Дом был двухэтажным, из штукатуренного кирпича, с гаражом у правой стены. Построен был, наверно, в пятидесятые годы, и, как следствие, в архитектурном плане ничем не блистал. Но выглядел ухоженно и солидно, за садиком явно следили — и, с учётом района, я поняла, что Грэм явно не перебивается с хлеба на воду. Это подтвердила и "ауди", запаркованная на стоянке возле гаража.
Грэм, как всегда, был обаятелен, и я надеялась, что нервы не выдают меня с головой. Мне казалось, что у меня дрожат руки, но когда он наливал выпить, я посмотрела на них — они ничем не выдавали охватывавшего меня трепета.
В доме было прохладно и уютно, стены были обшиты тёмными панелями, повсюду были алебастровые завитушки. Мы немного посидели в гостиной, болтая о том о сём. Грэм старался как мог, чтобы меня успокоить, и водка с апельсиновым соком достигла своей цели. Я была бы не прочь повторить, но он не предлагал — видимо, чувствуя (и правильно) , что, перебрав, я начну совершать глупости.
— Ну что, готова? — наконец спросил он.
— Да, — сглотнула я.
Момент настал. Подхватив сумочку, я прошла за ним через кухню к боковой двери, которая, как я поняла, вела в гараж. Так вот где должно было всё это произойти. Он зажёг свет, и моему взгляду предстали подвесы и рамы, заполонившее пространство для двух машин. По коже бегали мурашки, но на этот раз не столько от нервов, сколько от возбуждения.
— Теперь ты знаешь, что есть у меня в арсенале, — тонко улыбнувшись, сказал Грэм. На нём были джинсы и белая футболка с какими-то иероглифами — это сильно молодило его по сравнению с прошлым разом, когда он был в солидном деловом костюме. — Есть тут что-нибудь, что кажется тебе не по силам?
Я смотрела на хлысты, плети и шлёпалки, аккуратно развешанные по стенам. Было там и несколько кляпов в разных сбруях, а также солидная коллекция верёвок, цепей и браслетов.
— Я… я не хочу, чтоб меня пороли, — выпалила наконец я.
— Ничего, — ободряюще сказал он. — Может, по ходу действия ты и передумаешь, но спешить некуда. Я буду следить, чтобы на каждом этапе тебе было комфортно. Помнишь своё стоп-слово?
— Буду напевать "с днём рожденья".
— И тебе даже не нужно знать слов, — словно сам себе пробормотал он. — Так, ладно. Снимай платье.
— Что?
— Я не собираюсь возиться с тобой в таком виде, мисс, — отрезал он, глаза его посуровели. — Делай, что тебе говорят.
Что-то в его голосе подчинило меня, и я, опустив глаза, чтобы не смотреть на него, начала возиться с пуговками на платье. Внезапно я оказалась слишком далеко, чтобы отступать. Во время этих последних минут мой разум принял окончательное решение, и я поняла, что мне придётся ему подчиняться. Платье оказалось на полу. Стоя в лифчике и трусиках, я увидела, как он заходит мне за спину. Я начала оборачиваться.
— Нет. Стой как стоишь. Будешь делать только то, что я говорю и когда я говорю. Ясно?
— Да.
— "Да, сэр!"
— Да… сэр. — Я ощутила, как дрожит мой голос. Выдержу ли я?
— Скажи мне, Джен, — серьёзно произнёс он, — о чём ты думаешь, глядя вот на это? — Он показал мне ошейник. Он был шириной сантиметра в четыре, из чёрной, толстой кожи. — Что он для тебя означает? — В голове моей внезапно стало пусто. — Просто скажи первое, что приходит на ум. Как в этих тестах на ассоциации. Итак… ошейник?
— Рабыня.
— Хорошо. Ещё что?
— Э-э… зависимость… надёжность… не знаю, сэр.
— Очень хорошо, Джен. Я впечатлён. Хочешь примерить?
— Да, сэр.
Сильные пальцы обернули кожу вокруг моего горла, и у меня перехватило дыхание, когда свободный конец скользнул в пряжку и туго застегнулся на моей шее. Почему-то это было приятное ощущение… Успокаивающее каким-то образом. Я сама не могла поверить своим мыслям. Стоя там, я чувствовала, как моё лоно увлажняется, пока он стоял позади меня, вне поля зрения.
