Вовка немного опоздал. Он сначала слегка заблудился, потом обежал параллельной улицей кучку подозрительных пацанов, а затем отбивался снежками и льдышками от большой и, видимо, голодной собаки, которая учуяла его пирожки.
Ленка встречала его в сенях, закутанная в шелковый, не по размеру, большой цветастый халат, с подкрашенными губами и подведенными глазами и оттого какая-то незнакомая, чужая, но очень красивая. Ее губки кривились. Видимо, она собиралась плакать, но передумала и широко улыбнулась. Я думала, ты не придешь, шепнула он Вовке, сдирая с него пальто.
— А я вот, — сказала она, на мгновение распахивая халат, под которым ничего не было. — Ты чего дома соврал?
— Ничего, — сказал Вовка, продолжая раздеваться. — Мне училка справку дала, что я буду заниматься с тобой:
— Чем?
— Изложениями и правописанием.
— С чего начнем?
И Ленка, закружившись, сбросила халат на пол.
Вовка, тоже уже голый, подошел к ней и обхватив ее за плечи, плотно прижав к себе. Его писюн уперся ей в пупок. Она тихо охнула.
— Я хочу начать с того, чем ты занимаешься в классе почти каждый день. Ты "сжимаешь ножки" , так? Покажешь?
Покажу, — задумчиво сказала Ленка, подвигая тяжелый стул на середину комнаты. — А ты присядь, чтобы лучше видеть.
Вовка присел, а она села на стул прямо напротив его, широко разведя ножки.
— Вот смотри, — начала она и вдруг закрылась руками. — А ты откуда знаешь, что я это делаю?!
— Видел много раз. Это делаешь ты и еще одна девочка. Я ее "Замарашкой" зову. Она слева от меня сидит.
— Ты никому не говорил?
— Не говорил и не скажу. Не бойся.
Она успокоилась и вновь развела ножки.
— Вот смотри, — снова начала она. — Самое главное — захватить ногами этот шарик. Видишь?
Она вновь широко раздвинула губки.
— У некоторых девочек он повыше, у других — пониже. Мне, чтобы его захватить ногами, надо немного нагнуться вперед. Вот так. А потом выпрямиться или даже отклониться назад. Перед началом хорошо немного посидеть, разводя и сводя ноги. Но это не всегда. Вот смотри, я хорошо захватила шарик, и отклоняюсь назад.
Она откинулась на спинку стула и ее лобок вытянулся, а живот напрягся. Ножки ее затряслись, а глаза закрылись.
— Вот сейчас можно сжать ноги что есть силы и получить удовольствие. А можно раздвинуть ноги и начать сначала.
Она так и сделала, показав "это" несколько раз. Под конец она не удержалась и, неистово сжимая ноги, изгибаясь и теребя сосочки, "получила удовольствие" , чуть не упав со стула. Немного передохнув, она потребовала от Вовки показать, как он "получает удовольствие". Они поменялись местами, то есть Вовка, сидя на стуле, теребил свой писюн, сжимая и разжимая ноги, а Ленка, присев на корточки и засунув руку куда-то в щель, горящими глазами наблюдала за Вовкой и, кажется, "получила удовольствие" еще раз, пока Вовка ловил "свое". После этого она решительно приказала одеваться, и Вовка начал учить Ленку писать изложение. Затем они пили чай с пирогами, много смеялись и, под вечер, Вовка умчался домой делать свои уроки. Их-то ему никто не отменял.
На следующий день Ленка нашла его на перемене и заявила, что заниматься изложением и правописанием каждый день вредно и что они будут встречаться через день — в понедельник, среду и в пятницу. В субботу у них с мамой — банный день, а во всем мире воскресенье — выходной. И она была права. Но свои "индивидуальные занятия" Вовка не отменял.
Назавтра как раз была суббота, и у Вовки тоже был банный день. Часов в восемь вечера мама загнала его в ванную, напустила воды, велела раздеваться и лезть в воду. Он, как послушный ребенок, залез и улегся отмокать. Минут через пять она вернулась, уже без банного халата, но, как всегда, в лифчике и трусиках. Вовка уже разогрелся, вспотел и был готов к омовению. Она всегда его мыла, сколько он себя помнил, и поднимала из ванной одними и теми же словами: "Вставай, лежебока, дай-ка я тебя намылю!" Мама привычно сказала: "Вставай, лежебока" и осеклась. Встал не только Вовка. Его писюн, изрядно поработавший за эти дни, тоже сделал попытку, маленькую, жалкую попытку привстать, разогретый горячей водой и воспоминаниями о работе над "изложениями" с Ленкой. Мама посмотрела на Вовкин членик, потом на Вовку, и, бросив ему намыленную мочалку, сказала: "Ты, сын, уже взрослый, так что мойся сам". И ушла ожидать своей очереди на помывку вместе с бабушкой и телевизором.
