Она была очень хороша. Длинноволосая блондинка с ярко-синими глазами. Рост — по метр восемьдесят, и это при том, что ножняки, сиськи — все как надо, как на картинке. Молодая кобылка. Статная!
Сейчас она стояла передо мной, уперев глазки в пол и что-то лепетала про несданный зачет, про отчисление и про родителей, которые очень расстроятся. Мне было наплевать, я ждал нужной фразы. И она последовала:
— Альберт Михайлович, ну, может быть, можно что-то сделать: Я прошу Вас:
Пришла пора действовать. Я протянул ей ключи и елейным голосом попросил:
— Королёва, закрой дверь, будь добра. Разговор серьезный предстоит.
Пока она возилась с замком, я не спускал глаз с шикарной попки. Я уже почти физически чувствовал ее крепенькие ягодицы в своих руках. Хуй тоже их почувствовал, встал так, что аж больно стало.
А дальше все было очень просто. Когда красотка возвращала ключи, я задержал ее руку в своей, заглянул в глаза и рявкнул:
— На колени, сучара, быстро!! — и встал, и дернул для убедительности за светлую гриву. "Королева" (слышал, что ее так называли на курсе) подломилась: в глазах мелькнул ужас, ножки подкосились — и все, красотка перед моим столом на коленках. Я не торопясь встал, не торопясь подошел, не торопясь расстегнул брюки и снял их вместе с трусами. Она прошептала традиционное "Не надо:", а потом только жалобно мыкнула от слишком глубоко вошедшего хуя.
— Что "Не надо"?! — поиздевался я, с наслаждением насаживая ее голову на член. — Соси, шлюшка, соси! Хорошо соси!
Ротик у кобылки оказался небольшой, как будто специально созданный для хорошего отсоса. Только вот пользовалась она им неубедительно. Пришлось учить.
— В глаза смотри, блядина! Нежнее, нежнее: Яйца полижи! Теперь головку! А теперь соси! Глубже, бля!! Еще глубже!!! Во-о-о, давай, хуесоска, давай, а то шею сломаю.
Мордочка у нее стала алой, дорогая помада размазалась по щекам и моему члену. Не знаю, какие мысли ее посещали, но страх в глазах сменился покрностью и, я бы даже сказал — преданностью. Теперь нужно было сломать ее до конца, уничтожить и предупредить малейшее желании к сопротивлению.
Я покрепче намотал на руку волосья, задрал вверх ее голову и смачно харкнул в рожу. Раз, другой, третий: С сопроводиловкой:
— Дырка ебаная! Шлюха подзаборная! Подстилка сраная!
Рукой чувствую, как трясется ее тело. Ничего, бывает. Я навис над ней, поддрачивая и без того крепкий, как камень, хуй и приказал:
— Лижи хозяйскую жопу! Живо, сучка, живо!
И когда язычок проворно забегал по анусу, я понял — все, девка готова.
Я отпустил ее волосы, приказал встать. Встала. Стоит, пошатываясь, красивая до опиздинения: строгий костюм (к декану шла, как иначе?) — и морда вся в слюнях, помаде и еще кое в чем, что из хуя обычно сочится.
— Сними трусы! — снова даю команду. Ни намека на непослушание — сняла, в руке держит. Беленькие такие.
— Харю оботри! — продолжаю я. Вытерла. В синих глазах — муть. Плывет девица.
Расстегиваю пиджак. Потом блузку. Медленно, пуговку за пуговкой. Распахиваю. Ну-у-у! Вот это сиськи!!
— Лифчик расстегни! — гну я свою линию. Люблю, когда девочка сама раздевается и ничего не могу с собой поделать. Че стоишь-то? А-а-а, не знаешь, куда трусишки из рук деть, неудобно. Ничего, изловчись.