(Сценка из романа "Все значительно хуже")
Через сорок минут мы сидели за столиком в углу небольшого зала.
Я ненавижу шумные рестораны с громкой музыкой, пьяными женщинами, вечным гомоном и толкучкой между столиками. А не умеющие танцевать, но самозабвенно танцующие посетители, производят на меня и вовсе удручающее впечатление.
Словом, большой ресторан не для меня. А вот, небольшое кафе, спокойная обстановка, почти полное отсутствие посетителей – это как раз то, что нужно. Особенно, если столик в самом углу, официант не навязчив, уши не терзает музыка, и работники соседнего магазина не отмечают юбилей главбуха – крепкого еще мужичка с торчащими из ушей пучками седых волос! Для обстоятельного разговора нет ничего лучше утреннего, пустого, полусонного кафе.
– Начинай, – сказал я Ленке, – и постарайся ничего существенного не пропустить.
Пока она рассказывала, я выпил несколько чашек кофе, пару бокалов сухого вина, съел салат, и один раз сбегал в туалет.
По ее словам выходило, что несколько месяцев назад Вадим познакомился с какой-то сумасшедшей компанией, которая занималась, не то сатанизмом, не то чем-то еще в таком же духе. Они устраивали оргии на кладбищах, курили анашу, наносили на тело странные татуировки. Именно тогда Вадим потерял к ней интерес, как к женщине. Вероятно, в секте сатанистов секса ему хватало с избытком, причем, как догадалась Ленка, секса весьма извращенного, даже нездорового.
– Тут, пожалуйста, поподробнее, – прервал я, – почему ты так решила?
Клянусь, Ленка смутилась и слегка покраснела.
– Тебе, может быть, будет неприятно это слышать, – начала она, – он однажды пришел пьяный… даже и не пьяный, а, наверное, обкурившийся. Пришел с другом или кто он там ему…
– Ну, продолжай, – я уже примерно догадывался, о чем будет рассказ.
– Они сидели на кухне, вроде еще курили… не знаю – я закрылась в комнате, чтобы не слышать их разговоров.
– Ну, хоть что-то слышала? На какие темы они говорили?
– Отрывки. Они говорили что-то о субстанции зла, о всеобщем наставнике… и о жертвах. Да, еще что-то о сладостном страдании, когда видишь, как твоя жена бьется в объятиях другого… Таким вот высокопарным стилем.
– Понятно. Ну и…
– Ну и потом ввалились в комнату с одуревшими глазами…
– И?
– Вадим как-то немного сник, а тот, второй, подсел на кровать… Я лежала и смотрела телевизор… Он стал что-то говорить о взаимной симпатии… не помню. Потом Вадим достал какую-то кассету. Я думала, что они просто посмотрят и угомоняться. Пошла было на кухню, но этот, второй – Михаил его звали – поймал меня за руку и усадил рядом. В общем, заставил смотреть эту пакость.
– А что там было? Порнуха?
– Если бы только порнуха… Порнуху-то смотреть еще можно, мы раньше с Вадимом иногда вместе смотрели, заводились, а потом занимались любовью, как бешенные.
– Ну а там, что было?
– Извращения. Изнасилования в основном. Мне казалось, что это были натуральные съемки, типа документальных. Ну, то есть, не там, где артисты играют, а… словом все происходило на самом деле. Какие-то подвалы, на грязном тряпье кого-то насилуют. Помню, еще были съемки какого-то ритуала, что ли. Собравшиеся что-то долго пели, вроде религиозное, а сами при этом были голые и все сплошь мужики. Ну вот, а потом привели женщину или девушку с завязанными глазами. Под это пение уложили ее на пол, на какой-то грязный матрац и пошли… по очереди. Когда на ней побывало человек пятнадцать, она кричать стала, вырываться. Ее держали. Ну а потом, когда еще с десяток ее… она уже затихла и так и лежала до самого конца, как мертвая. А может, она и вправду умерла и они в конце уже насиловали труп. Вот такая была кассета.
– Кассету просто смотрели? К тебе не лезли? – тут Ленка посмотрела на меня как-то странно.
– Да нет… тогда не лезли… Вадим, правда, пытался поцеловать, но я его оттолкнула. А Михаил просто сидел рядом, только прижимался все сильнее… – Ленка вдруг замолчала.