— Я сказал… это понятно?!
Голос его, спокойный и увещевательный, внезапно обратился в крик. Что-то просвистело в воздухе, и мою левую грудь под материей рубашки обожгла боль. Я вскрикнула заклеенным ртом и закивала так, как только позволяла мне верёвка на горле, а позволяла она мне совсем чуть-чуть.
В следующую секунду он был уже сама мягкость и теплота.
— Вот и хорошо, Джен, вот и хорошо. Я рад, что мы понимаем друг друга. Сегодня я расскажу тебе лишь малую часть истории. Завтра, быть может, я расскажу чуть побольше — зависит от того, насколько способной ученицей ты окажешься. Как ты, должно быть, уже догадалась, меня зовут Эш. Да-да, тот самый, кому ты доверяла все свои сомнения и желания за последние шесть месяцев. Сейчас я знаю о тебе очень много. Жаль, что ты пропустишь свой отпуск, но это тебя совершенно не касается — я объясню это чуть подробнее завтра, или как-нибудь потом. Главное, что теперь ты находишься в темнице Эша, который в обозримом будущем станет твоим домом.
Как-то напыщенно звучит это слово, "темница". Правда? — Он хихикнул. — Здесь нет крыс, нету замшелых стен, на которых предыдущие обитатели царапали свои инициалы. Полная звукоизоляция и соответствие мировым стандартам, ха-ха. В своё время я дам тебе познакомиться с ней получше, когда ты сможешь двигаться посвободней. Но не обольщайся — я буду ограничивать свободу твоих движений до тех пор, пока это будет нужно, пока ты полностью не подчинишься моей воле. Ты оказалась здесь, Джен, по двум причинам… в целях эксперимента и в целях моей собственной выгоды. Эксперимент заключается в том, что с этого момента ты становишься рабыней… моей личной рабыней.
Ты будешь заперта здесь всё время, пока я буду заниматься твоим воспитанием. Однажды, когда ты продемонстрируешь полное и безоговорочное подчинение моей воле, я могу наградить тебя чуть большей свободой. Знаю, знаю, всё это звучит как-то чересчур, а-ля безумный профессор, но на дворе двадцать первый век, Джен. Каждый день во всём мире происходят самые странные вещи. Люди пропадают бесследно… Так что отныне ты будешь подчиняться мне без раздумий. Я знаю, что ты сейчас думаешь.
Всё это не очень похоже на то, что я говорил тебе про отношения "господин-нижняя", да? Действительно, здесь нет никаких обоюдных согласий. Никаких отношений на любви и доверии, никакой добровольной передачи власти. Всё намного проще. Я распоряжаюсь тобой целиком и полностью. Ты будешь есть только с моего ведома. Ты будешь спать только с моего ведома. Ты будешь срать только с моего ведома! — Голос его подскочил на октаву вверх. — Ты хорошо меня понимаешь, Джен Шервуд?
Я кивнула, чувствуя, как трясусь всем телом настолько, насколько это было возможно в моей позе. В тёплой комнате словно похолодело от веса его слов. Психопат. Классический душевнобольной. Что-то внутри меня протестовало, уверяя меня, что всё это ошибка, жестокая шутка, и через минуту он отпустит меня и отвезёт в аэропорт, чтобы я успела на самолёт.
— Короче говоря, Джен, от меня зависит сама твоя жизнь. Я могу бросить тебя здесь в цепях, чтобы ты умерла от голода. Или от жажды. Процесс будет долгим и непростым. Можно, конечно, и по-другому… как-нибудь быстрее и безболезненнее. Суть в том, что Хозяин отвечает за благополучие рабыни, но если рабыня не оправдывает ожиданий, благополучие может пострадать. Неповиновение будет наказано. И наказание будет суровым. Ты понимаешь это, Джен?
Очередной кивок.
— Хорошо. Скоро мы приступим к твоему воспитанию. Последнее, что я хочу до тебя донести — надежду на побег можешь оставить сразу и навсегда. Даже если ты только подумаешь об этом, я узнаю, и ты раскаешься — самым болезненным образом. Это не игры в хозяина и рабыню. Это научный эксперимент, который определит, чем можно сломать твою волю. И я буду вести дневник наблюдений самым тщательным образом. В моём мире нету места мышкам в клетках. Только опыты на живых людях могут установить, из чего они сделаны.