Вовка возликовал. За время мытья он не только два раза получил удовольствие, но и сделал маленькое открытие — его маленький членик получил еще одну "степень свободы". У него теперь открывалась головка! Сморщенная кожица на краю писюна расходилась и открывала маленькую, неоформившуюся, синенькую головку. Он немедленно намылил руки и промыл головку, только что увидевшую свет в ванной комнате. Потом смыл пену под душем и задвинул крайнюю плоть на место.
После мытья Вовка несколько раз заходил в туалет и смотрел на блестящую, словно перламутровую головку. В эту субботу он уснул новым человеком.
В понедельник Вовка прибежал к Ленкиному дому, игнорируя и встречный ветер, и мелкую шпану на углу, и вечно голодную бродячую собаку. Ленка встречала его, как всегда теперь, в шелковом халате на голое тело. Только она распахнула халат, показывая свое тело, как Вовка, спихнув вниз и брюки, и трусы одним движением и сдвинув назад сморщенную кожицу, показал ей свою головку.
— Ого! — сказала голенькая Ленка. — А потрогать можно?
— Можно! — великодушно разрешил Вовка и замер, наслаждаясь новыми ощущениями. Маленькие Ленкины пальчики ощупывали головку и сверху, и снизу, и трогали головку спереди, где у нее был маленький вертикальный ротик.
— Ладно! — милостиво разрешила ситуацию Ленка. — Раздевайся!
Вовка вздохнул с облегчением. Ведь все время обследования он стоял в пальто, в шапке, с портфелем и со спущенными штанами.
— Чем займемся, Вов? — спросила Ленка, поигрывая своими сосками.
— Я вчера придумал кое-что, чтобы нам "получать удовольствие" одновременно, — сказал Вовка и стремительно разделся, побросав на постель одежду и запулив куда-то в угол портфель с книжками и пирожками.
Он сел на стул, широко раздвинув ноги, подозвал девочку и попросил ее встать вплотную и слегка расставить ноги.
— Ты хочешь это туда, внутрь? — спросила она недоуменно. — Так нельзя же, больно.
— И не будем! — успокоил ее Вовка. — Мы сделаем по-другому.
Он взял ее за попку и придвинул к себе максимально плотно. Одновременно другой рукой он взял свой член и заправил девочке между ног так, что его конец торчал бы у попки, если бы был такой длинный. Но маленький Вовкин членик своей головкой пришелся как раз напротив середины ее щелки.
— Теперь поняла?
— Поняла. А дальше что?
— Сожми мой писюн своими ногами, только не сильно. Здорово?
— Пока не очень.
— Тогда навались на меня, чтобы мой писюн касался твоей горошины. Так лучше?
— Намного!
— Теперь я сдавлю твои ноги своими. Так лучше?
— Ллуучше! — прохрипела Ленка, обняв Вовку за шею своими руками.
Она сжимала и разжимала ноги, стискивая вовкин писюн и, одновременно с ним, свои губки и горошину. Вовка своими руками прижал тельце девочки к себе и двигал его, стараясь, чтобы его соски попадали на ее соски и терлись друг о друга, а ноги его поймали ритм и сжимали Ленкины ножки. Наконец его писюн задергался, Ленкины губки и горошина задергались тоже, она крепко обхватила Вовку за шею и, рыча, как зверек, изогнулась назад, растягивая вовкин писюн и свои губки с горошиной, а Вовка одной рукой поддерживал Ленку за талию, а другой рукой мял и крутил то ее соски, то свои. Наконец их тела перестали пульсировать, руки расцепились и Ленка мягко шлепнулась на пол, усевшись прямо на попку и тупо глядя на еще подергивающийся вовкин писюн. На его головке повисла большая сверкающая капля. Ленка вдруг нагнулась вперед и слизнула эту каплю. И счастливо рассмеялась.
— Ну, что, Лен, понравилось?