— Ошейник — это очень большой символ, Джен. Он означает то, что ты полностью находишься в моей власти, что подчиняешься мне без раздумий. — Он помолчал, словно давая этим словам проникнуть в меня. — Но также это символ доверительных отношений. Ты веришь мне, Джен?
— Да, сэр, — не задумываясь, ответила я.
Я ощутила движение воздуха, когда он придвинулся ближе и встал прямо за моей спиной. В комнате было так тихо, что я слышала своё дыхание и шелест его одежды. Затем мне на глаза опустилась мягкая кожаная повязка, и мир потемнел, пока он застёгивал её сзади. Я ощутила власть, ощутила, будто отдаюсь чему-то такому, чему не в силах сопротивляться.
Я стояла, чувствуя, как он медленно обходит меня вокруг. Я знала, что он изучает меня, оценивает, прикидывает мои психические и физические способности и пределы. Без сомнения, он проделывал всё это с десятками женщин, которые до меня приходили в этот гараж. Без сомнения, всех этих женщин связывали, заковывали, пороли, затыкали им рты, мучили их до самых крайних пределов — будь то пределы боли, сексуального голода или сексуального наслаждения. Перед тем, как расстаться со зрением, я заметила, что на месте гаражной двери находится обычная стена. Очевидно, что гараж был приспособлен строго для определённых целей — и для них же, в том числе, звукоизолирован.
Сейчас он стоял прямо передо мной. Я почти ощущала у себя на лице его дыхание. Его руки легли мне на плечи, затем, ненадолго сжав мне бицепсы, нежно опустились вдоль рук. Моя кожа трепетала от его прикосновений, и я чувствовала, как соски мои твердеют. Чёрт. Почему наши тела всегда нас так выдают? Его пальцы уже расстёгивали спереди мой лифчик. Он покинул моё тело, и вероломные соски выдали меня с головой. Его пальцы легонько коснулись их, затем ухватили и начали выкручивать, пока я не заскрипела зубами.
— Очень хорошо, милая, — промурлыкал он. — И очень красиво, должен заметить. Как думаешь, пойдёт ли им парочка зажимов? — Я молчала. Мысль об этом испугала, но одновременно и возбудила меня. Я хотела и не хотела этого. — Я задал тебе вопрос, милая. Я жду ответа. — Голос был жёстким, суровым. — Ну?
— Я… я не знаю, сэр.
— Думаю, сегодня мы с этим определимся… Ты этого хочешь?
— Э-э… да, — выпалила я, не подумав.
— Что? — Рука его хлёстко опустилась на мой зад.
— Да, сэр.
— Хорошо. Теперь вытяни руки перед собой.
Ну вот, началось. Меня начинают связывать. Я чувствовала, как мягкая тонкая верёвка раз десять обвилась вокруг моих запястий, стягивая их вместе — надёжно, но не слишком туго. Пара петель сверху жёстко закрепила их. Меня осторожно провели вперёд на несколько шагов, и я услышала стрёкот лебёдки — которая, очевидно, должна была поднять мои руки вверх.
Вскоре мои руки действительно поднялись, и я оказалась прямо под удерживавшей их верёвкой. Стрекотание лебёдки прекратилось как раз в тот момент, когда тело моё начало вытягиваться, а пятки вот-вот готовились оторваться от пола. Затем я услышала, как шаги Грэма медленно приближаются ко мне. Сердце колотилось, я дышала часто и неровно.
Затем его руки снова оказались на мне, лаская моё тело и никоим образом не замедляя мне сердцебиение.
— У тебя очень красивая фигура, Джен, — сообщил он. — Спортом занимаешься?
— Да, сэр.
— Конечно, занимаешься, — сказал он, будто я не отвечала вовсе. Его рука, скользнув по животу, опустилась мне в трусики. Господи. Я вдруг осознала, что меня выдают не только соски. — Думаю, пора их снять. Ты согласна с этим, Джен?
— Э-э… да, сэр. — Была ли я согласна? Да, скорее всего. Я знала, чем всё это кончится, и внезапно захотела пройти всё до конца.
После этого я оказалась голой — не считая сандалий, которые тоже вскоре сняли. С исчезновением двух дюймов каблуков верёвка на моих руках натянулась ещё туже, и я поняла, что могу стоять теперь лишь на цыпочках. Затем руки его появились снова — лишь мягкие касания, оказывавшиеся на мне там и сям с лёгкостью пёрышка, и я немного поёжилась от удовольствия.