Медленно отчим "снял" ее с члена и положил животом на диван. Головка члена опухла и стала огромной, он весь пульсирует и содрогается. Аленины ноги и обе дольки зада полностью мокрые. Как только свекор придвинулся к ней, она послушно прогнула талию, выпятила попу и, подняв правую ногу, положила ее на бок дивана. Отчим, стоя на коленях сзади, быстро и сильно вставил ей. Она напряглась, но тут же обмякла. Он увеличивал темп, двигался быстро и резко, лишь на долю секунды останавливаясь на пике.
Свекор, как машина, с огромной скоростью вставлял и вынимал из влагалища Алены свой упроченный сталью член. Он с такой силой входил в нее, что ее ягодицы сжимались под натиском его тела. Диван начал скрипеть. "А-а-а", "А-а-а", "А-а-а", — все громче и короче выкрикивала Алена. Женщина начала извиваться, ее тело то сжимала судорога, то дергала конвульсия. "А-а", "а-а", "а-а", — резко и громко выкрикивала с животной гримасой жена Геннадия. Она кончала. Кончала бурно и так страстно, как ему никогда не доводилось видеть. При этом Генин член пульсировал в такт ударам сердца, которые, проходя через все тело, отзывались в нем невероятным возбуждением. И вот отчим издал победный рык, упал рядом с обессиленной Аленой. Невольный наблюдатель решился показать себя сладкой парочке. Он шагнул в комнату, в которой стоял резкий запах секса. Еще несколько мгновений Геннадий простоял незамеченным, и тут силы покинули его, подступила тошнота, сдавившая горло. И вдруг — темнота… Она рассеялась, сменившись ярким возвращением в реальность. Над Геннадием возвышался отчим, он приобнял пасынка, подвел к дивану, заботливо уложив рядом с изможденной от бурного секса Алены.
— Да ты, Генка, не унывай! Жизнь есть жизнь, а испокон веков сноха свекров ублажала. Потому и сноха, что… сношают ее!!! И ей хорошо со мной, ласковым и сильным, и мне приятно — с молодой-то, понимаешь, и сам молодеешь. Не все же время с Ликой прохлаждаться! — блеснул молнией своего насупленного взгляда отчим, словно зная о спонтанном свидании пасынка со своей сожительницей. — Давайте втроем поцелуемся, и заживем хорошо и без обид! И все у нас будет путем!
— Конечно, папа, — кротко вымолвила Алена, наклонилась к нему для поцелуя…
Геннадий смотрел на все это, словно зритель на фильм. Он не мог поручиться, отступил ли дурман, который, казалось, не покидал его сознание и всех других гостей с самого первого дня пребывания в этом благодатном лесном уголке. Его уже пленял этот порочный круг. Вряд ли можно сразу справиться с шокирующим перевоплощением скромной, любимой жены в ненасытную охотницу за эротическими утехами. Геннадия уже завораживал самый сладкий грех, доведенный до абсолюта здесь же, в этой самой комнате, на его глазах. Он все еще не вполне осознавал — явь это, или сон. Тем не менее, невольный созерцатель столь откровенного второго "я" любимой женщины потянулся к губам своей супруги. И уже касаясь их, отметил про себя, что красивые губы заметно опухли от страстного орального соития с любвеобильным свекром…
Но вот печать сладких уст закрепила их тройственный союз, который устраивал вроде бы всех, включая Вазгена, Жанну, Саркиса и даже Лику. А, возможно, и еще кого-то, кто уже начал отсчет своего пребывания в чреве Алены…