Карась провёл ладонью по лицу. Нос цел — и это самое главное. Хотя нет: Как же я мог докатиться до такого? Как я могу позволять управлять собой? Да ещё кому — не первой красавице техникума, а какой-то окабаневшей сучке, возомнившей из себя нечто высшее, лучшее других. Я достоин лучшего обращения, и я докажу ей это, несмотря ни на что!
Он медленно встал и, не одеваясь, направился в кухню, а оттуда вошёл в сортир. По центру стоял широченный унитаз, сделанный Ане специально под заказ. Его чаща могла вмещать немного больше дерьма, чем чаши его обыкновенных собратьев. На стене висел синий держатель туалетной бумаги с зубчиками, предназначеными для обрывания туалетного папируса. Кончик папируса уже свисал, и призывал, чтобы его потянули, оторвали и провели ним по анальному отверстию, покрытому после акта дефекации остатками фекалий. Слева от унитаза стояла обыкновенная унитазная щётка (чистить нею этот унитаз было очень долго и неудобно, поскольку против его размеров эта щётка казалась просто-напросто зубной) . Ну а справа стоял блестящий, покрытый бесцветным лаком вантуз, резиновое навершие которого могло прочищать заторы в трубах любого диаметра. И именно его Карась решил использовать в качестве инструмента возмездия. Левую руку, чтобы не пустовала, он вооружил щёткой, на ворсинках которой ещё виднелись остатки кала. "Ей будет очень приятно, когда эти засохшие куски дерьма очутятся у неё между зубов", — подумал Денис, закрывая за собой дверь.
: Она всё также лежала на полу, покрытая своими зловонными выделениями. Её сиськи так соблазнительно развалились в разные стороны, призывая Карася взять их в руки, погладить, помять, облизать, но уж никак не делать того, что он сейчас задумал. Дыра продолжала сочиться бесцветной слизью, а анальное отверстие было скрыто за лесом густых тёмных непролазных волос.
— Анечка, — ласковым тоном начал Денис, — тебе не кажется, что то, чему ты меня ежедневно подвергаешь, переходит уже всякие рамки?
— Я что не ясно тебе ответила? Тогда могу повторить, но во второй раз ты не отделаешься одной безобидной пощёчиной.
Подобного ответа он как раз и ожидал, что стало сигналом к действиям. Прицелившись, Денис с размаха вогнал вантуз толстой рукоятью туда, где по его мнение у невесты должен был находиться шоколадный глаз. Раздался дикий визг! Такого визга этот дом не испытывал с момента своего создания. Стёкла начали сильно дрожать, вазы и игрушки на полках начали шататься и валиться вниз. Он не промахнулся! Ассенизационный агрегат вошёл в её девственное очко по самую присоску, причинив владелице этого заднего прохода невыносимую боль. Не медля, Карась начал двигать вантуз, двигать не только взад и вперёд, но ещё и по сторонам, причиняя тем самым ещё большую муку своей "любимой". Она продолжала кричать, и с каждым движением кричала всё громче и громче. Терпеть этот ор стало просто невозможно, и тут в ход пошла припасённая унитазная щётка. Она вошла Ане прямо между свиных губ в горлянку. Вы когда-нибудь пробовали дерьмо на вкус? Поверьте, лучше этого не делать, ибо не прошло минуты, как она уже блевала во все три струи — изо рта и ноздрей. Деревянная рукоять в её анале продолжала двигаться, разрывая новые и новые ткани, и уже перекрасилась из светло-коричневого цвета в алый — Аня потеряла девственность уже во второй раз.
*****
— Ну как нравится? Нравится, когда не ты имеешь меня, а когда я имею тебя? Попробуй теперь испытать то, что я испытываю с тобой каждый вечер!
Аня отплевалась и снова попыталась кричать, но унитазная щётка надёжно заткнула её ротовую полость. Во рту стоял кислый привкус блевотины. Она попыталась было сопротивляться, стукнуть Дениса ногой или приподняться, чтобы с размаху влепить пощёчину, но небольшое движение вантуза в сторону охлаждала её пыл, давало понять, что сейчас она бессильна, и чтобы отделаться как можно лучше, ей следует лежать спокойно и не рыпаться. Она поняла, что не может сделать ничего, чтобы прекратить это безумие, и лишь ожидание — всё что ей осталось. Осталось лишь ждать, когда у Карася устанет рука, и он наконец-то вытянет это проклятое бревно из ЕЁ очка и отложит в сторону, либо же оставит его там, но, по крайней мере, перестанет его совать туда-сюда.
Но Карась не желал останавливаться, и глядя на его злое покрасневшее лицо, можно было подумать, что он спятил.
— Ты думала, что можешь делать со мной что хочешь и сколько хочешь? Ты издевалась надо мною с каждым днём всё больше и больше, считая что это просто так тебе сойдёт с рук? Нет! Час расплаты настал! Кричи! Кричи ещё сильнее! Здесь никто не придёт тебе на помощь — все думают, что ты вопишь от очередного оргазма! Поэтому я бы на твоём месте закрыл рот и молча наслаждался половым актом. Можешь даже попробовать постонать, как ты это делала десять минут назад! Авось ещё да на самом деле понравится! — кричал Карась.
И Аня кричала, пока не начала задыхаться. Потом она просто лежала. Она устала. Она верила, что вскоре всё это кончится, но оно не кончалось. Она лежала и проклинала себя, проклинала свою внешность, проклинала свой вес. Она же хотела как лучше, хотела получать наслаждение всё чаще и чаще. Но получая его, она даже не догадывалась, что этим самым доставляет страдания своему партнёру. За всё время её даже не взяли подозрения, почему же Денис так ни разу и не кончил. Ей было главное, что кончала она! В этом мире она любила только себя, а на остальных плевала с высокой башни. И вот настал момент истины, момент расплаты, момент когда на неё упало то дерьмо, которому она подвергала своих близких. Она не признавала своей вины, ибо она просто не понимала в чём она состоит. Её великий мозг, полный знаний о пластической деформации и течении металла, оказался неспособным разобраться в такой, казалось бы, простой жизненной ситуации. Она просто лежала: Перед глазами всё начинало плыть: И когда вкус дерьма во рту стал привычным явлением, блевотина перестала извергаться из её глотки, а слизь — из вагины, лишь тогда Карась пощадил её.
: Он встал, оделся, наспех собрал свои вещи и зашагал прочь из этого проклятого дома.
— Денис: — тихий голос произнёс ему вслед. — Денис, останься: Я не хотела причинить тебе боль: — Она не хотела терять единственного парня, так как знала что никто другой на неё уже не клюнет.
Но он не остановился. Он даже не обернулся. Он гордо вышел из старых проржавевших ворот на узкую улицу и зашагал домой, к матери, туда, где никто не даст его в обиду. Теперь он больше никогда не вернётся к ней, никогда не увидит сальных складок, свисающих с её обнажённого уродливого тела, и это его радовало. Пришло время расплаты. Время новых встреч и разлук. Время перемен. Больших перемен в его короткой жизни.