И, чтобы ты не терялась в догадках, Джен, вызнать твой новый адрес было несложно. У меня есть приятель в "Телстре", который имеет доступ ко всей этой компьютерной кухне, с именами и адресами. Когда ты уехала из Сиднея, Джен, то поменяла всё… но оставила старый мобильный номер. Осталось лишь проследить смену привязанного к нему адреса. После этого я смог наблюдать за тобой пристальнее. Я не мог поверить своей удаче, когда ты переехала в Брисбен. Само собой, вся история с моим отъездом в Кэрнс была фальшивкой — хотя ты уже и так об этом догадалась, правда? Мобильный звонок и электронный адрес ничего не говорят о местонахождении владельца, как ты теперь понимаешь.
*****
Нынешние технологии — просто чудо, правда? И мне очень жаль, что ты пропустишь свою поездку. Искать тебя никто не будет, я об этом позабочусь. Вообще, я и сам бы съездил вместо тебя с удовольствием. Я ведь ни разу не был за пределами Австралии, представляешь? У меня даже паспорта нет. А ты, тем временем, по всему свету уже покаталась. Не очень справедливо, Джен, как ты считаешь? Но что было, то прошло. Раз уж ты погуляла, то пора теперь немножко и мне.
Стул снова царапнул по полу, когда он поднялся на ноги.
— Должен тебе сказать, Джен — ты намного привлекательнее, чем я представил себе по нашей первой телефонной беседе. Забавно, как сложившийся в голове образ оказывается совершенно другим. Как думаешь, Джен, как выгляжу я сам?
Я чувствовала его совсем рядом с собой — слышала шорох одежды, чуяла запах курева. Я отчаянно покачала головой. У меня в голове был какой-то смутный образ темноволосого мужчины — сильного, нежного и привлекательного. Надо ж было так опростоволоситься. Он обошёл вокруг меня, и тепла в его голосе больше не было.
— Неважно. Узнаешь, когда будет надо. Пока что я оставляю тебя одну, Джен. И, пока меня нет, я хочу, чтобы ты как следует осознала четыре вещи. Первое… убежать невозможно. Второе… ты без раздумий выполняешь все мои приказы. Третье… любое сопротивление и неповиновение будет жестоко наказано. Ты будешь сидеть и думать о трёх этих вещах так усердно, будто от этого зависит вся твоя жизнь — очень может быть, что так оно и есть. Четвёртый же пункт касается твоего будущего. Завтра мы начнём твоё воспитание. Начнётся оно со вдумчивой порки хлыстом и плетью, которая покроет тебя болью с головы до пят, Джен. Просто для того, чтобы заложить основу, чтобы показать, кто здесь настоящий хозяин, а кто бесправная рабыня. Чтобы выявить твои пределы, Джен, и чтобы я продемонстрировал тебе свою власть.
Тебе это будет неприятно, но абсолютно необходимо. Я изувечу тебе тело и душу, и ты не забудешь этот опыт до конца своих дней… или до конца своего плена, смотря что наступит раньше. Как перед походом к зубному врачу, в ожидании боли начнётся страх, и это тоже очень важная часть твоих испытаний. Поэтому я и объясняю тебе, какой ужас тебе предстоит… зажимы на всём теле, грузы на этих зажимах, а также всевозможные шлёпалки, хлысты и плети, которые доберутся до самых нежных частичек твоего тела. И тебе при этом будет так больно, как ты никогда не могла себе даже представить.
Эш объяснял всё это самым обыденным тоном, словно рассказывал кому-то, как менять покрышку на колесе. Я не могла поверить своим ушам, и от тона, которым он это произносил, у меня мороз шёл по коже, а в животе ворочалось что-то пустое и мёртвое.
Послышались удаляющиеся шаги, сменившиеся скрипом закрывающейся тяжёлой двери. Судя по всему, она была сделана из стали, и она захлопнулась с гулким звуком, эхо от которого тут же раскатилось по комнате со всей своей жуткой бесповоротностью.
Сидя там, я осталась наедине со своими мучениями. Я пыталась заплакать, но мне помешала лента поверх глаз — вместо этого лишь защипало глаза и потекло из носа. Я ничего не могла с этим поделать, и слизь, сползая по залеплявшей мой рот ленте, капала мне на грудь. Я билась и дёргалась в своих ремнях и верёвках, но всё это было без толку. Я была связана слишком крепко, и все застёжки на ремнях находились вне досягаемости. Стул был совершенно точно привинчен к полу, ибо не подался ни на дюйм.
Я застонала и попыталась закричать заклеенным ртом — в панике, в бессилии, в ужасе, что могу не выбраться отсюда живой. Глубинный, животный страх, таившийся на дне моего подсознания, поднимался теперь на поверхность. Всё это не было чьей-то шуткой, после которой всё опять должно было стать хорошо. Меня похитили… с целью, которую я сама не понимала до конца. Я хотела разрыдаться, но меня лишили даже этой отдушины. Вместо этого я могла лишь стонать, жалобно и отчаянно.