрённая месть. План-минимум состоял в том, чтобы, не предоставляя этому юному графоману-порнографу ни малейшей возможности для разрядки, довести его до такого состояния, чтобы, прибыв домой, он был вынужден сразу же запереться в собственной комнате или в туалете по меньшей мере на час.
… Впрочем, план этот довольно быстро стал казаться Анне примитивным и безыскусным, требуя той или иной модернизации…
Пока она получала больше удовольствия непосредственно от процесса мщения и от созерцания связанных с сим явлений, чем от гипотетического его финала.