Последнее, что я помню в своей жизни — чьи-то сильные руки, обхватившие меня сзади и зажавшие рот, темнота подъезда, острая боль укола в бедро. Назвать жизнью всё, что произошло после этого, я не могу. Но это, к сожалению, и не смерть. Для этого вокруг меня слишком много звуков и запахов, слишком много ощущений. Хотя, может, именно это и есть ад. Кто знает.
Я хорошо помню свой первый день в этом аду. Как я проснулся и открыл глаза, но не смог ничего увидеть. Как попытался встать, но рывок цепи вернул меня на пол. Как обнаружил, что раздет догола, а наручники за спиной крепко держат мои запястья. Что из одежды на мне лишь глухая кожаная маска без отверстий для глаз, зашнурованная на затылке. Ну и ошейник, который соединял меня короткой цепью с кольцом в полу. Обычный паркетный пол, такой часто можно встретить в старых питерских квартирах.
Попытавшись заговорить, я обнаружил свой последний предмет "одежды". Несколькими ремешками, обхватывающими голову, в моём рту удерживался огромный шар — судя по всему, резиновый. И, судя по тому, как затекла моя челюсть, он находился там уже долго.
Но даже тогда я ещё не понял, насколько крепко я влип. Быстро выяснив, что встать с пола я не могу — цепь не давала поднять голову выше, чем на полметра — я вытянул ногу и начал осторожно ощупывать вокруг себя. Через минуту я понял, что нахожусь в углу — стены были покрыты обоями — и что, кроме стен и паркетного пола, вокруг меня ничего больше нет. Тщетно попытавшись высвободить запястья из наручников, я попробовал после этого достать до ошейника или маски, чтобы снять их — с тем же успехом. Судя по всему, я находился в чьей-то квартире и освободиться сам уже не мог.
— Ну здравствуй, — вдруг сказал его голос. Единственный человеческий голос, который мне будет суждено теперь слышать. От неожиданности я вздрогнул. Оказывается, всё это время мой похититель был рядом и смотрел на мои слепые движения. — Знаешь, кто я?
Я отрицательно помотал головой — ослеплённой, лишённой речи. Я не представлял себе, кто бы это мог быть, и не узнавал этого голоса.
— Я твой хозяин, — спокойно продолжал голос. — А ты — моё новое домашнее животное. Больше тебе знать ничего не нужно. Ты, наверно, сейчас думаешь "да кто он такой, да пошёл он", да? Советую оставить такие мысли. Как ты уже понял, освободиться сам ты не можешь, а я, наоборот, могу сделать с тобой всё, что угодно. Пожалуй, сейчас даже покажу, что именно.
Заскрипела кровать, и ко мне начали приближаться неторопливые шаги.
— Вставай на колени и повернись раком, — сказал голос. — И не заставляй просить дважды.
Конечно, я мог бы сопротивляться. Начать отбрыкиваться ногами, забившись в угол. Но что толку? Он был прав — освободиться я не мог. И что-то в его голосе подсказывало мне, что лучше повиноваться, иначе я сильно об этом пожалею.
Кое-как я встал на колени. Выпятив зад и уперевшись головой в пол, я со страхом ждал, что будет дальше.
Долго ждать не пришлось. Мой зад вдруг обожгла дикая боль, и я с воем повалился на пол, поджимая ноги и стараясь забиться в угол.
— Встать, — негромко сказал его голос.
Я что-то жалобно промычал в свой кляп, шумно сопя сквозь отверстия для носа. Это была розга или стек — я чувствовал, как на коже ягодиц вспухает багровая полоса.
— Встать, — повторил голос. — За это — ещё десять ударов. Упадёшь ещё раз — получишь двадцать.
Задыхаясь и стискивая зубами резиновый шар во рту, я медленно поднялся. Сглатывая, я чувствовал, как мой кадык ходит под толстой кожей ошейника. Кем бы ни был этот человек, я был в его полной, неограниченной власти.
Он начал хлестать меня своей розгой — неторопливо, размеренно. С каждым новым ударом я чувствовал, что больше не могу, что вот-вот упаду сейчас на пол и больше не встану. Я никогда бы не подумал, что смогу вынести столько боли. Но я продолжал стоять неподвижно, сжимая кулаки в своих наручниках, стискивая зубами свой кляп, и бессильно ждал, когда закончится моё унижение.
Но моё унижение ещё только начиналось. О, если бы я знал, сколько унижения мне ещё предстоит.
— Стой так, — приказал он, закончив порку и отойдя в сторону. Не смея шелохнуться, я продолжал стоять на коленях, на твёрдом полу, чувствуя, будто с моего зада и бёдер содрали заживо кожу. Кожаная маска плотным коконом охватывала вспотевшее лицо.