— Итак, — сказал он, — как видишь, я приготовился к нашейвстрече как следует. — Он показал на лежащие на столике предметы. — Какты уже знаешь, я люблю ебать сучек. Особенно таких сладких и послушных, как ты. Но, к сожалению, заниматься этим всё время я не могу. А всё почему? А потому, что сучек нужно воспитывать. Потому, что если их не воспитывать, они начинают забывать о том, что они сучки. Начинают воображать, что они хотят чего-то другого, кроме члена хозяина. Начинают думать, что у них есть свои мысли. Хотя какие мысли могут быть у похотливой сучки? Разве что о том, как бы напихать в свои мокрые жадные дырки побольше крепких хуёв. Но хуй в дырке у сучки может быть только один — её хозяина. Потому что без хозяина сучка ни на что не годится и начинает заниматься всякой хуйнёй. — Он показал на цепи по углам кроватии коробки с остальными моими причиндалами. — А если сучка занимается всякой хуйнёй, то её надо воспитывать. Как ты считаешь?
— Да, хозяин.
— Скажи, что ты хочешь быть моей сучкой и чтобы я тебя воспитывал.
— Я хочу быть вашей сучкой, хозяин, и хочу, чтобы вы меня воспитывали.
— Неубедительно. Ну-ка ещё раз.
Я проглотил и это унижение.
— Я хочу быть вашей послушной сучкой, хозяин, — запинаясь, сказал я. — Я хочу, чтобы вы воспитывали свою грязную сучку и ебли её в её грязную жопу.
— Ах ты умница, — с одобрением сказал он. — Я знал, что ты будешь хорошей сучкой. Ну что — проверим, насколько сильно ты этого хочешь.
Встав с кресла и подойдя ко мне, он распутал верёвку на моей шее и приказал подняться на ноги. Кое-как я поднялся. Развернув меня спиной к шкафу, он подтолкнул меня к спинке кровати, после чего поднял с пола нож и разрезал стяжку, соединяющую вместе браслеты на моих руках. После этого он велел мне развести руки в стороны и положить их на перекладину спинки. Двумя отрезками верёвки он соединил браслеты с противоположными столбиками кровати, и теперь я стоял к нему спиной, распятый меж столбиками и совершенно беззащитный сзади. Ноги мои оставались связанными вместе. Придав мне нужную позу, он положил на кровать включенный ноутбук, и на экране снова появилась уже знакомая мне блондинка. Но на этот раз мне предстояло страдать вместе с ней — я видел, как парень достаёт из кучи принесённых им предметов длинный стек и не спеша подходит ко мне вместе с ним, легонько похлопывая себя по ладони кожаной нашлёпкой.
Я сидел на полу, снова привязанный к спинке кровати — на этот раз верёвкабыла пропущена подмышками и обхватывала грудь. Видимо, парень не хотел, чтобы я задушил сам себя — нечаянно или нарочно. Вокруг царила абсолютная тьма и тишина, и слышно было лишь ровное дыхание — парень спокойно спал на моей кровати, на моей подушке и укрывшись моим одеялом. Во рту у меня снова был кляп, руки и ноги были снова связаны. То и делопроваливаясь в неверную полудрёму, я вспоминал прошедший день и особенно вечер. Больше мне всё равно было не о чем думать — моя нормальная, прошлая жизнь казалась теперь какой-то ненастоящей и далёкой, словно её никогда и не было.
К процессу "воспитания" парень подошёл основательно. Я вздрогнул, вспоминая порку стеком. Зад, бёдра и спину жгло до сих пор так, будто с них содрали кожу до самого мяса. Но я знал, что кожа была на месте — я очень живо помнил пересекавшие её во всех направлениях иссиня-багровыеполосы, мельком увиденные в зеркале. Именно тогда в моём рту снова очутился кляп — под конец экзекуции я уже не контролировал себя и обмочился прямо на пол. Естественно, всё это мне пришлось потом вылизать языком. Ему понравилось это настолько, что он изнасиловал меня прямо на полу — я лежал под ним лицом в собственной моче и почти терял сознание от боли в заду и измочаленной стеком коже.
