— Какое остальное? — Встав с кровати, она начала снимать с себя футболку и штаны. Под ними ничего не было. — Вся моя жизнь — вот тут, в этой комнате. — Она перевернула меня на бок, легла сзади и прижалась ко мне всем телом, лаская руками мой торс. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Да и ты, я смотрю, тоже не хочешь, — улыбнулась она, потеребив мой начавший непроизвольно оживляться член.
— Слушай, хватит уже, — сказал я. — Я всё понимаю, но уже не смешно. Отвяжи меня наконец, я все бока себе отлежал. Да и настроения уже нет.
Я почувствовал, как напряглось её тело.
— Как это нет настроения? — сказала она. — Вон, ты же возбудился уже. Как нет? Я же вижу, что ты меня хочешь.
— Ну стоит и стоит. Мало ли что стоит. Я уже сам хочу постоять, на собственных ногах. Сколько можно лежать-то.
— Ну так что же ты сразу не сказал, — с облегчением, как мне показалось, произнесла она. Встав и сходив к шкафу, она отомкнула мне ошейник, и я впервые за много часов смог наконец сесть и согнуть одеревеневшую спину. После этого она отцепила от ошейника мои скованные вместе руки и помогла сесть на кровати, свесив ноги на пол.
— Сможешь сам встать, или помочь? — заботливо спросила она.
— Конечно, смогу, — сказал я. — Ноги только расстегни, и смогу.
— Зачем? Ты же любишь, когда ноги вместе связаны, ты сам говорил.
— Люблю, но не до такой же степени! — Я уже начал понемногу раздражаться. — Давай уже снимай эти дурацкие замки. Это уже не смешно, в конце концов. Поиграли — и хватит.
Она больше не улыбалась и внимательно смотрела на меня взглядом, который мне совершенно не нравился. Затем, не говоря ни слова, подошла ко мне и с силой толкнула меня так, что я упал обратно на кровать. В следующую секунду цепь уже снова приковывала мой ошейник к кровати. Я настолько опешил, что даже не понял, что произошло — и когда наконец осознал, то разозлился всерьёз.
— Ты совсем чокнулась, что ли? — заорал я. — Выпусти меня! Я не могу с тобой тут всё время торчать! У меня свои дела есть, меня работа, друзья ждут! Я что тебе — игрушка, что ли?
Ни говоря ни слова, она отошла к шкафу и стала искать что-то на полках. В ярости, забыв, что это бесполезно, я начал дёргаться в своих оковах, но они держали крепко. Она быстро вернулась ко мне, держа в руках кляп-сбрую. Я понял, что сейчас произойдёт, и попытался сесть спиной к стене, чтобы отбиваться ногами. Но она, опередив меня, повалила меня на спину, села мне на грудь и принялась втискивать шар кляпа мне в рот. Я корчился и извивался на кровати что было сил, отмахиваясь скованными руками, но сбросить её не мог — она сидела слишком близко к шее. Наконец ей удалось втиснуть кляп мне в рот, и она быстро застегнула его сзади. Я в бешенстве замычал и выгнулся на кровати так, что она едва не потеряла равновесие. Но всё-таки удержалась, и быстро застегнула все остальные пряжки одну за другой. Моя голова оказалась тесно обхвачена кожаными ремнями, не дававшими ни как следует раскрыть челюсть, ни выпихнуть шар кляпа языком. Затем она встала и вновь вернулась к шкафу. Оттуда послышался характерный звон цепей. Я потянулся к застёжкам кляпа, чтобы расстегнуть их, но успел справиться лишь с той, которая была на подбородке — она вернулась опять и, приковав к моим ногам новый кусок цепи, рывком притянула их к моей голове и закрепила другой конец цепи на кровати. Я оказался согнут пополам, но продолжал зачем-то орудовать над застёгнутым кляпом. Схватив меня за руки, она быстро открыла замок, сцеплявший их вместе — видимо, чтобы застегнуть его снова, но уже за моей спиной. На мгновение руки оказались свободны, и я с силой толкнул её в плечо. Но и это не помогло. После нескольких минут борьбы она всё-таки смогла завернуть мне руки за спину и сковать их там — я даже не знал, что она может быть такой сильной. Затем она снова застегнула пряжку кляпа, встала и, по-прежнему не говоря ни слова, вышла из комнаты, выключив свет.
Я снова остался один, и снова меня окружала кромешная тьма. Прошло, наверное, с полчаса, прежде чем я обессиленно затих в своей новой позе — убедившись, что вырваться из неё невозможно. Тяжело дыша, я пытался успокоиться и осмыслить положение, в котором оказался. Положение было незавидным. Произошло то самое, чего я опасался, приходя сюда на нашу первую встречу — я был беспомощен против своей воли, и со мной действительно могли сделать сейчас что угодно. С той лишь разницей, что плана освобождения на этот раз не было. Все мои друзья привыкли, что по выходным я почти никогда не провожу с ними время, и меня явно бы не хватились. Да и на работе, наверно, прошло бы несколько дней, прежде чем меня начали бы искать. Сгорая от стыда и унижения, я клял себя последними словами — за то, что согласился остаться здесь на ночь, за то, что вообще отозвался на это чёртово интернет-объявление. Но толку от этого никакого не было. От моих терзаний вокруг не становилось светлее, а замки на моих цепях не распадались в пыль.