Егор напряженно сглотнул. "Так что на зоне тебя уже хорошо знают и ждут с нетерпением. Ты был кумиром девочек-подростков и сексуально неудовлетворенных домохозяек, а станешь звездой тюрьмы, — продолжила Яна, — точнее, не ты, а твоя жопа!" — со смехом добавила она, хлопнув его по заду. "Сука! Мразь!" — не выдержав, крикнул Егор сквозь слезы. "Надо же какая узкая маленькая дырочка, — с притворным удивлением звонко засмеялась Яна, словно не слыша его и продолжая грубо работать средним пальцев в заднице старшего брата, — той ночью, когда ты, сопя, набросился на меня и грубо сунул свой член, я думала, что умру от боли — это были худшие три минуты в моей жизни, и за каждую из них ты заплатишь годом боли и унижения.
Думаю, это справедливо. Я позабочусь о том, чтобы к тому времени, когда ты выйдешь из тюрьмы, тебе в жопу легко входил кулак взрослого мужчины!" Егор почувствовал, как вопреки его воле по всему его телу пробежала судорога — он закатил глаза и пронзительно замычал — на фото под ногами упали тяжелые капли. "Надеюсь, это твоя последняя эрекция и последняя сперма, — Яна резко вытащила палец из заднего прохода Егора, так что парень сморщился от боли, — предлагаю тебе прямо сейчас подписать признание". Пока Егор, всхлипывая, натягивал штаны, начальница тюрьмы разложила на столе бумаги, а Яна, сорвав с руки перчатку и с отвращением швырнув ее в мусорное ведро, села за стол. Она не проронила ни слова, пока Егор, обхватив голову и беззвучно шевеля губами, читал заранее подготовленные признательные показания (Яна написала их вместе с Кариной и Настей, с которыми она познакомилась сразу после ареста Егора и которые с тех пор стали ее лучшими подругами) .
В комнату вошла уже знакомая ему женщина-следователь. Наконец, Егор, непривыкший так много читать, хмуря лоб, добрался до последней строчки, неуверенно кивнул следователю и равнодушно поставил свою подпись там, где она ему указала. "Ты должен быть мне благодарен, — задумчиво проговорила Яна, — мне кажется, было бы справедливее, если бы ты ответил перед каждой девушкой, которую ты обидел". Яна слабо улыбнулась и продолжила: "Скажи, тебя ведь до суда и дальше будут держать в одиночной камере?" Егор угрюмо поднял на нее покрасневшие от слез глаза: "Да. А что?" Яна пожала плечами: "Ничего, просто я слышала, что тюрьма переполнена, и возможно тебя уже сегодня вечером переведут в общую камеру". Егор резко выпрямил спину и беспокойно оглядел сидевших перед ним женщин. "К сожалению, вынуждена подтвердить эти слухи, — нахмурившись и покачав головой, произнесла начальница тюрьмы, — это, конечно же вынужденная мера, поскольку нам крайне нелегко поддерживать порядок при таких условиях: тридцать человек несколько недель находятся в одном тесном помещении, даже коек на всех не хватает".
"Да, — продолжила Яна — и совсем недавно госпожа следователь рассказала мне очень неприятную историю об одном молодом человеке, который около месяца назад попал туда по ложному обвинению". "Ах, бедный юноша, — энергично закивала следователь, — помню-помню: такой вежливый и улыбчивый, золотистые волосы до плеч — полиция задержала его по ошибке: злая детская шутка: кажется, какая-то девочка захотела ему отомстить за какой-то пустяк: Конечно же, уже через два дня мы во всем разобрались, но — следовательница тяжело вздохнула, — вы же знаете этих мужчин, этих необузданных самцов, они теряют голову, когда их надолго разлучают с их женами и подругами, — мальчика госпитализировали с выбитыми передними зубами, ушибом яичка и разрывом прямой кишки". "А я ему тогда сразу сказала, что длинные волосы до добра не доведут:" — начало было упрямо возражать начальница тюрьмы, но взглянув на Егора, замолчала. Яна и следовательница тоже подняли глаза на сидевшего перед ними парня.
Лицо Егора позеленело от страха, челка намокла от выступившего на лбу холодного пота, левый глаз заметно дергался — он открыл рот, но долго не мог ничего выговорить: "П-п-пожалуйста: , — наконец проблеял он, — не надо: я же: все подписал:" — по лицу Егора вновь потекли слезы, смешиваясь у рта с носовой слизью. "Я же все подписал!" — зарыдал он в полный голос, так что следователю и начальнице тюрьмы стало за него стыдно. Довольная произведенным эффектом, Яна ударила брата по щеке, заставив того замолчать, и заговорила: "Ты сможешь и дальше оставаться до суда в одиночной камере, если подпишешь еще одно признание!" "Какое признание?" — затравленно пробормотал Егор. "Ты ведь помнишь Полину, которую ты трахнул у нас дома? Ты ведь давно к ней подкатывал, но всякий раз она отказывала тебе, потому что у нее был парень.
Настоящий мужчина, отслуживший в армии, — не чета тебе и твоему дружку-дегенерату". Да, теперь Егор вспомнил и Полину, нервную блондинку с большой грудью, и ее парня Глеба — дружелюбного здоровяка, после армии работавшего мастером в тату салоне. "Вы не поверите, — продолжила Яна, обращаясь к остальным двум женщинам, — но этот подонок так двинулся на Полине, а точнее на ее сиськах, что они вместе с Кириллом решили избавиться от Глеба. Пришли к нему в салон, и пока Глеб, который наивно считал их своими друзьями, бесплатно работал над очередной татуировкой Кирилла, мой брат подкинул ему пакет с наркотой. Парень получил пять лет тюрьмы, а Егор его девушку, которую он, правда, бросил через месяц". "Я: это все: Кирилл:" — пробормотал Егор. Он хотел еще что-то сказать, но услышав лязг открывающейся двери, вздрогнул и замолчал. Охранники ввели в комнату заключенного — высокого бритоголового мужчину лет двадцати пяти, казалось, полностью состоявшего из мускулов.
Егор поднял на него слезящиеся глаза, раскрыл рот и что-то сдавленно прохрипел. "Надеюсь, вы узнали друг друга?" — с улыбкой спросила Яна. Мужчина кивнул в ответ и сделал шаг навстречу Егору. Переглянувшись с Яной, следователь и начальница тюрьмы, спешно собрав бумаги, поднялись со своих мест: "Не будем вам мешать". "Подождите, — еле слышно прохрипел Егор, — не оставляйте меня вместе с ним: вы не можете: так: поступить со мной". Он поднялся со стула и попятился к стене. Глеб, а это был он, спокойно сел на один из освободившихся стульев, широко расставив ноги и сложив на груди мощные руки, покрытые татуировками. Он не сводил глаз с прижавшегося к стене дрожащего Егора, казавшегося рядом с ним испуганным маленьким мальчиком. Похоже, время, проведенное в тюрьме, сильно ожесточило Глеба — он стал совсем другим человеком. Егор медленно сполз по стене на пол. Какое-то время все молчали. Наконец, Глеб, не говоря ни слова, поманил Егора пальцем.