— Ну, вот и славно! — весело ответила Людмила Фёдоровна. — Да, и ещё одно: дрочить больше не вздумай! Если припечёт, звони, приходи, я тебе сама подрочу. Если же будешь нарушать, опять же будешь наказан — думаю, по три "горячих" за каждый раз тебе подойдёт для начала. Уж я представляю, как ты сегодня же вечером наяривать будешь после всего произошедшего! В общем, тут я, конечно, проверить не могу, как твой дневник, но рассчитываю на твою честность. Сам будешь сознаваться, сколько раз проштрафовался, идёт?
— Конечно, — радостно согласился я.
— Ну, и прекрасно. Ладно, время позднее, засиделись мы уже: Ну, давай, я тебе по-быстрому отстрочу, чтобы у тебя руки не тянулись, — деловито подытожила Людмила Фёдоровна. — Хотя всё ведь равно потянутся: Давай-ка, вставай, иди сюда.
Я встал с табуретки и подошёл к Людмиле Фёдоровне. Член мой уже давно успел меня опередить.
— О, ты какой! В полной боевой уже! — заметила она, улыбаясь. — Встань рядом, руки по швам. Сейчас займёмся тобой.
Я выполнил её приказ. Это само по себе было приятно. Людмила Фёдоровна взяла мой член в кулак и принялась дрочить его, сначала медленно, затем ускоряя темп. Сладость и тепло разлились по моему паху и стали подниматься выше и выше, дурманя и затуманивая всё моё сознание. Да, такого кайфа достичь в прямом смысле собственноручно уж точно не выйдет!
— Ну, как, Лёш? — спросила Людмила Фёдоровна. — Лучше же, чем самому наяривать?
— Это бесподобно, Людмила Фёдоровна! — простонал я с трудом. — Пожалуйста, не останавливайтесь!
— И не собираюсь, дорогой, что ты! Кстати, как почувствуешь, что скоро кончишь, скажи мне.
— Так я уже: почти:
— О, это я вовремя! — И тут она без предупреждения переместила мой орган из кулака в свой собственный рот! Мой член обволокло невоображаемое тепло и ровно через секунду или две после этого он взорвался самой сладчайшей эякуляцией, какая у меня только была в жизни! Людмила Фёдоровна продолжала сосать, мой пульсирующий орган, затем вытащила его изо рта уже обессиленный и старательно вылизала головку. Ноги едва держали меня, я был готов рухнуть — такого кайфа ещё никогда не доводилось испытывать!
— Ну, как, Лёш, хорошо я тебе на посошок? — спросила она, улыбаясь самым лукавым образом.
— Это фантастика, Людмила Фёдоровна, большое Вам спасибо! — выдохнул я.
— "Спасибо" , как говорится, не булькает! Надо бы и тебя заставить мне "на посошок" отлизать, да поздно уже, тебе домой пора:
— Что Вы, Людмила Фёдоровна, мне же недалеко! Я готов!
— Да ты прямо юный пионер — всегда готов! Ладно, давай тогда в темпе вальса: не хочу, чтобы родители за тебя волновались. Будут ругаться — скажи, что тебя уже выпороли! — хохотнула Людмила Фёдоровна и, задрав полу своего халатика, широко расставила ноги, подставляя мне свой кучерявый лобок и всю находящуюся под ним прелесть.
Я опустился на колени и припал к её жаркой расщелине. Лизал я её достаточно интенсивно и довольно быстро перемазался выделениями Людмилы Фёдоровны. Она постанывала и глубоко вздыхала, её рука легла на мою голову и нежно гладила её. Полные ляжки порой довольно плотно охватывали меня, зажимая уши, так что в такие моменты я ничего не слышал. Когда же они разжимались, до меня доносились страстные вздохи и стоны Людмилы Фёдоровны, она судорожно гладила меня по волосам и приговаривала: "Давай, Лёшенька! Давай, милый! Давай, полижи тёте Люде писю! Ей это очень нравится! Давай, мой котёночек, давай, поработай язычком! Да, да, вот тут, вот тут побыстрей, побыстрей, вот, мой хороший!".