— Нинель, в чём дело? — чопорно спросил он. — Тёлка кочевряжется?
Нинель взяла Ирину за волосы и приподняла её голову:
— Рот раскрой, сука! — прошипела она.
— Я не сука, — промямлила Ирина.
— Все мужики — кобели, а бабы — суки! — отрезала Нинель. — Рот раскрой!
Мишель то подходил к супруге, то отходил, то приседал, меняя место
съёмки и ракурс.
В парилку, прикрыв за собой дверь, зашли трое. Видя, как молодая женщина сосёт у прапора, и какой-то мужик её фотографирует, сообразительный хохол приблизился сзади к шикарной заднице Ирины. Позируя фотографу, он показал обмылок хозяйственного мыла и, улыбаясь, стал втирать его в анальную щель блондинки. Затем он взял её двумя руками за бёдра и резко вдул Ирине в зад. Она натурально взвыла и изогнулась, но прапор крепко держал её голову за волосы. Отсос, видимо, его не устраивал, и он стал всаживать член ей в горло на глубину. Ирина с расширенными зрачками тяжёло дышала носом.
Мишель крупным планом снимал лицо супруги. Оно было похоже на неведомую ему ранее живую маску с неподдельной гримасой боли. Сзади, жёстко шлёпая ладонью по желеобразным ягодицам Ирины, её смачно харил в анальное отверстие плотный украинец. Он щерился от животного удовольствия, и, оттягиваясь, чтобы у фотографа получился эффектный кадр, с размаху всаживал свой член на возможную глубину прямой кишки в доступной заднице Ирины.
Третий низкорослый солдат согнулся и пальцами шарил по влагалищу блондинки, пытаясь нащупать её клитор. Четвертый худощавый шалун подлез к ней на пятой точке и стал ловить ртом колыхающиеся женские груди. Но крупные соски из его рта выскальзывали, так как Ирина качалась из-за того, что её крепко пендюрил в зад нагловатый украинец. На мочках её ушей забавно болтались золотистые кольца серёжек.
Прапор с хохлом поменялись местами. Вскоре с торжествующим видом хохол кончил Ирине в рот.
Мишель снимал, как по губам и подбородку супруги текла густая сперма, которую она неудачно пыталась сплюнуть. Хохол закатил ей звонкую пощёчину и назидательно молвил:
— Плевать нехорошо, тварь кацаповская. Глотать мой нектар надо.
Но, похоже, Ирина в этот момент уже мало что соображала. Её близорукие и будто оловянные глаза где-то блуждали, и она словно не видела нацеленную на неё камеру.
— Хватит с её сиськами цацкаться, — прервав движения, просипел прапор парнишке, который ловил ртом набухшие соски Ирины. — Меняем позицию, — приказал он. — Завали её на себя. Работаем в два смычка.
— А я? — обиженно спросил паренёк, массировавший Ирине клитор.
— А ты жди, пока я ей в задницу кончу, — отреагировал прапор. — В очередь, сукины дети, в очередь! — скомандовал он протиснувшимся в парилку возбуждённым старослужащим, жадно глазевшим за процедурой бесцеремонного траха молодой женщины.
Толкаясь, те действительно стали сбиваться в очередь, и вытягивали шеи, стараясь не упустить из вида деталей беспардонного трахания.
8.
С тех пор Вадик стал раз в месяц возить Ирину в военную часть.
Она оказалась там востребованной.
Нинель решила Мишеля с собой не брать, дабы не травмировать его нежную психику. Вместо него она стала прихватывать Сержа, которому понравилось наказывать Ирину за то, что она изменяет его другу Мишелю. Серж предложил брать с сержантов и старослужащих денежную мзду за трахание Ирины. Времена, мол, сейчас коммерческие и скромные интимные шалости должны оплачиваться.
Нинель с Сержем стали думать о том, как эффективнее использовать Ирину, получая от этого материальный результат. Нинель придумывала пикантные шалости, которые можно будет творить с Ириной, определяла их почасовой прейскурант, но не исключала и возможную импровизацию.
После того, как Нинель перестала приглашать Мишеля на интимные спектакли с его супругой, он по-чёрному запил и быстро стал опускаться. И в час дурной в петлю влез.
Нинель и Серж помогли Ирине при организации похорон мужа, на поминках вспоминая Мишеля добрыми словами. Он, дескать, так любил жену, что ради её блага мог пойти на любые жертвы. В чёрных лакированных туфельках на каблуках, в тёмных ажурных колготках, в чёрной юбке и чёрной водолазке, в чёрном шёлковом платочке, обтянутым вокруг шеи, и в затемнённых очках молодая вдова всем казалась такой сексапильной и притягательной, что многие пришедшие на похороны мужики бросали на Ирину нескромные взгляды.
Нинель оказалась милосердна и до сороковин не трогала Ирину, давая ей передохнуть в период траура. Она ходила с ней на кладбище к могиле Мишеля и, как могла, утешала Ирину.
— А вообще-то ты была права, — призналась она Ирине. — Твой Мишель был полным ничтожеством. Ни рыба, ни мясо. Слизняк…