Мы молча стоим под слабой струёй горячей воды. Я с трудом отмыла лицо от вязкой и густой дяди Лёниной спермы и теперь отмываю шею и грудь. Маринка уставилась на меня мутными глазами, её волосы растрепанны, руки скрещены на худенькой груди, а ноги сжаты вместе.
— Ты как, Мариш? — обеспокоено спрашиваю я.
— Хорошо — тихо пробурчала она.
— Он тебе больно не сделал? Ничего там тебе не порвал, своим поленом?
— Нет. Все нормально. Мне не больно… просто у меня так еще никогда и ни с кем не было.
— А как же с другими ребятами? — мне и самой было интересно, как это чувствуется, быть оттраханной таким мужиком.
— Я вначале думала, что он просто играет со мной. Потом когда он вошел пальцами в меня… я чуть с ума не сошла от желания, каждый раз когда я готова была кончить он останавливался… издевался как будто. Потом когда он вошел своим хреном в мою дырочку, то я и в правду подумала, что он меня сейчас порвет, больно было. Ну а потом я просто улетела и ничего не помню. Помню только, как сердце моё чуть не разорвалось, когда кончила… Все тело ломит, поясница болит, ноги онемели… Но, знаешь… больше всего, я хочу еще раз… с ним… — Маринка тяжело вздохнула и замолчала.
— Ладно, давай мойся страдалица и пойдем в дом бухать, а там видно будет.
— Ну, а ты то как? Он же тебя в рот, да и ещё спермой залил?
— Я… мне хорошо… очень хорошо. Я даже никогда не думала, что мне понравится… ну в смысле сосать… но я тоже хотела бы ещё… ладно, пойдем.
Мои мысли путались вслед за моими словами. Именно в тот момент, я поняла, что готова стать женщиной. После той ночи, я увидела мужчин совсем другими глазами. Правда, как я и говорила, первый секс произошел у меня только спустя три года, но это уже другая история. А тогда, мы с Маринкой до топали до дома и войдя в комнату увидели изрядно поддатого Сережку, одного за столом.
— Где все? — спросила я.
— Они там — Сережка махнул рукой в сторону закрытой двери Наташкиной спальни. Из-за двери доносились женские стоны, мужские кряхтения, противный скрип кровати и другие, характерные для бурного секса звуки.
— Что, втроем? — без особого удивления спросила Маринка.
— А чего, нормально — уверенно ответил Сережка — садитесь ко мне девчонки, бухать будем!
На меня он старался не смотреть, видимо чувствовал себя не ловко за случившиеся. Ну и ладно. Маринка села на диван к Сережке, а я уселась напротив них на стуле. На столе откуда-то появилась бутылка красного вина, наш кавалер разлил бокалы, которые мы тут же жадно осушили залпом. Вино разлилось внутри приятным теплом и моментально дало по мозгам. Именно этого мне сейчас и хотелось. Сережка включил старый магнитофон, но хрипящая позапрошлогодняя попса не могла скрыть от меня возбуждающих звуков оргии, за соседней дверью. Налитый до краев бокал вина оказался как нельзя, кстати, мы чокнулись и залпом выпили за прекрасных дам. Одна из них, сидящая напротив меня — Маринка, как было очевидно, чувствовала себя уже совсем хорошо. Она явно была не против Сережкиной руки лапающей её ножки. Серега заплетающимся языком пытался шептать ей на ухо какие-то пошлые комплименты, а она глупо хихикала, уставившись на него мутным, похотливым взором. Судьба этой пары на ближайшею ночь стала для меня очевидной и я отвлеклась, уставившись в липкое пятно на скатерти и погрузилась в сладкие воспоминания произошедшего со мной. Я ловила себя на мысли, что больше всего на свете хочу оказаться там, в соседней спальне, с двумя огромными голыми мужиками и развратной Наташкой со своими большущими сиськами. Внизу живота опять тяжело заныло, а трусики, стали неприятно влажными. Все, мне надо освежиться! Я наливаю остатки красного вина из бутылки в свой бокал и делаю большой глоток. Сладкая парочка, что напротив жадно сосется языками, при этом Сережкины руки неуклюже орудуют под Маринкиной футболкой, ну, а её руки, судя по всему, блуждают где-то в его штанах. Это становится, не выносимо, и я выхожу на улицу. Свежий воздух и покрытое яркими звездами летнее небо моментально приводят меня в чувство. Там рядом с домом есть кустики, и когда лень идти до туалета во дворе, я всегда там писаю. Я стягиваю с себя джинсы, снимаю трусики, присаживаюсь на корточки и выпускаю блаженную струю. Я писаю долго и совсем не замечаю, как на скамейку, что рядом с кустами уселся здоровый мужчина. Когда последняя капля вытекает из меня, я поднимаюсь с корточек, чтобы одеться, и неожиданно замечаю его. Какой позор, думаю я, но, узнав в незнакомце, дядю Юру сразу расслабляюсь. Он улыбается, весело смотрит мне в глаза и говорит:
— Иди сюда, не бойся! Я все равно ничего не видел.
Ладно, думаю, чего уж после бани мне бояться-то, подхожу к скамейке и сажусь рядом с ним.
— Как дела Катюш? — тихим, расслабленным голосом спрашивает он меня. Видимо он то же решил выйти передохнуть.
— Хорошо
— Тебя это… Ленька там ничего плохого не сделал?
— Да нет, что вы.
— А, то смотри, если чего я ему рога пообломаю.