Потом настал черёд моих гениталий. Снова распяв меня на кровати, но уже поперёк неё, парень не торопясь поужинал принесённой с собой едой, после чего начал методично хлестать многохвостой плёткой мою промежность. Если бы не кляп, мои истошные крики наверняка перебудили бы всю округу. Но ни одного мало-мальски серьёзного звука не вырывалось из-под резинового шара и прикрывавшей егоспереди горячей, влажной от пота кожи. Моё мычание и стоны лишь стройновплетались в звуки, доносившиеся из ноутбука — где продолжали бесконечно насиловать друг друга мужчины и женщины в самых разных комбинациях и позах. Затем, наконец утомившись, парень ушёл на кухню смотреть телевизор и пить пиво, найденное у меня в холодильнике. Я лежали боялся взглянуть на собственный член, ожидая увидеть там лишь измочаленные лохмотья. Но, конечно же, с ним ничего не случилось — вся кожа была на месте и лишь пылала густо-алым цветом.
Но это был ещё не конец. Через час или два он вернулся из кухни, уже изрядно навеселе. Не говоря ни слова, он снял с потолка спальни люстру и с грохотом швырнул её на пол. Затем отвязал меня от кровати, поставил меняпод освободившимся крюком и, вздёрнув кверху уже скованные вместе руки, привязал их к нему. Всё это время я так и оставался в чулках, подвязкахи ошейнике, и видел себя в зеркало во всей красе, вытянувшегося в струнку под потолком, с тяжело вздымающимися под кожей рёбрами. Он прикрепил к моим соскам зажимы, и к ним снизу подцепил увесистые грузики. Их назначение я понял лишь тогда, когда он начал ходить вокруг меня с хлыстом и время от времени охаживать меня по самым чувствительнымместам — каждый раз, когда я вздрагивал и дёргался от обжигающих ударов, грузики дёргали мои соски и доставляли новые мучения. Один раз хлыст попал мне прямо по яйцам, и я на миг потерял сознание от невыносимой, чудовищной, выворачивающей наизнанку боли.
Я уже с трудом помнил, что было дальше. Всё смешалось в тускло-кровавую пелену боли и унижений. Кажется, он изнасиловал меня ещё раз прямо там, подвешенного к потолку. А может, это было потом, когда я мешком рухнул на пол. Единственное, что я помнил чётко — это его член, который я был вынужден облизать от собственных нечистот. И единственное, что я изо всех сил старался забыть — это мой собственный член, от возбуждения вновь торчащий под моим телом, и удовлетворённое "ах ты моя сучка", когда парень его обнаружил.
За окном уже начинало светать, а я всё ещё пытался со страхом разобраться в своих ощущениях. Меня совершенно точно никогда не возбуждали мужчины, тем более голые и тем более издевающиеся надо мной. Откуда, из каких глубин подсознания всплыло это извращённое удовольствие от собственных унижений? В какой момент я перестал быть нормальным, спокойным парнем, любящим свою работу и своих девушек, и превратился в похотливую сучку, смыслом жизни которой был лишь член хозяина? Может, я всю жизнь и был ею, а всё остальное — лишь видимость, тонким слоем нанесённая на меня воспитанием иобществом? Я не хотел и не мог верить в это — но верить в это, сидя голым и привязанным к кровати, слушая сонное дыхание своего мучителя, было намного проще, чем в бесконечно далёкую теперь "нормальную жизнь". Или это просто была защитная реакция организма, не дающая разуму погрузиться в безумие от шока? Может, все жертвы насилия чувствуют себя точно так же?
Ответов не было. От голода и невозможности заснуть, от слабости в избитом и затёкшем теле мысли путались. Я мог сосредоточиться лишь на смутных образах. И самым чётким из них был образчлена моего мучителя. Или хозяина? Как он мерно долбит мой уже липкий от спермы зад, как он, огромный и жаркий, ходит у меня во рту. И всё это- под несущиеся из ноутбука стоны, шлепки и крики, мешавшиеся с моими собственными.
*****
Уже давно рассвело, когда он проснулся и, потянувшись, сел на кровати. Я же заснуть так и не смог — бледный, покрытый синяками и кровоподтёками, с кругами под глазами и в изодранныхчулках, в зеркале я представлял собой жалкое зрелище. Впрочем, ему тожебыло, по всей видимости, нехорошо — к концу "воспитания" он так и не смог как следует протрезветь и лёг спать как был. Бросив на меня полный отвращения взгляд, он встал и нетвёрдыми шагами ушёл на кухню. Я слышал, как он жадными глотками пьёт воду из-под крана, и вдруг осознал, что уже и сам не пил ничего более суток.
Наконец он вернулся и рухнулв кресло, обессиленно потирая виски.
— Да, — сказал он, — хорошомы вчера с тобой провели время. Тебе понравилось, сучка?
Словно глядя на себя со стороны от слабости, я кивнул.